Анна Петровна Керн. гл. 8

8

В фигуре её необычность сквозила,
Ей что-то, являя во всей простоте,
Девичье  наивное словно та сила,
Всю дань отдавая её красоте.

Но время их встречи всё ближе и ближе,
Они уже вместе, в Тригорской семье,
В общенье серьёзен, он с нею всё тише
И тон ироничный оставил себе.

Как вспомнила Анна, был грустен, угрюмым
И не;многословен, без всяких острот…
В михайловском парке он стал ей любимым
И он, как поэт, нашёл к Анне «свой брод».

Её удивил, вспоминая их встречу,
Приветливый вспомнил Олениных дом:
«Девический облик у Вас был в тот вечер,
Что Вас угнетало, как крест в доме том»?

Пора уже снять ей с души эту тяжесть,
Желанье пленять, кружить головы всем,
Возможно, мужчину желанного свяжешь,
В ней есть та пружина и знает ей чем.

Её жертвой в ту пору и там же, в Тригорском,
Помещик стал, Рокотов – брат в их семье,
Но им помешали и в плане столь горьком,
Вновь с мужем осталась «на прежней скамье».

Она разрешила писать ей посланья,
Ей в Ригу летели одно за другим,
Все письма и вирши, где в жгучих желаньях,
Поэт в своих чувствах к ней очень раним.

Они все настолько распа;лены страстью,
Что даже могли бы прожечь бандероль,
Все чувства – сродни неуёмной напасти,
В них явно сквозит постоянная боль.

И рвутся наружу в их наглом стремленье,
Восторгом и ревностью, даже тоской,
Досадой и нежностью, благоговеньем,
Всем тем, чем душа лишь охватит собой.

Как сгусток всех чувств, нам даруемых богом,
Семь пушкинских писем, дошедших до нас,
Они все пронизаны страстностью слога,
Читать их – так это же кладезь прикрас.

Легко нам представить теперь эту гордость,
Какая взяла её, женщину в плен,
Она ощутила не то, чтобы бодрость,
А даже любовью возможный обмен.

За крест, что возложен родительской волей,
На юную Анну в расцвете тех лет,
Судьба награждает внезапной любовью,
Возможной защитой от будущих бед.

Она научилась противиться воле
И мужа, пригретого ею в судьбе,
Своей незавидной и рабской той доле,
С которой до си;х пор живёт вся в борьбе.

Итогом стал первый побег в её жизни,
От мужа, кто стал ей подобно стене,
Убил в ней, присущие словно отчизне
Все чувства, как женской природной судьбе.

Побег был подобен проделанной бреши
В плотине природных её женских чувств,
И брешь расширялась, дав силу той течи,
Помог ей понять – женский дух её пуст.

В её дневниках нет ни строчки претензий
На дикую разницу в возрасте их,
Характер у мужа, как нож острых лезвий,
Был грубым мужланом у Анны жених.

Семейную жизнь подчинил он военной,
Солдатом родился и чин – генерал,
Она же в семье, став женою, как пленной,
Её, как жену, просто не уважал.

Топтал интерес её к личному миру,
Скандалы пришлось ей терпеть «в пустяках»,
Жизнь с мужем сравнима с казарменным тиром,
Она в нём – живая мишень на ногах.

Нет женщин, себе не дающих оценки,
Природой достоинства, данные ей,
Не терпят держать их в тюремном застенке,
Мужской доброте ей отдаться бы всей.

Попранье мужьями их женских достоинств,
К плачевным итогам приводит их мир,
Когда же и муж – из казарменных воинств,
Любовный и мирный отсутствует пир;

Тогда – она в поиске новых укрытий,
Ей нужен мужчина, любовник иль муж,
Он должен найти в ней всю массу открытий
И не тяготиться нести этот гуж.

«Была бы надёжной и верной подругой,
Семейный престиж сохраняя во всём,
Коль мне б генерал настоящим стал другом,
То не наступил бы семьи нашей слом».

У Анны Петровны на редкость был лёгкий,
Характер прощающий, склонный к добру,
Напротив, у Керна он был слишком жёсткий,
Он тем и сгубил свою с нею судьбу.

А он, как самец, насладившись любовью,
Всегда забывал о красивой жене,
Доволен, как муж, он лишь данною ролью,
А в остальном, пусть горит всё в огне.

Отлучка её из родного ей дома,
По сути, был первый от Керна побег,
Она лишь усилила мужа всю злобу,
В семейных делах он плохой был стратег.

Почти десять лет нахождения в браке,
Все годы не ведая чувства любви,
По сути, живя в постоянной с ним «драке»,
Решили дальнейший исход их судьбы.