Я не вижу...

Видит Бог, я не вижу
Как видит другой.
Я не жил, к сожалению,
Раньше ли, позже.
И мой Вавилон эфемерен,
Мой Рим - только мой.
И на тот, на другой
Они вряд ли похожи.
В волшебных аккордах моих нулевых
Другие услышат тоску вырождения.
Мыслимо ли быть живым, и живых
Вести средь живых до умерших учения?
Трогают нити ли, видят ли суть?
Есть ли она? Существуют ли нити?
Я упаду ли, иль я вознесусь?
Кто судьи, и кто будет после судить их?
Политика - ересь. Оставим её,
Но только пока она не убивает.
Пусть овцы пасутся, пусть пастырь пасёт.
Но помните - пастырь - лишь тот, кто спасает.
Отвергнем раздоры, посмотрим в глаза.
Дурак есть дурак, всякой расы и цвета.
Про зло и добро можно то же сказать.
Но все понимают, и надо ли это?
Чему научить выцветающий мир
Филосову черствому пост-гуманизма?
Кто слышит, когда переполнен эфир
Эфирными тварями клиповой жизни?
Я - много вопросов.
Я - трещина в массе.
В меня утекают ответы.
Я их презираю. Питаюсь. От них
Веет потом.
И затхлостью старого "где-то".
Здесь гетто
Я запрет со мной
В одинокий покой
В квартале пожёваной дряни.
Смиритесь, стремитесь,
Согрейтесь. Мы сами -
Армагеддон.
И кажется мы
Когда-то давно
Уже догадались об этом.
Я выйду раздетым до нижних острот
На тёмных задворках телеэфира.
Включайте меня, посмотрите мне в рот -
Оттуда пойдёт сотворение мира.
Поставьте здесь точку. Продолжим с неё.
Все - заново, злобно и - молодо, грязно.
И тут-то душа, наконец, запоёт.
И в каждой из нот будет слышаться счастье.
Проблема не в нотах была, но в ушах.
На новые всё расцветает, сочится.
И пусть для меня часы сильно спешат,
Такие мечты не умеют не сбыться.