Клевета

       
Клевета

Далекой зимушкой московской
в большой писательской тусовке
назрел невиданный скандал

Какой-то графоман бесовский
орал, что видел, как Твардовский,
«С похмелья, видимо, Твардовский
у Бара шапку продавал!

Тот бар на Пушкинской, что ныне
не представляем и забыт,
слывя «Оазисом в пустыне»,
был всемосковски знаменит.

Там за общением и кружкой,
день ото дня, из года в год,
чтоб отвести порою душу,
случался всяческий народ.
 
Под сенью данного кружала
сходились, как семья одна, 
профессора и генералы,
и работяги, и шпана.

На бесшабашном этом вече,
на страх гэбистам и ментам,
такие выдавались речи,
такие битвы были там.

И средь отрепьев и бостонов,
в том помрачающем раю 
не раз сжигал  Андрей Платонов
зарплатку дворничью свою.

И вспоминал, как здесь, напротив,
ещё недавно ввысь и вширь
с иконой Иверской в воротах
Страстной тянулся монастырь…

Но я, конечно, не об этом.
А всё о том, что некий фрик
глумился над большим Поэтом
за то, что тот, хоть и велик,
любимец сталинский, везунчик,
трибун народный и сокОл,
дойдя в подпитии до ручки,
сшибал копейки, сир и гол.

Всё  это в ы л о с ь 
в ЦеДеэЛе,
где (кто втрезвях, кто  во хмелю)
таланты, веря и не веря,
внимали подлому вралю.

А он с дружками бесновато
и торжествующе вопил,
что у творца-лауреата
никто шапчонку не купил.

Что ж, много всяческих падений
являла всюду жизнь, ярясь
И не один всемирный гений
судьбою окунался в грязь.

Но даже сброшен и унижен,,
под улюлюканье и вой,
он был божественно возвышен
над всякой низменной толпой.

И видя, как ликуют твари,
на это скопище хорьков,
вдруг в зажигательном ударе
пошёл набычвсь Смеляков.

За ним Светлов. Застыли молча.
Вот- вот произойдёт беда…
И в ужасе заткнулись сволочи,
и разбежались... кто куда..

И вновь таковски-растаковски
привычно разрядился зал.

Ну а Твардовский…
А Твардовский ушанку
и не продавал.

Лишь увидав, что он без денег,
в застое творческом, без сил,
его знакомый академик,
с собой смущённо  пригласил.

Туда, где в торжище притонном,
привычно совершая дубль.
поверженный Андрей Платонов
д о г у л и в а л
последний рубль.