Горсад

В Горсад мы проникали не по входным билетам,
а сквозь дыру в заборе, сползающем к реке,            
где илистые тропки и дикий пляжик летом,
где  сохли наши плавки на рыжем тальнике.

Всего-то лишь раздвинуть окрашенные доски –
и ухнешь с головою в таинственную  тень.
Здесь сосны вековые скрипят по-стариковски,
медведь на постаменте и  гипсовый олень,

и крытая эстрада  для  здешних музыкантов,
(я так мечтал гитару держать наперевес!),
а  за  эстрадой - сцена с красивым транспарантом
с  цитатой про культуру и  про  КПСС.

Мы часто там бывали и  хлопали в ладоши,
восторженное  «браво» приветственно  крича
и сводному оркестру на слётах молодёжи,
заезжим лилипутам и бравым циркачам…

Нам, шпингалетам малым, играть да веселиться,
каникулы приспели – заслуженный сезон!
Но за оградой  парка – районная больница
с  тюрьмой неподалёку  (по-новому – СИЗО).

Шпана и безотцовство, и очереди всюду,
и  уличные битвы, и Вася-инвалид,
безногий, на тележке, везёт сдавать посуду –
глядишь, и продавщица его опохмелит.

Мы многого, конечно, тогда  не замечали:
безрадостные лица, юдоль да  нищету…
А в мудрости  великой  -  великие печали,
всё в мире преходяще, как деньги на счету.

Не ведали, не знали, какие катаклизмы
придутся на двадцатый и двадцать первый век.
Мы радостно шагали к победе  коммунизма,
гордясь высоким званьем – советский человек.

Наивность и безверье – опасное соседство.
Пусть  сцена и эстрада давно пошли на слом,
но беззаветно предан я собственному детству,
любимому Горсаду и девушке с веслом.