Цикл Времена года

Весною, когда земля оттает, люди тоже как будто становятся мягче.
Максим Горький



Село Остров*

Моя душа спешит за горизонт,
Её манит неведомое благо,
От умиления я начинаю плакать,
Раскрыв шатёр добра, как ветхий зонт.

Распев добра подобен алтарю,
Ему внимает хор протяжный.
В шатровой лествице многоэтажной
Я перед Богом в сумраке стою.

Повсюду остров и моё жилище.
В край полусферы, в тонкий горизонт,
Плывёт ковчег мой:
  парус — неба зонт,
А вёсла — липы, воткнутые в днище!

*Село Остров венчает древняя (16-й век) шатровая Преображенская церковь.
Вкруг церкви гибнет вековой липовый парк. Обитель Божия и парк расположены на взгорье, или как говорят в народе: «На Русском Фаворе!»



Шелковистое окошко

Когда сиреневое плавится в багровом,
Прощальную рождая небылицу,
И прячется в коричневые кровы
За дальний лес вечерняя зарница,

Люблю глядеть, как тихо замирает
Ржа солнца, словно шёлковая прядь,
Отстриженная в детстве, и на память
Положенная в старую тетрадь…



Петрович в листопаде

Если взять очень старое слово
И вложить в молодые мехи,
Прозвучит оно ново.
И снова
Будем пить и писать стихи!

Драгоценные палочки-строчки
Я под рифму сложил на ладонь
И сквозь щель приоткрытой форточки
Их на улицу выбросил вон.

Разлетелись они, разбежались,
Будто листьев осенних медь.
Только дворник сказал: «Пожалуйста,
Не сорите в окошко впредь!

Я вам честно скажу, по совести,
Я бы вымел всё в аккурат,
Но «печальнее нету повести» —
Я мету, а они лежат…»

Чтобы как-то утешить дворника,
Я с тетрадкой вышел во двор.
Это было в начале вторника,
Так со вторника и до сих пор

Мы гуляем с Петровичем по двору,
Пьём вино и читаем стихи.
И легко нам обоим, и здорово,
Даже если стихи плохи!



У зелёного окошка

Какая странная, назойливая муха?
Летает в комнате и гадит на предметы.
И как противен в душный вечер лета
Коварный жупел комара над ухом!

  Как хорошо по вечерам над речкой
  Сидеть с любимой в запахах сирени,
  Ломать пустяшный стебелёк растений
  И слушать, как колышется сердечко!

Какая муха странная однако?
Пересчитала всё, кроме липучки.
Висят в окне сиреневые тучки,
Готовые вот-вот меня оплакать.

  Ага, попалась, муха дорогая?
  Теперь жужжи иль не жужжи — едино.
  Хотя по совести — я поступил бесчинно:
  Угробил муху, а за что – не знаю…



Зарисовка

Багор* оплавил горизонт
В вечерний пунш зари.
Хмелея, колокольный звон,
Уснул в оврагах и
Рассыпал гулкий звукоряд,
Как тёртую муку,
На гармоническое «ля»,
На крик совиный «У-у…»,
На шорохи ночных зверей,
На шелесты в садах,
На ржанье вольное коней
В подтопленных лугах…

* Багор — (устар.) пурпурный цвет.



Под солнцем Итаки

Море – талая туча,
вдавленная горизонтом
в йодистую и пахучую
плешь между Нилом и Доном!



Сумерки в горах

В лиловом сумраке, вдали
Привычно остывало небо.
Махровые седые пледы
Томились в армяках земли.

Напевный глас тысячелетий
Негромко верещал сверчок.
Но вот захлопнул сундучок
И он,
Певец невидимый,
                последний…



Пальмы Афганистана

Грустит придорожная пальма,
Тихо ветвями колышет.
Пальма ветвями, как пальцами,
Неба ласкает излишек.

В небе белое облако
Сахарной ваты слаще.
Облако смотрит: волоком
Мальчик ослика тащит.

Ослик хмурится, топает —
Не мил ему строгий арапчик!
Смеётся над осликом облако,
А пальма грозит ему пальчиком.

Вот вам, друзья, арабеска:
Пальма, Облако, Ослик.
Сейчас там другое место:
Воронка и чьи-то кости…


Лодка в океане

Глазам не верю — Океан,
Притих, как барс, передо мною,
Раскинув лапы к берегам
Ленивой пенистой волною.

Мурлычет полосатый бриз,
Лоснится, щурится под солнцем.
Могучий барс, как хитрый лис,
Притих…
Ладья искрится донцем

В путине голубой волны.
Опасности не ощущая,
Плыву от берега вдали,
Не ведая судьбы печали.

Вдруг пены яростный глоток
Качнул полуденную лодку,
И рыкнул Барс: «Держись, браток,
Теперь поговорим в охотку!»