ВОВА

Пригород Питера. Агнес с мужем Вовой жили в деревянном доме. Им было по сорок. Их дочь жила у гражданского мужа. Дом давно покосился. Дверь с улицы в сени плохо закрывалась. Дуло. Огородом никто не занимался уже много лет. Он зарос мелкими деревцами. Было уютно смотреть из него из окна. Дом был двухэтажным и устроен как две половины с двумя входами. Первый этаж занимали Вова и Агнес.

Агнес работала в городе бухгалтером. На втором этаже жили другие люди. Поселок находился в лесу. Был ноябрь. Вова работал в поселке почтальоном. Было утро субботы. Агнес варила суп. На кухне было жарко и солнечно. Вова сидел с комнате и слушал кухню. Вова любил этот женский уют с его стуками, шкварканьями, бульканьями, запахами. Вова спросил у жены, где фотоаппарат. Вова сказал, что к ним в отделение сегодня кто-то важный приедет. То ли ветеран тыла, то ли ударник труда. Вова захотел все это дело снять. И пообещал. Вова уже опаздывал. Агнес всплеснула руками. Что ж ты вчера весь вечер просидел. Фотик вон.

Но он же не заряжен. Мы ж с лета его не брали. Надо ж было вчера поставить на пару часов. И с утра перед выходом немножко. На улице снимать? Зима же! Вова ушел. Что за дурак. Сверху грянул соседский телевизор. Из него завизжало, бабахнуло, заплакала женщина, и заиграло фоновое пианино. Суп был готов.
Агнес ушла по делам. Пока шла до станции, думала о фотике. О том, что она скажет Вове, когда вернется. Они жили уже двадцать лет. И каждый день у Вовы был фотик. И каждый раз по двум причинам. Вова не думал наперед. Вова поздно просыпался. Каждый день жизни Агнес проходил под знаком абсурда.

Только из-за несоблюдения Вовой этих двух элементарных вещей. Первые годы Агнес каждый день много раз повторяла Вове одинаковые очевидности. Так надо ж раньше было встать! Ну Володь, ну найди ты с вечера, ну приготовь все документы! Ну не спи ты до упора, ну встань на пятнадцать минут раньше!

Почему перед выходом нужно каждый раз что-то судорожно искать? И не могла понять. Он или издевается над ней. Или игнорит как муху какую. Или тупой. Потом Агнес начала его вести. Следить сама, чтобы он все приготовил. Заставлять раньше вставать. Она заметила, что он это не ценит. Не понимает. И бросила. Все равно, даже если целый день его водить за ручку, он продолжает жить в своей ему одному понятной аритмии. Потом Агнес перестала реагировать и волноваться. Ничего не напоминала. Не говорила – ну так надо ж, Володь, было.. Так что ж ты.. Жизнь шла своим чередом. И все было как было. То есть по-прежнему. Потом Агнес попыталась все начать обращать в шутку. Но в конце концов и это надоело.

Ну не могла она сидеть спокойно, когда он вечером ложится, а телефон у него не заряжен. А утром шутить. А ему как горох об стенку. Или нужно купить билеты на поезд к морю, подходит время, а он все чешется. Они что, у туалета поедут? Или сидя? И Агнес смирилась. Она отбросила тактики, стратегии, воспитательные линии, попытки его изменить. Решение пришло как-то само собой. Но прежде всего она перестала пытаться изменить себя.

Реагировать так, как было бы противно ее сущности. Сдерживаться, когда невозможно. Игнорировать, когда не может. Она стала в каждой отдельной ситуации органичной. Захотелось его повоспитывать-она воспитывала. Захотелось напомнить - она напоминала. Захотелось поехидничать – она не напоминала. Но делала она это не для него. Не для того, чтобы его изменить.

Она это делала для себя. И в этой своей естественности, в отсутствии ожидания перемен она успокоилась. Вот так они и жили уже лет пятнадцать. Сегодня ей хочется отчитать его за этот фотик. Когда она вернется, то отчитает его за этот фотик. И еще зайдет на почту и все узнает. И дома еще напустит туману. Она знает, что это ничего не изменит. Но ведь сделает она это для себя.
Вова вернулся. Было тихо. Только наверху у соседей разговаривал телевизор. Вова лег на диван и стал мечтать. Больше всего на свете Вова любил мечтать. То он представлял себя гениальным вратарем.

Который бессовестно просит у клубов бешеные деньги. Мир в шоке. А все деньги он тайком отдает на лечение детям. И после его смерти мир узнает об этом. И все опять в шоке. Или он представлял, что у него рост как вон до той антресоли. А предплечья толщиной с трехлитровую банку. Вова, потянувшись, повернулся на бок. Он не хотел быть почтальоном. Он никем не хотел быть. Раньше он хотел быть актером. У него, как говорили, был интересный типаж.

Тощий мужчинка с большим носом и мультяшным голосом. Вова после армии несколько раз поступал в разные училища. Ему неплохо давалась актерская игра. Но он хотел большего. Он не хотел играть. Вернее, он хотел играть так, чтобы игра исчезала. Быть настолько естественным, чтобы перестать быть актером. Он пытался это понять. В это вникал. Он прочитал всего Станиславского. Он репетировал до обмороков. Спорил. Он вживался в роль так, что становился героем анекдотов. Он разбирал каждое слово и букву текста. Но выходил играть - и ничего. Чуда не происходило. Мало того, чуда не было и у других актеров.

Все игра, игра, игра. Вова вышел в сени покурить. И неправда, что старые опытные актеры хорошо играют. Просто они настолько циничны, настолько обнаглевшие в своей безнаказанной знаменитости, настолько расслаблены и развязны, настолько презирают всех и вся, настолько не волнуются, что это им сходит за хорошую игру. Это не то. И Вова бросил. Он не хотел заниматься тем, что заключает в себе лишь обезьянничание и умение носить костюм. Его понесло. Он успел послужить по контракту на границе, поработать на севере на нефтедобыче, посидеть в тюрьме. Теперь, вот, почтальон. В дверь дуло. С улицы в щель протиснулась кошка и мяукнула. Они вошли. Вова сделал себе чай. Вместе легли на диван. Сосед сверху затевал ссору, то ли с внучкой, то ли с дочкой. Слышимость здесь была очень хорошей. Внучка была крупной женщиной лет тридцати.

Дочка тоже немаленькой. Сосед был раза в полтора их больше. Когда эти огромные люди ссорились там наверху, в своих тесных комнатках, казалось, что сейчас дом не выдержит, и всё рухнет прямо тебе на голову. Вова с опаской уже много лет порой невольно поглядывал на потолок, даже когда там просто ходили. Пришла Агнес. Как ты будешь с этим жить? - неслось с потолка одной из больших соседок. Надо всегда заранее думать и готовить - говорила Агнес.

Что ты мне тут показываешь - протянул дед наверху. Что-то громко упало. Я сколько раз тебе говорила - продолжала Агнес. Пошутить решил что ли - сказал сверху телевизор. Вова точно отличил телевизор от соседей. Да не было его там! - вот это снова кричит большая соседка. Помести эту большую соседку на экран - появится актерство. Ненатуральность и жеманство. Напевность и неталантливость. Но почему же здесь она так бесподобно талантливо кричит на деда? Куда денется это неактерство перед камерой или на сцене? Почему на первый план выступит это гнусное фальшивое явление под названием игра?

Где этот секрет? Да, буду - сказал телевизор. Ты подвел людей – сказала Агнес. Не хватит, не хватит! - орал дед. Телевизор заплакал. Господи - подумал Вова. Они хотели сделать стенгазету - Агнес согнала кошку и села рядом. Так почему же можно быть актером, но хорошим - никогда? Даже в хорошем кино, даже в хорошем театре - думал Вова. За эти годы он смирился с тем, что не стал хорошим актером. Но не смирился с тем, что не нашел ответа на вопрос - как это, играть не играя. Его раздражало кино, песни, шоу. Там есть игра, то есть актеры.

А неигры, то есть хороших актеров, там нет. И он бы тоже не смог. Хотя прекрасно отличает игру от неигры. Агнес нашла свою гармонию. И она научилась работать со своим раздражением от бесполезности изменить Вову. Вова тоже нашел свою гармонию. Сомнения и неопределенность, вечный абсурд и хаос были истинной органичностью Вовы. Бесполезный поиск ответа на вопрос о хорошей актерской игре был его гармоней.

Но, в отличие от Агнес, работать с раздражением от бесполезности своего поиска он так и не научился. Кошка опять запрыгнула на диван. Соседи затихли. Агнес наговорилась себе и успокоилась. Был уже ранний вечер. Вова обнял Агнес. Стало тихо. Хорошо бы супа. Агнес включила телевизор и вышла из комнаты. Шел российский сериал. Где-то в спальном районе под деревом стояли мужчина и женщина. Они держали друг друга за руки. Я тебя всегда буду помнить - говорил он. Я тебя тоже - говорила она. Вова встал и вышел из комнаты