Том 2. Глава 26. Раскаяние на пепелище

Глава 26. Раскаяние на пепелище

В столицу прибыл. Сад и двор
и особняк его сожжённый
здесь также был, как отчий дом.
Лишь пепел с пустошью кругом.

«Опять сгоревшее жилище!
Как много пережито! – Он
подумал. – Что ж, теперь я – нищий.
Друзей и власти я лишён.

Я ненавижу ныне чувства,
но что же не стихает боль?

Я ради магии искусства
отвергнул всё, а что обрёл?

Отца, я думал, уваженье?
По факту – лишь его презренье.
Я был готов и жизнь отдать
тогда ещё в далёком детстве,
чтобы спасти его.» Опять
лишь с горечью с мукою в соседстве
терзала грудь. «Не навещать,
я был готов в поместье мать,
забыть друзей, себя предать,
чтоб только вместе колдовать.

Поскольку я желал все годы
одной единственной свободы.

Но путь неверный я избрал.
Рок отвратить пытаясь, глубже
в пороки новые впадал.
И узел несвободы туже
цепи порочной я вязал.

Мне ничего уже не нужно,
ни мстить, ни жить, лишь умереть.

(На землю бросил он оружье.)

Блуждать ужасно больно средь
воспоминаний. Но забвенье
придёт ли, только стану тенью?
Ведь я проделал ритуал,
чтоб помнить всё, не забывая.

Взошёл на ветхий он причал.
Смотрел, как бьётся пена в сваи.
Он в воду броситься желал.
Стоял, с минуту размышляя.

Услышал звон колоколов
вдали, сказал: «Я не готов
так малодушью подчиниться
и умереть. Я из темницы
не для того бежал. Лишь месть
осталась мне, а жажда власти,
на трон желание воссесть –
желанья отняты сейчас ты.
Я позабыл земные страсти,
но отстою отмщеньем честь.

Я в аскетизме, и в бесстыдстве –
всегда один. Ну так и быть.
Я разорвал обетов нить.
Как смел я о самоубийстве
подумать? –В воду он взглянул,
смотря в своё он отраженье,
Рукой по водам плесканул. –

Был взлёт, и вот – моё паденье.
Я понят только был одним
отцом, но предал я родного
из-за тщеславия земного,
поскольку я был предан им.

Я потерял так много, что же
в минуту эту об отце
я только думаю. Нет, Боже!
Избавь меня, пускай в конце,
от этих уз! Он – враг мой лютый,
противны мне: его мораль,
девиз о цели пресловутый.
В его груди не сердце – сталь.

- Не ври! Я сделал, что просил ты.
Свободен ты. Мне очень жаль,
что не они, кто носит килты
свободны так. – Взирая в даль,
стоял Алистер у причала. –

Уилл, я сделал разве мало?
Подумай сам и трезво. Я ль
толкал на грех тебя? Не путай
своё стремление с моим!
Грешил ты сам, но спас тебя я.
Ты был унижен, – мстил я, зная:
тебе я выбор дал. Ты им
вполне воспользовался. Выбрав,
на нет ты свёл свой результат.
Ты был бы мудр и богат.
Но цели разных двух калибров
себе ты ставил: знаний клад
и поиск славы, удовольствий.
Две ставки сделав наугад,
ты проиграл.

[Уильям]
                - Не разглагольствуй!
Знать не хочу тебя я! Жизнь
ты мне испортил.

[Отец]
                - Я ль испортил?
А не свершённый ли набор дел
тобой?
[Уильям]
             - Сказал я: уберись
отсюда!
[Отец]
              - Можешь ненавидеть
того, кто спас тебя не раз?
Я должен это был предвидеть.
Вот «благодарность» мне нашлась!

- Сгинь! – Крикнул сын с остервененьем. –
Моим нет счёта преступленьям
из-за тебя! Ты виноват!
Ты превратил мою жизнь в ад!
За то, что раз я обратился
к тебе за помощью! Цена
за то поистине страшна!
Уже я многим поплатился,
но что осталось – забери!

[Отец]
- Ты будешь мёртвым до зари.
И это – не моё желанье,
а рок, твой выбор, твой контракт
со мной.
[Уильям]
                - Прошу: без оправданья!
Ты мстишь. Я знаю, это факт.   

Тебе что сын, что враг. Ни малость
нет разниц для тебя. Ты не
способен к состраданью. Жалость
чужда твоей душе вполне.

[Отец]
- Поскольку жалось – это слабость.
Слова твои? Припоминай…
[Уильям]
- Так вот каким ты бумерангом
мне возвращаешь грех мой?
[Отец]
                - Знай,
всегда расплата – выше рангом,
чем грех. Прими. Не избежать.

[Уильям]

- А состраданье?..
[Отец]
                - Сострадать
равно тому, что потакать
греху. Ведь сам ты то осмыслил.
Ты шёл на всё и не прощал.
А мне ты скажешь: «Постыдись» ли
моим грехам, чей вес так мал?

- Исчезни! – Крикнул сын что силы.
Я ненавижу тебя!
[Отец]
                - Я
имею право ненавидеть
тебя сильней, чем ты меня.
[Уильям]
- Ты доказал свою «заботу»!

Расхохотался Вильям лишь
от злости только, пнув камыш.

Исчез отец. Взглянул на воду
Уильям зло, ведь так она
его манила. Всюду ивы
росли по берегу залива.

Закат за рясой облаков
был ярко-розово-лилов.
И снова звук колоколов
по ветру чистому раздался.

[Уильям]

«Я исповедаться хочу.
Затем предстану палачу…»

Он на коня вскочил и мчался
туда, закат где разгорался.
Редели заросли ольхи,
и были крики птиц тихи.

Опустошённость от разлуки
с отцом с презрением к нему
в душе он чувствовал и муки.
И думал: «Как я смерть приму?»

***

Увидел он собора шпили.
На фоне – пламенный закат.
А рядом – монастырский сад.
В колокола к вечерне били.
И в церковь люди заходили.
Немало Англии солдат.
Английский носят все наряд.
И, будто, в килтах нет шотландцев.
Все выдать клан теперь боятся.

Коня оставив у ворот,
Уильям в Божий храм идёт.

Не проявляли интереса
к нему никто, и к людям он.
Стихает колокольный звон.
И, будто ангельская, месса
теперь звучит со всех сторон.

[Хор:]
«Творца я славлю Всеблагого!
Признаю, Боже: грешен я!
Но скажешь ты одно лишь слово –
душа очистится моя.»

Уильям стал перед распятьем.
И вот, коленопреклонён,
на образ Бога смотрит он:
«За что мне стала жизнь проклятьем?
Я предал всех: людей, себя.
Ко мне безжалостны все люди.
Ты – тот, кто милосердным будет,
ко всем, нас, грешных нас любя"

Под сводом арок реет ладан.
Блестят в закате витражи.

[Уильям]
«За что я мучаюсь, скажи!
Моей ли жизни путь угадан?
Я очень много согрешал,
но, Боже, я бы всё отдал:
и власть, и призрачную радость,
чтоб дух очистить, грех не знать.
От этих стен исходит святость.
В молитвах этих – благодать!

[Хор]
- Принявший грех наш, Божий Агнец,
помилуй нас! Среди сует
не склонит наши души мрак ниц,
ведь нам сияет Божий свет!

[Уильям]

- Я каюсь, Господи Иисусе,
что жил сперва среди утех,
затем с отцом своим в союзе
я колдовал. Прости мой грех!

[Хор]

- Тебе мы, Боже согрешаем,
но уповаем мы, молясь:
как мы обидчиков прощаем
так ты простишь всех грешных нас!

[Уильям]

- Отец мой был моим кумиром.
Я шёл, куда б он ни повёл. 
Талант мой был мне ориентиром.
Но власти той фальшив престол.

Ты дал мне испытанье, Боже,
чтоб ложь я с правдой различал.
Нет, не отец мне всех дороже,
но ты, мой Бог, ты – идеал.

[Хор]

- Поют с тобою Херувимы.
Ты свят, Господь наш Саваоф.
Осанна в вышних! Бог богов
призвал всю землю неделимо
признать грехи, простить врагов.


Вот служба кончена. Пустеет
Собор. Допет последний стих
вечерней мессы. Хор утих
и рокот звучного органа.
Покинут всеми храма зал.
Уильям на колени встал
и стал молиться непрестанно.
Прочесть псалом не удалось,
не мог сдержать он больше слёз.
Он разрыдался, закрывая
лицо руками, пряча взор,
пытаясь будто скрыть позор
и слабость, от кого – не зная.
Не замечал, что он один
остался в церкви в позднем часе.

- Тревожит что тебя, мой сын? –

Аббат подходит в белой рясе
тогда к нему.
                - Страдаю! Я
греховен слишком. Нет прощенья!
[Аббат]
- Есть! Милосерд Бог, воля чья
дарует душам всем спасенье.

Быть может, исповедь свершить,
желаешь, сын мой?
[Уильям]
                - Облегчить
позвольте душу ренегата.

- Мы все грешны. – Сказал аббат.
И каждый в чём-то виноват.

Увидев добрый взгляд аббата,
присел Уильям на скамью.
Священник – возле. Начал скоро
Уильям, вниз потупив взоры.

- Узнали б вы вину мою,
то ужаснулись бы деяньям
моим.
            - Не поздно покаянья
свой голос к Богу вознести.
Грешим на жизненном пути
мы все.
              - Но я иных грешнее.
- Ты признаёшь грехи свои?
- Да. Молвить стыдно…
                - Не таи
пред ликом Бога грех.
                - Не смею!

Уильям поднял взгляд в слезах.
Вся жизнь – как грех! Я каюсь, ах!

Вся жизнь – ужасное безумство.
Отца я рано потерял.
Он был убит. Я клятву дал,
отмстить, затем я впал в распутство
и клятву ту не выполнял.

Я горделив, властолюбив,
я много нарушал присяг.
Я предал, и, врага убив,
я колдовал. Пред вами – маг. 

Я также каюсь в воровстве
и в том, что предал клятвы братству,
В убийстве каюсь, ренегатстве,
в распутстве, злобе, колдовстве.

И в том, что стал врагом народа,
Страну я предал, короля.
Грехам подобным нету счёта.
Друзей, любимых предал я.

Я чтил кумира, а не Бога.
Им был отец. Душа его
была наставником мне. Много
познав, лишился я всего.
Отца я предал, колдовство
и орден, по веленью рока –
страну, себя же самого.

Переступить не смог гордыню,
не смог Шотландию спасти.
На пепелище я отныне,
когда я смог уже почти
и власть, и славу обрести.

Я понял то, что слава – бренна.
Я понял то, что власть – пуста,
когда мораль при ней разменна,
когда преступлена черта.

Я многим людям ненавистен,
но сожалеть я не привык.
Я понял то, что поиск истин
не там, меня завёл в тупик.

Но что всего больней и горше,
что тот, кому я доверял,
меня использовал, мне лгал, –
отец мой. Больно до сих пор же,
и душу мне терзает гнев
с бессильем. Сам виновен в этом.
Моя жизнь кончится с рассветом.
Умру, но осознать успев,
как я ужасно ошибался
всегда по жизни, клятвы дав,
затем предателем их став.»

И тут Уильям разрыдался
второй раз в жизни. В 10 лет,
в тот самый день отцовой смерти
Так плакал он, как дал обет.

- Мне стыдно слёзы лить, поверьте.
- Они очистят душу. Плачь.
Не слабость в них, а покаянье.

- Одно мне страшно – пониманье, 
что мой спаситель – мой палач,
отец мой. Мир до основанья 
разрушен мой.
                - Ты крест свой нёс,
не поняв в ком искать опоры.
Спаситель лишь один – Христос.

- Я поздно понял. Гибель скоро.
Я понял в храме: как страшны
пути неправедных. Я грешник.
Не искупить моей вины.
Но верьте, я – не зла приспешник.

Мне жутко то осознавать,
что ты становишься как дьявол,
того желая наказать,
кто заставлял тебя страдать,
хотя тот человек избавил
тебя и жизнь твою исправил.

- О ком ты?
                - Об отце опять.
И каюсь я чистосердечно.
Я клялся зря – об этом речь, но
мне не вернуть былое вспять.

- Я знаю, что ты не лукавил.
Раскаянье из глубины
души особенно ценны.
Сплетает козни душам дьявол,
но отрекись от сатаны
сейчас навеки.
                - Отрекаюсь.
- Теперь уверуй во Христа.
- Я верю, верю ныне. Да!
С отцом хоть сила велика уз,
всего превыше вера та.

- Мой сын, тебе родитель дорог,
но узы – миг – от плоти плоть.
Прощающ, вечен лишь Господь.

- Мне доказал то, как никто, рок.

- Ты говорил, что на рассвете
простишься с жизнью?
                - Мне был знак.
- Солгут знаменья в колдовстве те.
Молись, мой сын! Творец наш – благ.

- Я посвящу всю ночь молитвам
здесь в храме. Вы позвольте мне!
- Я знаю, что Господь простит Вам,
молитву слыша в вышине.

Молись, мой сын, как подобает,
не только за себя молись,
но за врагов шли просьбу ввысь.
Тот жертву милости свершает,
кто благ для недругов желает.

- За них молиться – выше сил.
Они молитвы недостойны.
- К спасенью каждый вопиет.
- Не те, кто сеют в мире войны.

- Зачем погибнешь ты в рассвет?
Живя, ты много сделать можешь,
чтоб искупить свою вину.
- Не жить мне. Братья тайной ложи
предавшим смерть сулят. Похоже,
и я тот рок не обмину.
Лукавить что? Надежды нету!

- Я знаю, чей закон таков.
Ты в братстве был еретиков…
- Я предал их, хоть дал обеты
всю жизнь им верность сохранять.

- Об их злодействах слухов много.
И вот планируют опять,
себя считая выше Бога.
Давно пора их наказать.

- Вы не докажете вину их.

- Я помогу тебе бежать.

- Тому, кто ищет в ветра струях
подсказку, видит рок в огне?

Я колдовал, взывал к стихии.
А вы помочь хотите мне?

- Прощает Бог грехи любые.
А ты сознал вину свою,
ему принесши покаянье.

- Но я погряз во злодеянье!

 - Альтернативу я даю 
тебе иначе жить в итоге.
Отринув зло, искать путь в Боге
и жизнь прожить в монастыре.

- Но не хочу я жить никак уж.
В дворце ли, в келье не прикажешь   
себе забыть всё. На заре
с врагами буду драться я, как
того желал при смерти раз.
Меня уж гибель заждалась.

Был сострадателен и мягок 
аббата взгляд. 
                - Тебя, мой сын,
оставлю я. Ночь за молитвой
ты провести желал пред битвой.

- Да, помолиться я один
хочу. Меня благословите.
- Благословляю. Груз обид
оставить должен ты и мести.
Пускай на труд духовный весь, где
путь праведный, благословит
тебя Господь, чьё Слово свято.

Обитель поутру покинь
о Боге с мыслью.
                - Аминь.
Целует руку он аббата.

Как звать тебя? – Промолвил он.

- Уильям, герцог я шотландский.
Не важно впрочем... Грех мой адский!
- Поверь, твой грех уже прощён.   
Я грех твой ныне отпускаю,
ведь Бог велел нам жить, прощая.      

Аббат из церкви вышел вон.

Уильям преклонил колени
перед распятьем.
                - Иисус,
не дай же огненной геенне
мой дух изжечь. Я не решусь
во всём священнику признаться:
как больно помнить колдуну
всю тяжесть всех реинкарнаций.

Хочу раскаяться за жизни,
за все, не только за одну.
Как больно, в мыслях запершись, мне
осознавать: я одинок.
Все плату требуют за помощь
И упрекают, если просишь.

За что такой коварный рок?
И предал тот, кто был мне дорог, –
отец. Он должен был простить
меня, как сына; приговором
мне не грозить и не винить.
Я стал убийцей, жалким вором
из-за него. И как не мстить!?

За что со мной так поступают?
Меня сначала унижают;
мотом за то, что отомщу,
меня бессовестным считают.
Да, ложный путь – людская месть.
Но как отстаивать мне честь?

Терпел я униженья много
За все те прошлые века.
И стал я мстить за все тревоги,
хватало сил моих пока.

Меня все предали: французы,
Друзья и мой отец родной.
Пред ним велик проступок мой.
Я зря забыл тебя, Исуса,
пока был счастлив. Ныне мук
один я вынести не в силах.
Да, мщенье жизнь мою сгубило.
Я кровь омыл водою с рук,
когда убил. Но совесть – пламя
что жжёт меня. Я не найду
покоя здесь в земном аду.
Его нельзя залить слезами.

(Неукротимо слёз поток
из глаз молящегося тёк)

Я каюсь перед небесами,
но не раскаюсь пред людьми.
Прости, но люди недостойны.
Мой Бог, ты исповедь прими!

Я плачу горько пред распятьем,
поскольку я боюсь проклясть
весь мир. В словах – большая власть.
Весь мир спаси же от проклятья!
Я еле сдерживаюсь, чтоб
не пожелать им зла. Спаси же
людей от их же адских злоб!
Как жутко всех я ненавижу
за зло... Я стал подобен им!
Но сжалься. На коленях стоя,
молю: не дай мне сделать злое!
Борюсь с собой, с порывом злым.
О, сжалься! Гнёт невыносим!

Давно отрекся я от мира,
желая страсти побороть.
Мои разрушены кумиры,
чтоб я к тебе пришёл, Господь,
когда судьба мне стала пыткой,
и стал проклятием мой дар.

Виденье тает дымкой жидкой:
как мой окончится кошмар:
я вижу то, как убивают
меня они. Горит рассвет.
А я – один. И проклинают
меня, сказав: «Прощенья нет!»

Меня преследуют повсюду
и жаждут душу взять мою.
Но я Христу лишь верен буду,
пред ним свой грех я сознаю.»
 
Я преклоняю лишь колени,
пред Богом здесь, у алтаря.
Но вижу: вот уже на стены
бросает яркий луч заря.

Поднялся он, перекрестившись.

Из храма вышел на утёс.
Касался легкий бриз волос.

«Как я устал, до дна испив жизнь,
Мне нужно было всех простить
и разорвать с отмщеньем нить.
Но в жажде мести я сгораю,
хоть и жалею я о том.
Отягощён своим крестом,
я всё же битву выбираю.
Я смерть свою перехитрю!» –
Сказал он, глядя на зарю. –

«Мои грехи простит Господь? Я
не знаю. Роком я ведом.»

И взявши лошадь за поводья,
он на нее вскочил верхом.