Том 2. Орден Проклятых. Глава 15. Тайна Алистера

(на картине - Алистер МакЛелланд)

Глава 15. Тайна Алистера

Стихала буря. С горных склонов
стекали струи быстрых вод,
собой пещеру не затронув.
Поодаль входа сель ревёт.

Просвет меж тучами – и ярко
лучи скользнули, расколов
всю толщу серых облаков –
и радуги взметнулась арка.
Вдали гремит ещё раскат,
и капли по земле стучат.
Шумят ветра в древесной кроне.

Лицо подставив и ладони 
едва заметному дождю,
Уильям вышел из укрытья.
И снова, будто, – дежавю.

[Уильям]

- Сейчас всесилье ощутить я
смог также, как и ты, вполне. –

Отец стоял он валуне.
Взглянул он пристально на сына
и вновь – на горную долину.

[Уильям]
- Что видишь ты? Скажи, молю!

В траве по капель хрусталю
скользило солнце. Было утро,
и облака из перламутра
сменили фронт ночной грозы.

- Есть в жизни смутные часы,
когда темно в душе. – Алистер
сказал задумчиво. Магистр
велел казнить десятерых,
кто не нашёл тебя и книгу,
а также беглецов троих.
В дыму я вижу базилику.
Людей сжигают на кострах.
 
[Уильям]
- Как жаль!.. Но мне не ведом страх.

Я ради своего народа
пойду на всё. Я потерял
и дом, и власть у этих скал.

[Отец]
- Зато не потерял свободу,
как я когда-то потерял!

[Уильям]

- О чём ты?
[Отец]
                - Ах, значенья нету! –
С пренебреженьем он сказал.
[Уильям]
- Не хочешь ли поведать мне ты
о жизни той, что ты прожил?

[Отец]
- Я расскажу тебе, Уилл.

Увидишь замок ты воочью,
где я провёл немало лет.

Но ныне времени уж нет.
Ты должен ехать днём и ночью,
пока не уловила след
погоня. На северо-запад
сейчас, Уильям, поезжай.
Я укажу далёкий край.
И там обучишься ты за год
иль пять стихию заклинать.
Сейчас мечом ты должен руны
чертить, что будут защищать.
И не найдут тебя опять.

Твой след увидят поутру, но
на этом месте будут все
на лошадях скакать кругами,
того не понимая сами.
Вели размыть следы грозе
и тучам скрыть сегодня солнце.
Пускай гроза вослед несётся!

Уильям чертит на земле,
по ветру, в речке и во мгле
стихии знаки – всюду. После 
вскочил на лошадь Вильям возле
ручья и ряда дивных скал.
Затем отца он вопрошал:
[Уильям]
- Скажи, теперь скакать куда мне?
[Отец]
- На остров Скай, где нет врага.
[Уильям]
- Погоня есть?
[Отец]
                - Но далека.
Твой дом теперь, где лес и камни,
земля – постель, трава – шелка.

[Уильям]
- Мне правда, большего не надо.
Свобода от всего – награда,
которой ничего ценней
не знаю я. – (Но что главней
всего – сказать то невозможно.
Души он чувствует родство.
И это ведь ценней всего.)

[Отец]
- Уильям, что в раздумьях ждёшь? 
                - Но! –
Уильям понукал коня.
[Отец]
Не отставай же от меня.
Алистер вдаль летит стрелою
вперёд на призрачном коне.
За ним Уильям. Скачут двое.

Блестело солнце в вышине.
И вот встречало дня преддверье
его незримым ветерком.

[Уильям]
- Вполне свободен лишь теперь я.
Галоп, ветра, поля кругом.
               
Затем долины в изумруде
травы стелились. Высоко,
над цепью горною Глэнко,
парили птицы. Поутру те
просторы в каплях чистых рос
сверкают светлой благодатью.
Казалось, ветер боль унёс
и мысли о тройном проклятье:
страны, Монтгомри, короля.
И солнца луч был ясно-брезжущ
сквозь кроны. Ширились поля.

[Отец]

- Найдёшь одно ты из убежищ
в поместье тайном. Поезжай
туда к горам. На остров Скай
добраться должен ты. Не знают
о том именье в братстве.
[Уильям]
                - Но!
Коня быстрей он погоняет.
И день прошёл. Уже темно.

На чёрном призрачном коне
Алистер скачет впереди.
Луна сияет в вышине,
светя на тропы на пути.

И, озарённый тусклым светом,
Уильям ехал. Но устал
и сделать он решил привал.

Укрывшись тёплым в клетку пледом,
хотел уснуть, но он не мог.
Над ним шумела крона древа.
Вдали – маяк над морем, слева,
на крыше маяка – флагшток.
На нём – шотландцев реет знамя:
на синем фоне – белый крест.
Не добирались англичане
ещё пока до этих мест.

[Уильям]

«Как ветром сильным флаг терзаем,
так и страна сейчас войной.
Я – здесь вдали, и здесь – покой,
а там – огонь над южным краем.
Столица вся подчинена
и плачем полнится и горем;
а здесь – свободная луна
сияет над свободным морем.
Но и сюда дойдёт война.
Когда в сраженье проливают 
не друга кровь, а кровь врага
то все убийства оправдают.
Я знаю то наверняка!»

Смотря на звёзды и на море,
он вспомнил то, как пролил кровь
врага из ордена, Монтгомри.
И совесть неспокойна вновь.

Прибой чеканил волны чётко.
качав привязанную лодку,
что кто-то здесь оставил. И
дорожка света от луны
была блестящей и размытой.

[Уильям]
 «Вот так и жизнь, что под эгидой
прошла у власти. Яркий блеск
почёта, но среди волнений.
Тревоги, как прибоя плеск
нарушат яркость достижений.»

Не спал, и снова он в пути.
Вдоль моря вновь по краю суши
скакал, Алистер – впереди.

Пейзажи севернее, глуше.
Нелёгок через горы путь.

Не отличается ничуть
день ото дня. Ветра и скорость.
Тревога и коня проворность.

Пред тем, однажды, как уснуть
под лёгким шелестом деревьев,
Уильям мыслью в прошлом реяв,
смотрел на ряби мелкой бег.

И думал он о вечном смысле.
И вот его такие мысли:

«Что ищет в мире человек?
Величья, знанья, счастья, славы –
забавы ради? Люди ль правы?

Под небом звёздным мой ночлег,
где волны плещутся о брег –
и ничего не нужно кроме.

Но здесь, в покое, полудрёме –
тоска по людям, иль комфорт?

Когда вся жизнь – сплошная крайность,
сперва тебя ведёт случайность.
В судьбу не веришь, ты упёрт.
Любви ты ищешь, без сомненья.
Но вот она – уже разгул.
А ты общественное мненье
и все приличья отшвырнул.
К себе питаешь ты презренье,
но продолжаешь, как привык,
ты жить. Желаешь ты забвенья.
Отцовой смерти страшный миг
ты помнишь, ищешь развлеченья.

Но тайна, скрытая от всех,
лишает радостей, покоя.
Твой дар – проклятье и успех.
Но ты возвышен над толпою
той скрытой силой колдовскою.
Но страсти – грех, гордыня – грех.
Ты горд, ты поднят над судьбою.

Но, что, когда Монтгомри прав?
И сбудется его проклятье?
Уже я презираем знатью.
Врагом я стану двух держав.

Пускай и всё отдам сполна я.
Я цель преследую одну:
познать свой дар, спасти страну.
И счастья больше не узнаю.
Но разве счастья я ищу?»

И потянулся он к плащу,
и книгу взял, открыл. Накинул
Уильям плащ себе на спину.

- Не спится? – Алистер спросил,
на сына на всегда не глядя.
- Как видишь. – Отвечал Уилл.
[Отец]
- Тогда же времени не тратя,
прочти заклятия слова те,
что ты под звёздами открыл.

[Уильям]

«Невидим буду для врагов я!
Но только при одном условье,
когда я клятву не предам
тому, с кем связан в жизни кровью,
кому доверю жизнь я сам!»

[Алистер]
- Я вижу поиски Грэнвиля.
Желает он найти тебя
(и книгу – главное), губя
людей своих, кто заявили
о том, что не нашли нигде
тебя и книгу. Много крови
к пятиконечной он звезде
несёт, обряды злу готовя.
На пламя смотрит пентаграмм,
и проливает кровь он сам,
но след не видит там впервые.
Он призывает силы злые,
и духи наполняют храм.
Не помогает. Я душою
с тобою нахожусь и там.
И силой духа своего я
застлал незримой пеленою
его уменье. Всё в обман
в его виденьях исказится.
Не видит он места и лица,
где будешь ты. Но сей дурман
не долго может так продлиться.
Пускай к стихиям я прибег,
но я – лишь дух, не человек.
И сил моих не хватит, чтобы
скрывать тебя. Поможешь мне?
Людьми мы быть должны и оба.
Клянусь я выиграть в войне,
что развязали англичане!
Я человеком должен стать.
[Уильям]
- Но как?
[Алистер]
                - Не ведают земляне,
того, что духи могут знать.

Ту книгу духи диктовали.
Читай! Ты должен в ритуале   
законы мира побороть.
Я человеком стану снова.
Имеет плотность кровь и плоть,
но дух творит их, молвя слово.

Скорей спеши на остров Скай
и там заклятья изучай.
Узнай все тайны у стихии.
Конец положим тирании,
что Грэнвиль с орденом творит.

Спасём с тобою две державы
мы от тирана. Он грозит
не лишь шотландцам, но кроваво
и англичан всех подчинить.
Монархов двух держав сместить
и с братством трон занять державы.

[Уильям]
- Мы не позволим то конклаву!

Отец, надейся на меня!

Вскочил Уильям на коня
и доскакал до переправы,
что остров отделала от
иной Шотландии. Из брёвен
сколочен мост над толщей вод.
Он был пугающ и неровен.

Пошёл Алистер впереди,
ведя коня, что призрак также.
След в след Уильям позади,
вёл своего коня. Хлеставший
прибой, казалось, нарастал.
Всё было в утреннем тумане.
И слабо видно пики скал,
А свет в небесном океане
луны уже ослабевал.


Ступил Уильям вот на остров,
пройдя опасный шаткий путь.
Осенний край. От листьев пёстро,
куда б в округе ни взглянуть.


- Вот он – забытый мною север,
где камни, скалы, мох да клевер.
Провёл я детство здесь. – Сказал
Алистер Вильяму. – У скал
моё поместье тут над морем.

[Уильям]
- К нему скакать нам далеко ль?
[Алистер]
- Весь день, когда мы шаг ускорим.

И скачут уж прибоя вдоль,
затем по острову, где горы,
минуя синие озёра.
Затем вдоль берега опять.
Конь скачет быстро и проворно,
быстрей не может он скакать
Туман. Всё, – будто, иллюзорно.

Садится солнце уж. Закат.
Минуют горную долину.
Какая чудная картина:
несётся в море водопад,
шумя, с отвесного утёса.
И брызги стелются белёсо.
А слева – скал высоких ряд, –
корона будто бы, – зубчат.

- Остановиться для привала
нам нужно здесь. – Отец сказал.
Меня и сей пейзаж немало
связало. Здесь у этих скал
я часто раньше колдовал.

Меня ты спрашивал о жизни
моей. Ты молвил: «Поделись» – мне.
Я расскажу, что скрыл от всех:
про свой триумф и тяжкий грех.

На этом острове я вырос,
у водопадов. Остров Скай –
красивый дикий горный край,
где вереск лишь и нет, увы, роз.
Подобно так людская жизнь,
где красота и власть, и слава,
богатство, но где всё лукаво,
где счастья нет, – лишь знаний высь.

На этом острове я вырос,
и здесь я колдовство познал
у водопадов и у скал.

На этом месте я листвы раз
услышал с ветром разговор.
Я на холме стоял высоком.
И было в детстве то глубоком.
Я знал, о чём молчат: простор
вода и все ветра земные.
Я слышал разговор стихии.
И говорило всё кругом
со мной, меня предупреждали
стихии: радости, печали
я наперёд знал. Колдуном
признать себя я не боялся,
хотя грозили мне костром
мои родители. При том
я лишь со смерти зло смеялся.

Не по наследству этот дар
мне передался. Это опыт
души, не ведавшей давно пут.
Я молод был, но дух мой – стар.

Свои я помнил воплощенья
всегда до этого рожденья.
Я рассказал о том семье.
Отец и мать, как христиане,
и думать запрещали мне
о том. Сказали, что в обмане
мои все чувства; силой злой
я соблазнён; и, что им стыдно,
что я – их сын, что я – иной.
Как будто я – им неродной
все относились. Как обидно!

Но знал я суть людей, точней
то память прошлых воплощений
мне говорила, что друзей
здесь нет среди земных владений.

[Уильям]
- И в чём же суть людей, отец?
[Алистер]
- В самообмане. Люди чувства
доводят ныне до искусства.
Но в них играет лишь глупец!

Высокомерно рассмеялся
Алистер. Редко он смеялся.
И вот опять серьёзным стал.

[Алистер]

- Я с детства ветры заклинал.
Меня тому не обучали.
Стихии, будто, составляли
меня; и я был частью их.

И убегал от родных.
Ночами я бродил по лесу,
холмам, по горному отвесу,
дабы понять источник сил
моих. Я делал ритуалы.
В семь лет с огнём я ворожил.
Стихия много открывала.

Король на службу пригласил
отца в столицу – я увидел
в огне. И рассказал. Затем
он получил письмо. Своих дел
не оставлял я и проблем
с синодом церкви не боялся,
когда приехал в Эдинбург
в пятнадцать лет с семьёй своей я.
Я знал, что мне – никто не друг.
И видел многое яснее.

Я видел будущий успех,
всесилье, власть. И моя гордость
была тщеславием для всех.
Казалась злом моя холодность.

И не искал я компромисс.
Мой дар всё больше проявлялся.
Итак, смотрел я сверху вниз
на всех людей, и мне казалось:
порочны и ничтожны все.
Не уважал я их ни малость.
Притворство в каждой их слезе
я видел, – презирал за слабость.

Я неугоден был родным:
они меня считали злым.
Меня ужасно не любили.
Они моей боялись силы.
Одной я мыслью мог лечить.
Они считали, стало быть,
что так же я могу убить.

[Уильям]
- Ты вправду мог?
[Алистер]
                - Я берегу мир
в душе, и к людям я терпим.
Я не нанёс вреда бы им.

Когда король шотландский умер,
и стали драться за престол,
отец от службы отстранён был.
И Баллиоль на трон взошёл.
В Дамфрис из Эдинбурга отбыл
отец мой со своей семьёй.

Поместье помнишь над рекой,
поля и горы по соседству?
Уильям, там провел ты детство,
в Дамфрисе. Там я колдовал.
Я часто из дому сбегал,
как ночь в долине наступала.
В полях я делал ритуалы –
и начинался сильный шквал.
Стихии все я призывал:
весной и летом – ливень, грозы,
зимою – сильный снегопад.
Семья бросала мне угрозы,
Что я в ненастьях виноват.

Не колдовать не мог я, силу
не ощущать. Ведь я когда
не колдовал, меня тогда
бессилье слишком тяготило.

Я помню в юные года,
меня в особняке закрыли.
Но я сбежал через окно.
Накажут? – Было всё равно.
Я заклинал что силы воды.
Та ночь для всех страшна была.
Такой ужасной непогоды,
что бушевала досветла
никто не видел. Ливень сильный,
затем же снегопад обильный.

И вот зимой за тот побег
меня родители изгнали
и мне притом вослед сказали:
«Когда ты любишь дождь и снег,
превыше дома, не считаясь
с приличьем светским, с нами, – дом
ты наш покинешь босиком».
Я бросил им: «И не раскаюсь!»
«Так уходи!». И я ушёл
в одной рубашке, без оружья.
Весь день я шёл, минуя дол.
И замерзал ужасно уж я.
А возвращаться не желал
Иль смерть, иль воли же закал
я выбрал. Неостановимо
я шёл, босым, без дрожи. Мимо
в карете кто-то проезжал.

Остановились. Королевский
я герб на дверце увидал.
Не поклонился раболепски
я сэру, что приехал в ней.
Он вышел и его лакей.
Я не узнал его. Но, право,
монарх шотландский – Баллиоль.
одетым не был как король,
переоделся он под графа.

- Склонитесь! - Мне лакей сказал.
Король пред вами.
                - Перед смертью
уже мне поздно! – Отвечал
я им. – Замёрз ужасно ведь я.

- Был этой ночью сильный шквал. –
Сказал король. – Я непокорность
прощаю вам. Шотландец вы.
Характера такая вздорность –
к беде и так, я прав?
                - Увы.

- Ты – лорд. Заметно по осанке.
И перстень герцогской огранки.
Куда идёшь в такой мороз?
Ограблен ты? Смотрю: ты - бос.
Сбежал откуда-то? Скажи нам!
Укройте оного плащом.
Сказал король слуге при том.

- Иду на смерть. Я герцог чином.
Мне двадцать пять. Алистер я,
МакЛелланд.

                - Знатная семья.

- Я не вернусь в свое именье.
Ко мне питают там презренье.
И тоже самое к ним я.
Скажу без совести зазренья:
я наказание несу,
но не склонюсь. А перед смертью
хочу не роскошь лицезреть я,
а лишь восхода полосу.

- Кем осуждён, и в чём виновен?

- Своими матерью, отцом.
Велели мне покинуть дом.
Я слишком горд и своеволен.
Таким нет места на Земле.
Одной я верен был идее,
и не предам её, скорее –
умру.
          - Постой! В подобном «зле»
кто «виноват», преступник разве?
Что за идея?
                - Вам служить.
(А что мне было говорить?
Я пожелал спастись.) 
                - Сейчас вы
правдивы?
                - Да, милорд, вполне.
- Тогда на верность присягни мне,
а значит – и своей отчизне.

Вассальной клятвою клянись не
предать, куда б жребий не пал. –
(Я присягнул, он продолжал). –

Себя подвергнул ты гоненью
за благородное стремленье?
За тайну, может быть, так ведь?
О чём мечтаешь?
                - Не сгореть,
как все сгорают в пустой жизни.
- Ты мудр и не по годам.
- Кто мудр, воюет с миром сам?
- Ты смел. Былое не разрушь бы
ты – не прошёл б к своей мечте.
- Мне быть изгнанником везде!

Так время королевской службы
моей в ту пору началось.
Но в замке был с людьми я – врозь.
Король заставил помириться
моих родителей со мной
уже ближайшей той весной.

Алистер, должен ты жениться
Сказал отец.
                - Но я колдун
и мне нельзя, поскольку силу
я потеряю.
                - Ты так юн,
твоё сердце бередило
одно желанье – колдовать.
Но это грех и не по-божьи.
- На люд ничтожный непохож я.
- О, пожалей отца и мать.
Нужны наследники для рода.
И ты – единственный наш сын.
Ты вызываешь непогоду
среди холмов, среди долин.
Людей тревожишь и природу.
Но это дело прекрати.
Увяз во зле ты, как в сети.

Не будешь так эгоистичен,
когда ты женишься.
                - Для вас
чужак я. Вы мне – не указ.
[Отец Алистера]
- Снискал придворного, учти, чин   
ты всё же нам благодаря.
[Алистер]
- Поклон нижайший вам!
                - Ты зря
к нам – то со злостью, то – с ехидцей.
Оставить всю былую дурь,
Алистер, нужно и жениться,
а не искать ветров и бурь.
- Я не женюсь!
                - Ты одиночеств
напрасно ищешь!
                - Вам то что?
- В круги вписаться высших обществ
не сможет ты тогда!
                - Лет сто
я проживу без них!
                - Ты с детства
упрям.
              - Я бури властелин.
- Но я тебя лишу наследства,
когда не женишься ты, сын.
Я расскажу, что силы злые
ты заклинаешь.
                - Нет! Стихии!
Они – нейтральны.
                - Королю
я донесу, что ты, Алистер, –
колдун. И сжечь тебя велю.
Король на те приказы – быстр.
Спасёшься, если ты в бега,
готов пуститься, но тогда
иметь не будешь прежней власти,
наследства, только облака,
долины, горы, ведь сейчас те
все силы ближе нас, родных.

- Вы – не семья, вы шантажисты.
Не дали выбора вы мне.
- Что делать, Алистер, решись ты!
- Я не смогу помочь стране,
когда в бегах в бесславье буду.

Да, я женюсь, отец, когда
ты в эту самую минуту
всё перепишешь на меня:
свои именья, земли. Только
себе оставь, где остров Скай.

- Ну так и быть, мой сын, пускай.
Мне для тебя не жаль нисколько.

- Еще одно условье есть,
чтоб вам не слал вослед я месть.
Женюсь – не появляйтесь больше
ни ты, ни мать мне на глаза,
Не то повергнет вас гроза.
О колдовстве моём король же
пусть не узнает никогда.
А вы не покидайте Ская,
останьтесь вдалеке, не зная
как я живу. Согласны?
                - Да.
Тебя мы, сын, не потревожим,
Но нужен нам наследник, внук.
Пускай он будет непохожим
на зло, кем стал ты с детства вдруг.

- Не зол я. Но я вас, похоже,
разубедить не властен всё же.

Уилл, признаюсь, не тая,
что мог великим магом стать бы
я без навязанной той свадьбы.

Познав земные страсти я,
что навязала мне семья,
я заклинать не мог стихии.
И ненавидел я жену.
Я понял: силы колдовские
уже никак я не верну.

Я понял то, что эта жадность
к наследству не даёт ничуть
Мне счастья. Понял безвозвратность
потери дара я тогда.
Я презирал людей и блага.
Как все старался жить, однако
страшнее боль и пустота
сжимали сердце мне, когда я
давал приёмы и балы.
Но игры в счастье тяжелы,
когда вся жизнь твоя – пустая.
Не греет душу денег звон.
А страсти отнимают волю
И скверно было мне, до боли,
когда я дара был лишён.
               
Я слышать вновь хотел стихию,
как раньше знаньем обладать.
И был готов я всё отдать,
чтоб снова силы колдовские
Мне ощутить и заклинать.

Пошёл в просторы я лесные
однажды ночью. Я просил
стихию дать мне новых сил.
Но только ощущал бессилье
Старался я ветра призвать
дожди пролить на речки гладь,
но ничего, лишь птичьи крылья
затрепетали на ветвях.
Взлетели отчего-то птицы.
Тревожно начали кружиться.
И ощутил я легкий страх.

Я был в отчаянии неком.
Я был обычным человеком,
когда людей я презирал.
Из леса выход был у скал.

Луна светила над рекою.
Там были заросли кустов,
колючих. Ветку сжал рукою
от злости я; и, уколов 
я руку острыми шипами,
я пролил кровь свою. Она
тогда над белыми цветами
упала каплей. И луна
сокрылась. Стала ночь темна.
На удивленье, я у леса
услышал пение в тиши.

Природы траурная месса 
свершалась будто, иль души.

Распев невнятный и старинный   
какой-то голос выводил.
Я оглянулся. Под осиной,
пев, руки на груди скрестил,
мужчина в тёмном капюшоне.
Звучала ранняя латынь
и становилась приглушённей.
Я разобрал: «Теперь покинь
Все мысли о былых величьях.
Мирская слава – как полынь.
Блуждаешь ты путей среди чьих?
Вернись на свой, чужой отринь» 

Лицом к реке он был повёрнут
спиной – ко мне. Затем, склонясь
к воде, он руки распростёр. Тут
он замолчал и знаков вязь
на водах вывел. (Вильям, помнишь,
тебя я им учил тогда,
перед вступленьем в братство?)
                - Да!

- И понял я: тот миг пришёл. Мне ж
Отныне нечего терять.
Я подошёл без промедленья
к нему в то самое мгновенье.
Он мне сказал (спиною сидя
ко мне, лишь отраженье видя
моё в воде): «Алистер, зря
нельзя растрачивать таланты.
Поверил попросту в обман ты.
Но силы даст тебе заря.»

- Моё ты имя знаешь?
                - Воды
Тебя узнали, говоря
со мной. Но силы отчего-то
утратил ты. – Он отвечал.
- Поскольку страсти я познал.
- А нам нельзя. Земные чувства
сильнее голоса стихий.
Стихии – тонкое искусство,
а чувства к ним всегда глухи.

Твой дух и сердце ныне – в смуте.
ты жил, как все иные люди.
У нас с тобой подобный дар.
Но может дар ещё вернётся.
Не зря нам встречи шанс даётся.
Сей лес таинственен и стар,
немало знаний открывал он.
- Как звать тебя? И кто ты?
                - Алан
де Вульф. – Он снял свой капюшон
и леденяще молвил он:
«Ты стал испытывать давно рок!»

Я помню властное лицо,
На пальце странное кольцо.
на вид он выглядел на сорок.


Сказало что-то мне внутри:
«Где ложь, где правда разбери!"
- «Де Вульф» и «Алан» - псевдонимы?
Промолвил я. – И вам дано
совсем другое в жизни имя.

- Ты прав. Увы, запрещено
нам имя молвить незнакомцам.
Когда попросишь: «обучи»,
его узнаешь ты потом сам.

Поднялся ветер, и сычи
с ветвей вспорхнули.
                «Близко буря.
Ты слышишь?» – Алан произнёс.
[Алистер]
- Я сам искатель с детства гроз.


На чёрном-иссиня велюре
небес – громады туч седых
Спешили скрыть луны сиянье.
[Алан]
- Коснись, Алистер, вод речных.
[Алистер]
- Шипами руку не порань я, –
коснулся б. Кровь мешать с водой
еще под полною луной –
примета скверная.
                - Приметы –
ничто. Услышь мои советы:
коснёшься – будешь исцелён.

- Я не хочу. Пускай болит, – так
в душе не чувствую я пыток.

[Де Вульф]
- Взгляни теперь на небосклон.
[Алистер]
- О что за жуткое знаменье!
Луна, как будто кровь, – ала.
- Сегодня лунное затменье.
Оно уносит досветла
ошибки.
                - Магом стану вновь я?
- Ты обагрил своею кровью
с шипами белые цветы.
И страсти в помыслах отвергнул.
Твои стремления чисты.
Огонь таланта не померкнул.
Коснись бушующей воды, –
и дара не жалей утрату.

- Я сильным магом был когда-то,
но я не стану больше им.
Не дар, наследство выбрал зря я.
А вам я, сэр, не доверяю,
ведь вас скрывает псевдоним.

Мне не видать уж прежней власти
над ветром, водами, огнём.
Нельзя познать земные страсти,
при том остаться колдуном.
 

- Ответят воды пусть речные
тебе, раз ты не веришь мне,
ветра, зарницы в вышине.
Не сможешь ты призвать стихии,
как раньше призывал порой.
Но тайна в книге есть одной,
она позволит. Но обряды
свершить сегодня ночью надо.

Склонился Алан над водой:
На ней он вывел знак рукой.
Поднялся ветер над водою.
И взгляд он поднял в небеса.
Была близка уже гроза.
Волна бежала за волною.

И, глядя вдаль на весь простор,
тогда он руки распростёр.

Луну закрыли быстро тучи,
что низко плыли над землёй
почти по самой горной круче.
Туман стелился над водой.

Сильнее поднималась буря.
Чертил он знаки на воде
И тайный смысл в любой фигуре
тут был из символов везде.
 
Я видел в знаках интервалы,
как ноты, как стихий напев.
Я наблюдал, к воде присев.
Из раны кровь стекала ало
на землю. И хотелось как
воды коснуться. Сжал кулак.
Рука, в крови от ран, дрожала.
«Нет, не сдержусь!» – И тут же вод
коснулся я – объяло чувство,
как сила древняя течёт,
не кровь, по жилам. Ветра буйство
и дождь ударили в лицо.
Тут молний яркие разряды
пронзили туч покров, свинцов
который был. Три раза кряду
достигли молнии земли, –
и загорелись кроны: дуба,
осины, ясеня, – росли
что там, у горного уступа.

Туда мы после подошли,
грозе чуть дав угомониться.

- Смотри, Алистер, три зарницы
во прах три дерева сожгли. –
Промолвил Алан. – Мы погибнем
с тобой. Таков над нами рок.
Умрёт и третий. Кто? Бы мог
предречь огонь. Среди горных глыб нем
хотя его и голос. Но
и так уже предрешено.
Такая плата. Кто же третий?

- Мне, Алан, смерть не предрекай!
Солгут знаменья невзначай.
- А ты желаешь долголетий?
- Свою судьбу я изменю.
- Тогда я ныне – твой учитель!
Смотри, зарницы на корню
сожгли три дерева.
                - Я видел.
И не осталось даже пней. –

Присел на корточки там Алан.
Уж небо делалось светлей.
 [Алистер]
- Не говори, что дар – фатален.
[Де Вульф]
- Взгляни на горные кряжи:
они незыблемы пред нами.
Но год за годом – и с веками
разрушит ветер их. Скажи,
боишься смерти ты, Алистер?
- Нет, я боюсь не умереть,
Боюсь познать я не успеть
свой дар.
[Де Вульф]
                - Так говорил магистр.
- Кто он?
                - Знаток он колдовства
И братства тайного глава.


И посмотрел я вдаль куда-то
Затем на три сгоревших пня.
[Алистер]
- Мне нет к минувшему возврата.
[Де Вульф]
- Запомни: в мире смерть нужна,
чтоб в жизни быть душою чище
среди коварства, моря лжи.

Ты руку здесь на пепелище
в знак уваженья приложи,
как сделал я.
                - В знак уваженья
чего?
          - Судьбы: тебя сберёг
от молний трёх сегодня рок.
Деревьев: их воспламененье
твои, мои продлило дни.
Стихий: спасти нас – их решенье.

А после – на руку взгляни.

- Ран больше нет.
                - Читай по знакам
и мудрость мира открывай.
Душа бессмертная – во всяком.
В душе сияет свет пускай,
наполни светом и другие.

Познавши силы колдовские,
ни благ, ни власти не желай.
И будь вдвойне отныне мудрым:
не жизнь, а свет в душе храни,
и не теряй его в тени.
Свой дар познав сегодня утром,
познал ты с ним и суть вещей.
- Учи меня! Я быть мудрей
хочу превыше власти всей.

- Словам твоим, Алистер, верю – 
и обучать тебя берусь.
Забудь знаменья и потери,
вступить ты должен в наш союз.

Я состою в союзе тайном.
В него и должен ты вступить,
но ученичество хранить   
в секрете. Запрещают, знай, нам
стихий призывы совершать.
Стихии сила – бесконтрольна,
она всё может на пути
в своём неистовстве смести,
когда прикажешь слабовольно.
И оттого запрещено,
что призывать подвластно многим,
а укротить не всем дано,
ведь пониманием глубоким
не все отмечены. Для нас
Обряды – риск. И каждый раз
Рискуем мы не лишь собою
А всей страною и Землёю.
Когда не сможешь ритуал
Остановить с водой – потопом
грозит стихия. Коль у скал
колдуешь, может быть обвал,
землетрясенье. С небосводом
колдуешь ты, грозу призвав
или с огнём – грозит пожаром
для всех людей, деревьев, трав.

Подобным колдовским ударом
Был уничтожен континент,
что назывался Атлантидой.
Все люди там в один момент
Призвали силу, что сокрытой
была в морях. И воды их
навеки мир похоронили
среди глубин, пучин морских.

Но прибегать к подобной силе
и люди могут. И одна
есть книга, в том в союзе братском,
где состою. Утаена
она от нас магистром. В рабском
он подчиненье держит нас.
Но вместе мы её откроем
с тобой. Клянись мне в том сейчас!
Идёшь ты вопреки устоям
и я.
                - О, да меня ты спас
от рока глупого людского.
Я – снова маг. Даю обет.

- Для расторженья силы нет.
Ты пролил кровь свою на землю,
Свидетель – красная луна.
Запомни, что скажу.
                - Я внемлю.   
- Стихии сила в тех страшна,
кто кровь свою с огнём смешали
(как ты сегодня в ритуале).
Когда они не укротят
стихию, что они призвали,
не будет никому пощад –
и все погибнут. Нужно волю
Огромной силы, чтоб обряд
закончить, не позволить в поле
ветрам и дальше бушевать.

Стихии силу заклинать
Не всем колдующим дано.
Пускай и воли есть зерно
Но в чём вопрос: взрастёт ли колос
той силы воли из него,
что здесь нужна? Стихии голос
понять – ещё не мастерство.

- А мастерство что?
                - Говорить им.
Стихии дух для нас невидим,
но формирует существо:
как нас, людей, так и Вселенной.
В живой природе, неживой
стихии силой суверенной
царят. В воде и над водой,
в земле, огне, и под землёй
таится каждая. Смешенье
их сил, бессменных четырёх,
Приносит смерть и возрожденье.
Она и держит ось эпох.


Скажи, что чувствуешь ты ныне,
Как руки приложил к золе
Сгоревших пней на сей земле?

- Я будто вышел из пустыни –
и дождь мне душу оросил.
Потоки чувствую я сил.
Но это – выше пониманья.

Проник, как будто бы, за грань я.
Мне удалось свой дар вернуть.
Я стал всё видеть по-другому.
Обрёл, что было мне знакомо –
свою способность слышать суть
ветров с землёю разговоров;
как капли падают на дно в ров
у замка стен, земле шепча;
как небосвод, от туч фарфоров,
весь бел, светила ждёт луча –
огня небесного, который
всему есть жизнью и опорой.

- Свет высший – вот схожденье сил,
покров он отстраняет тёмный.
Свет высший прежде всех рождённый,
пред ним мрак бездны отступил.

Остерегайся тьмы, Алистер.
Ты – маг стихий, а наш магистр,
кого ты встретишь – чёрный маг.
Секрет открою я сейчас же:
как души мы – предела стражи:
нас четверо: я, ты и он;
и тот, один, кто не рождён.
Нас много во Вселенной, в мире
из воплощённых здесь – четыре.

Хранят сакральную печать,
ключи к стихиям те, кто избран
порядок высший охранять, –
чтоб не смогла тьма рукоять
поднять и мир низвергнуть вниз б. Ран
довольно уж нанесено
её кинжалами. Порядка
все мы в отдельности – звено.
Я изложил тебе суть кратко,
иное ты познаешь сам.

Но мне пора. И в братства храм
с тобою мы придем отдельно.
Не покажи, что ты знаком
со мной, ведь в случае таком –
рискуешь жизнью ты смертельно.

Прощай! Пора расстаться нам.
Светает. Ждет меня магистр.
И так я опоздал, Алистер.

Кто в ночь покинул братства храм, –
в него к заре вернуться должен.

- В обряд какой-то смысл вложен?
- Да, по уставу наш совет
собраться должен весь в рассвет.

Мы воздаём так почесть зорям.
Мы (по уставу) собрались,
чтоб свет нести в земную жизнь.
Увы, мы с тем уставом спорим.
Я не исправлю это сам.
Но вместе ложь мы переборем.
Ты должен быть к восьми часам
под вечер.
                - Как найду я храм?
- Пройди сей лес. Там мыс над морем.
Его не спутаешь ни с чем.
 
И он ушёл под сень деревьев.
Простор безветрен был и нем.
Я думал: «Будто на заре в явь
сон вторгся». Подойдя к ручью, 
я знал ответ на мысль мою.

«Ты путь обрёл. Не отступай же!»
И я в ответ проговорил:
«Ценю я мудрость высочайше
и дар, что заново открыл!»

«Не бойся ни одной утраты. –
Стихии голос слышал я. –
Недолго люди все богаты
Среди земного бытия.

Не может то, что материально
души потребность утолить.
Не всё, что видишь ты, – реально,
А тайных сил незрима нить.»

И понял я суть жизни вкратце:
что нету хуже ничего,
чем людям полно расписаться
в своем бессилье. Для того
я и постигнул колдовство.

Достиг всего я в жизни этой,
о чём мечтал когда-то я.
Я был советник короля.
Дела любые шли с победой,
Но ненавидели меня
всегда чужие и родня.

Но я отвергнул чувство страха.
И не пугал костёр и плаха
меня, когда я колдовал.

Как жил я? – Утром во дворце был.
А днём, покинув тронный зал,
я тайный орден посещал.
(Как будто быль слились и небыль).
А в ночь – стихии призывал.

Вступивши в тот проклятый орден,
я понял: там не жди пощад.
Кто им послушен, тот – угоден,
А если нет, ты – ренегат.

Не люди там, а – стая волчья.
Я убедился в том воочью.
И совесть не чиста моя.
Солгал тебе недавно я.

Стоял Алистер долго молча,
закрыв глаза.

[Уильям]
                - Мне расскажи,
что было правдой.
[Алистер]
                - Как ножи
воспоминанья. Нет, довольно!
[Уильям]
- Прошу: раз начал, доскажи!

[Алистер]
- В душе моей сильна хоть боль, но
ты просишь, – я договорю. 

Другим я встретил ту зарю,
Когда с учителем расстался.
Я снова колдовать поклялся.
Я путь обрёл. Я стал собой.
Алан де Вульф, учитель мой
мне был дороже всех. Считал я
его – поступков образцом.
Он был великим мудрецом.
И орден с их двойной моралью
не изменил воззрений в нём.

За это он погиб.
                - Магистр
узнал: его ты ученик?
- Я отрицал. – Сказал Алистер.
Но предал. Да, мой грех велик!   

Спустя пять лет вступленья в орден
случилось то, что вспоминать
мне очень трудно. До сих пор день
я не устану проклинать,
когда вступил в ряды я братства.
Но знанье – высшее богатство.
И плата за него страшна,
когда объявлена цена.

Однажды помню: полночь било,
и всех на экстренный совет
собрал Грэнвиль. Я помню свет
луны в окно; в крови – перила
и пол. Я помню, как конвой,
введя, поставил на колени
того, кто не виновен в зле, ни
в вине какой-либо иной.

В крови, плетями иссечённый,
и, как преступник, преклонённый
стоял де Вульф передо мной
и всей толпой.
                - Совет судебный
созвал я, – Грэнвиль говорил, –
поскольку замысел враждебный
я одного из нас раскрыл.
Вот – заговорщик. Вторгся в орден
он для того, чтоб сбить с пути
адептов наших.

[де Вульф]
                - Нет, спасти!
[Магистр]
- Молчи! Как лжец ты низкосортен!
Отступник сам! Учеников
себе берёшь? Стихии силу
ничто ещё не укротило.
Тягаться с ней – кто ты таков?
Ты знаешь, что творишь? Последствий
не счесть нам будет, катастроф 
от вызванных стихийных бедствий.
[де Вульф]
- Но я достаточно силён,
сдержать/ обрушить чтоб циклон.
[Магистр]
- Глупец! Какое самомненье!
Природы подчинять закон –
не избежал и ты соблазна?

Проголосуем, братья. Он –
виновен. (Все – единогласно)
Кто ученик, признайся, твой?
Молчишь? Кто он?
[де Вульф]
                - Я отрицаю,
что брал себе в ученики
кого-то.
[Магистр]
               - Врёшь, а неловки
увёртки! Глупость вот людская!

Сэр Эдвард Линдсей, вы свидетель
того, что с кем-то на скале
он колдовал.
[Линдсей]
                - Да, я заметил
двоих в запретном ремесле
участье бравших: в капюшонах,
плащах до пят в рассветной мгле
к ветрам взывали.
[Магистр]
                - Как из оных
в одном вы Алана узнали?
[Линдсей]

- Он обернулся. Я приник
к листве и тут зарницы вспышка
и осветила его лик.
Стоял спиною ученик
ко мне. Но я уверен слишком,
что это – Хьюго Этельберт 
из рода знатного, Демэрьйон.

[Магистр]
- Он – юн. Я был бы милосерд,
когда б признался в том теперь он. 

Ответь, Демэрьйон, наконец!
Ты был там?
[Демэрьйон]               
                - Нет!
[Магистр]
                - Пора признаться!
А сколько лет тебе?
[Демэрьйон]               
                - Семнадцать…
[Магистр]
- Умрёшь ты рано!
[Демэрьйон]               
                - О, творец!               
Я не был там! Я не виновен! –
Кричал напуганный юнец.

[Алистер - Уильяму]
Он взгляд отвёл: помост из брёвен
уже поставили вдали.
Минуты, будто годы шли.
Не мог стоять я молчаливо.
 
[Алистер]               
- Виновным как его сочли вы
без доказательств? – Крикнул я.
[Магистр]
- МакЛелланд, что тебя терзает?
[Алистер]               
- Несправедливость процветает!
Вы допустили, как судья,
бездоказательно, магистр,
его на казнь осудить!
[Магистр]
- Могу теперь предположить,
что ученик – ты. Да, Алистер?
Хочу учителя спросить:
кого придётся нам казнить?

Стегали Алана плетями.
[Магистр]
- Кого из них мне пощадить?
[Алан де Вульф]
- Прошу: Демэрьйон должен жить!
Он – невиновен!               
[Магистр]
      
                - Что же... Сами
вы подписали приговор
ему. Взойдёт он на костёр!
[де Вульф]
- Не ученик он.
[Магистр]
                - Без сомненья
Вы отвести все подозренья
сейчас хотите от него!

Ведь ученик – вам всех дороже,
ведь вас связало колдовство.

[де Вульф]
- Молю, поверьте правде всё же:
Алистер был учеником
моим, колдуем мы тайком.
Демэрьйон – невиновен!
[Магистр]
                - Ложа
не верит вам. Секретарём
Демэрьйон вашим был. Вы в нём
нашли пособника, похоже.
[де Вульф]
- Он невиновен!
[Магистр]
                - Всем урок
Пусть будет! Взять двоих под стражу:
Демэрьйон с Аланом сейчас же
умрут.

[Алистер - Уильяму]

                Какой глубокий шок
тогда я чувствовал. Ни слова
я проронить тогда не мог.

- Магистр, мудрость образцово
вы проявили здесь. – Линдсей
сказал. Потом аплодисменты
шумели над толпою всей.

- Разоблачителем измен ты
сегодня стал. – Тогда сказал
магистр мне. – И, не боявшись,
ты проявил отвагу. Зал
не мне, тебе рукоплескал.
Могла быть, Алистер, цена в жизнь
тобой заплачена. Ты смел.

Ты не желаешь оправдаться?!
Ты – не сообщник его дел.
Тебе ведь нечего бояться?
Я знаю это как судья.
Кто многословен, тот виновен.

[Алистер - Уильяму]


В испуге жутком слушал я,
стоял, шокирован, как прежде,
молчал на грани забытья
в какой-то призрачной надежде,
что будет тот юнец спасён.

Я дара речи был лишён.

Как так учитель перед всеми,
сказал, что я – тот ученик?

Он спас меня иль предал? Все мы
грешны. И каждый грех велик.


И мне сказал тогда магистр:
- То – правосудие, Алистер.
Преступник – сам себе палач.

И в руку мне вложил кинжал он.
 [Магистр]
- Иди сюда, глаза не прячь!
Виновных два: Демэрьйон, Алан –
от рук твоих умрут сейчас!

От клеветы тебя я спас,
не то – бы ты погиб. Брезгливо
на суд виновных не смотри!
Просил? – Всё ныне справедливо.
Идём! – Все ринулись к двери.

[Алистер –  Уильяму]

Как вспомню: дробь у эшафота,
алеют отблески зари, –
хладеет кровь. Мне крикнул кто-то:
«Казни, иль место там займи
и раздели судьбу казнённых!» 
Прошёлся ропот меж людьми,
и тихий шелест ветра в клёнах.

На землю бросил я кинжал,
и третьим в ряд к «виновным» стал.

Когда двоих уже казнили,
остался я, – меня спросили:
- Перед смертью, Алистер, открой:
что ценишь ты превыше?
[Алистер]
                - Мудрость.
[Магистр]
- И Алан – не учитель твой?
Пред смертью правда – это трудность.
Лжецы умрут. Тебе дана
возможность облегчить признаньем
свою кончину. К оправданьям
всегда я милостив.
[Алистер]
                - Вина 
моя, увы, мне неизвестна.

[Магистр]
- Умрёшь! Страшны твои грехи!
[Алистер]
- Сперва ответьте мне любезно,
что значит «магия стихий»?

За что я ныне умираю?
В ней польза есть? Тогда какая?
Чтоб жизнь отдать за колдовство?
[Магистр]
- Кто так сказал, не знал его
ученья. Хватит нам спектакля! –
Сказал Грэнвиль. – МакЛелланд, так ли?

Тебе – урок, и всем – урок.
Когда не знаете, в чём дело,
не лезьте с доводами смело,
чтоб рок пустой не подстерёг.
Одно – отдать жизнь за идею,
другое – даже и не знать:
за что; и спрашивать, робея,
смотря на казни рукоять.

Сойди с помоста! И за мною
иди. А вы, – сказал он всем, –
свободны.
                Отошли мы двое
от всех.

[Магистр]

                - Алистер, я не скрою,
что знаю всё. От шока нем
ты был тогда перед толпою.
Но совесть есть ли у тебя?
Ты можешь жить, иных губя.
Смотря на смерть, стоишь ты молча.
Я невиновного казнил.
А ты нашёл довольно сил,
чтоб видеть гибель ту воочью,
как должно только колдунам.

По политическим делам
ты был советников доныне
моим. Теперь напополам
делить с тобой и чары нам.
Ведь ты отвергнул все святыни.
Тебя учил Алан де Вульф
стихийной магии нейтральной.
На силу книги посягнув,
владел он тайной минимальной.

МакГрэгор он, одна семья
мы с ним. И Алан был мне братом.
Но не мирился он с укладом,
что в братстве был. Вина то чья?
Его! Хотел владеть он книгой
и силой обладать великой.
Он – светлый маг, как ты, а я
владею силою двойною,
что скрыта книгой колдовскою.
Она знакома для тебя?

- Нет, сэр.
                - Тебе её открою.
Готов к познанью ты, поверь.
 
[Алистер - Уильяму]
Он впереди шёл со свечою.
И открывал за дверью дверь.)

Тайник он указал тогда мне
за дверью в стенке потайной,
нажав на те стенные камни,
что видел ты, пройдя за мной.

- Вставай на белые квадраты,
что пол венчают. – Он сказал. –
На чёрный цвет ступать не надо:
скрывает смерти он оскал.

Мы подошли к старинной книге.

[Магистр]
- Но ты уже на чёрный стал.
Твои намеренья – двулики.
Не ты ль на верность присягал
сперва де Вульфу, предав после?
Но братства верный ты вассал.
Тебе всегда я доверял.
Клади на книгу руку, возле
неё еще раз присягни
на верность мне. Когда нарушишь
ты клятву, то умрёшь. Одни
с тобой мы власть имеем. Души
стихий – свидетели твои.

А я стихией не владею,
я – чёрный маг. Что страшно вам,
умею я. Сказать вернее:
владею силой пентаграмм
и заклинаю духов. В слове
моём и жизнь, и смерть сошлись.
Покорны духи виду крови.
Они не видят неба высь.

- И потому всех так казнят? Вы...
Да как вы можете?
                - Смирись.
Я – твой учитель ныне. Клятвы
воздай или умри. Скорей!
- Клянусь!
                - Иди за мной! Смелей!
И он открыл вторую стенку.
За нею – зал и вниз ступеньки.
И мы спустились в нижний зал.
Весь пол венчала пентаграмма.
То – подземелье было храма.
Там шкаф до потолка стоял.
В шкафу том были чаши, колбы
и много разных черепов.

[Магистр]
- Да, ты не знал, кто я таков… 
Не знают все.
                Достал две колбы
магистр, дальше – черепа.

[Алистер – Вильяму]
- Я б то не видеть предпочёл бы,
но такова, видать, судьба.

В одной – де Вульфа кровь была,
в другой – Демэрьйона. Когда-то,
вступая в орден, капли три
своей крови всем было надо
пролить с запястья до зари.

Он черепа по пентаграмме
а порядке строгом разложил.
А в центре камень был – берилл. 
И свечи озаряли грани.
(В углы он свечи водрузил)

Затем достал златую чашу
и колбу третью.
[Магистр]
                - Кровь твоя 
нужна!

[Алистер - Вильяму]

                - Перепугался я.

Он кровь Демэрьйона сейчас же
Пролил на пентаграммы грань,
Затем де Вульфа. «В центр стань» –
Он мне сказал и высек пламя, –
и загорелась пентаграмма.

Хотел он кровь пролить в огонь
мою, но молвил я: «Не тронь!» –
Сказал ему, в глаза я глядя.

И он попал под мой гипноз,
И мне впервые довелось
умерить силой воли пламя.

- Ты – маг огня. – Грэнвиль сказал.
Ты не окончил ритуал.
Его окончу я, Алистер,
когда предашь. (Блеснул кинжал)
И я сказал:
                - Пусть так, магистр.
[Магистр]
- Предашь – и смерть грозит тебе.
Судьба – в единой капле крови.
А кровь двоих – в твоей судьбе.
Вся жизнь – в одном стихийном зове.
Вся жизнь твоя – в сплошной борьбе.

Пускай огонь воздаст расплату
тому кто станет мне врагом,
Кто орден наш предаст тайком.
Укажет имя на ренегата.
Свидетель ты и духи двух:
Демэрьйон, Алан, пусть ваш дух
сойдёт к озёрам в подземелье.

Когда он брал из шкафа зелье,
чтоб свой окончить ритуал,
я силой воли то заклятье
хотел разрушить. Мог ли знать я,
сумел я ли? Я лишь узнал,
когда я умер. Дух свободен
мой был. И к духам не сошёл
в подземный грот, где предпочёл
держать магистр тех, кто в орден
вступил и против «братства» шёл.

При жизни – грех на мне великий.

Читали мы с магистром книгу,
и ритуалы на костях
Он делал. Мне то было дико.
И я поклялся второпях,
что я предам магистра, чтобы
свой свет в душе не потерять.

Не разделял людской я злобы.
Но мне пришлось её принять.
Магистра правою рукою
я был. И казни я дела
его подписывал, не скрою.
Мы колдовали досветла.
Но видеть я не мог страданья
и в подземелье заточать
умерших души, но лет пять
читал я дальше заклинанья.
Но я не делал ритуал,
я только рядом наблюдал.

И я задумал книги кражу,
дабы себя не погубить
и разорвать обетов нить.
Готов на все я был и даже
расстаться с жизнью со своей.

Уильям, дальше всё ты знаешь.
Я – зол, я – грешен? Выбор мне
не дали. Или ты считаешь
иначе?

                - Соглашусь вполне,
Что нету выбора, однако,
судьба решает всё.
                -  Судьба?
Она – ничто, поверь, для мага.
Нам жизнь – извечная борьба.

Найти желая пониманье,
бежал я в орден от семьи
развить способности свои.
Но только разочарованье
я чашу полную черпнул,
вступив в их «братскую» обитель.
Как первый мой погиб учитель,
на что Грэнвиль меня толкнул?

Он знал: хотел я власти, славы,
свободы для своей державы.
Он это обещал. Страну
я защищал. И он войною
не шёл с английской стороною
на край Шотландии. Вину
и знал свою; что боль пожну.
Я нужен был магистру, чтобы
все ритуалы совершать.
Лишь так равно сильны мы оба.
Слабы иные, чтоб познать
ту силу. И опять, опять
магистр жаловал мне почесть.
Я был бесстрашен, как никто,
И «ни единое пятно честь
не измарало мою». – То
Он людям повторял на съездах.
На новых казнях и арестах
всегда настаивал. А мне
дождаться ль помощи извне?

Во лжи я не был заподозрен,
Но как смотреть в глаза людей?
Там грех мой виден был ясней.
Терял как свой апофеоз Рим,
теряла так душа моя
и веру в честность бытия.

Я вспоминал. Как жаль: Демэрьйон
Погиб в семнадцать, досветла.

Как с нами жизнь подчас подла!
Где должен быть я, – был теперь он.
Я жизнь прожил, виня себя,
что тот юнец погиб в семнадцать.

Затем, отчаянье копя,
я продолжал за славой гнаться
и знаньем. Было мне за двадцать,
не знал я: высока цена.
Мы все умеем брать, платить же, –
увы! Взлетая выше, выше,
падём; но манит вышина.

Я зря надеялся на помощь.
В души я верил глубине
тогда: поможет орден мне
свой дар познать. Увы, дано мощь
познать нам было разных сил.
[Уильям]
- То – света-тьмы противоборство?
[Алистер]
- Да, но скажу я без притворства:
меня путь тёмный не манил.

Я горд был тем, что я талантлив.
Я научится жить без чувств.
Вся боль – от них, и зов их – пуст.
Как дождь, над сводами веранд лив,
порывы ветра охладит, –
так боль предательств и обид
нам душу делает холодной.
От мира мы отстранены,
когда взглянуть со стороны.
Все люди, тенью мимолётной
мелькнув, покинут нашу жизнь.
Но дальше манит знаний высь.  –

Я жаждал в жизни новых высей.
Магистра слушал потому.
Как в славе умереть? К чему?
Да, я тщеславен, но, увы, сей
порыв тщеславья не дал мне
того желанного вполне.
Хотя собрал я силу воли,
не мог я вынести той боли.

Украсть я книгу был готов.
Сомненья все переборов,
решил тогда тягаться с роком.
Я духов вызвал на скале.
И духи предрекли в жестоком
сраженье жизнь утратить мне.

Но я имел в победу веру,
хотел я рок перехитрить.
Я потерял в гордыни меру
и разорвал обетов нить.

Но зло, увы, не оставляет.
Кто раз свершил его, тот пал.
Расплата магов настигает,
Окончил Грэнвиль ритуал.
Нашел, убил меня у скал.

Давно я разуверен в людях,
и миг тот вечен и гнетущ.
Крепко отчаянье, как плющ.
Не разорвать его отнюдь, ах!

[Уильям]
- Но вера есть ещё одна
в твоей душе. Ты веришь мне. Я
доверье оправдать сумею.

[Алистер]
- Надеюсь, Вильям. Нам дана
всего превыше в мире – сила.
Она – пристанище для душ,
которых болью наделили,
чтоб наконец отречься уж
от благ и чувств, что нас прельщают.
Свободны станем средь скорбей.

Кто счастье ищет меж людей,
себя тот сам порабощает.
Ведь счастья нет. Оно – тень сна.

Ты знаешь ведь, как боль сильна
утраты, горя и разлуки.
Но кто оценит эти муки?
Ведь людям боль иных смешна.
Я понял это. Не щадили
меня. И я шёл, не щадя
себя, иных. Я верен силе
ветров, земли, огня, дождя.

Пересказал тебе я вкратце
всю жизнь на этом берегу.
За смерть свою я поквитаться
готов со всеми. И смогу! –

Смотря на камни и равнину,
сказал тогда Алистер сыну. –

С тобою мы сильны вдвойне,
Я смерти преступил рубеж, но
и гибель – не помеха мне. –