осколки

Стригли ведьму – обрезали косы...
«Нечего ходить простоволосой –
словно крылья ветру подставлять...
нечего с огнём играть в гляделки,
да небрежно матовые стрелки
сажей маслянистой рисовать...

и дышать, не стянутой корсетом,
полной грудью...»
Входит сталь стилета
между рёбер:
– Больно? Где твой бог?
Это просто ведь: прошепчешь имя –
и тебя /сегодня/ с дыбы снимут...
охладят ладонью смуглый лоб.

Это просто... Кто ласкал ночами? –
Почему же ты не отвечаешь...
Лишь губа разбитая кровит.
Лишь запястья вспухшие немеют.
А удавка сдавливает шею.
– Ты же любишь пламя, дочь Лилит.

Отвечай, кого ты принимала...
внутрь... от раскалённого металла
ты кричишь – как ты кричала с ним...
Кто, скажи, желанней был и... глубже –
он ли... прут стальной...
В застывшей луже –
месяц отражается – как нимб.

– Эта боль – до тихого безумья –
стоит ли купаний в полнолунья...
соприкосновений влажных тел...
или ласк на шёлковых подушках...
Дикая забавная зверушка –
приручил и... быстро расхотел.

Он тебя предаст – до первой пытки...
Вздрогнула.
Оскалилась улыбкой.
Хохотом серебряным зашлась.
И, пока водой не окатили,
на цепях растянутая, билась –
птицей искалеченной в силках...

– Наклонись ко мне поближе, падре.
Я скажу, но... ты забудь про радость –
в этой жизни... и – в любой другой.
Выдохнула – имя ли...
проклятье...
Говорили, треснуло распятье
над её поникшей головой.

Говорили...
Год неспешно минул.
Умер государь, оставив сыну
заговоры, голод и войну.
Во дворце картина появилась:
/ведьма/ мироносица молилась
«за царя, победу и страну».

Говорят, она с картины сходит –
в утреннем тумане хороводит
и сидит подолгу у воды...
Кто художник – не известно толком.
Ну, а с ней всегда два белых волка...
на одном – распятия осколки
тёмные оставили следы.