Зацензуренное

И с бутылки второй за третьей.
Пытаясь забыть страхи,
Обиды и горечи разочарований.
Понимаешь, что нет на свете
Признаний.

Признаний в честности, глупости,
Даже в собственном диком бессилии.
А кому это нужно? Ха,
Лишь бы только нас не трогали и не бесили.

Но это ранит и бьёт по сердцу,
А лучше, если по печени.
В отличие, от души или, как говорят романтики, "сердца",
Печень невечна.

Хотя нет приятного в этих ранах,
Потому что нет смысла в этих
Обманах,
Противоречиях и загонах,
Б**дских кошмарах.

Не обманывай и не плачь,
Ты сам себе бог и палач,
Ты сам выбрал эту клетку.

Посмотри, ведь другие живут!
Они в сказке живут, детка!
И тебя уж точно не ждут,
Разве только что липу, подделку.

Что будет улыбаться, сверкать зубами,
Молиться за чужие раны,
И собственными руками
Себе сдавливать вены в ванной.

И разбиваться снова.

А ты столько раз разбивался.
И бил стекло,
Но напрасно

И кроме парочки шрамов,
За душой лишь пропасть из криков
И тремор.

Так скажи же мне, милый,
Может это всё б**дский гемор?

Может легче не бить,
А сразу вонзать в ладони?
Может легче, когда, их сжимая, стонешь?

А?
Ха!
Нет, не легче.

Потому что от боли в ладонях
Не меняется что-то в сердце.
А сердце не тронешь,
По крайней мере не ты.
В нём столько боли
И флэшбеков похлеще, чем с вьетнамской войны.

Ну так что же,
Будем биться в конвульсиях?
Заливать себя спиртом, дуться?
Или пойдём ко дну?

Скорее уж легче сдохнуть,
Истошно крича,
Чем согласиться на бездну одну-
В каждом дне
И так целую жизнь.