Родина

Тишиной поражённый стою.
Каждой новой секундой плачу за простой:
Всё что выпито, внято, измерено, сказано, пройдено...
Всё такой же несладкий на вкус и такой же простой,
как берёзовый сок моей родины.

И вливаю хрустального утра приподнимающий ток…
Миг, когда невозможно спешить, но и остановиться не вправе.
Словно праздный фотограф, плавно смакую рассвета цветок,
перед тем как сменить инструмент и ползти,
капроновым смершем ползти по разнотравию.

И хотя все плывём сквозь торосы стороннего опыта,
море бескрайнее "каждого божьего дня".
И на то не смотря, что всевидящий текст моей жизни в общую книгу верстает,
я способен сказать только то, что течёт сквозь меня,
только то волен сжечь, что из меня вырастает.

Всю свою босонаглость печатая в смелом формате HDеи,
подставляясь под комплименты и бережно таря их, знаю,
мой строчащийся сок - с чуть бодрящим лимоном мыслей великих людей,
с ложкой старого доброго мёда - принятья того, что не великих людей не бывает.   

Как поэт  современник  зубаст и практичен,  лишён всех моральных оков,
Адекватен неясно чему, свеж ещё более чем, многомерен и многобуков !
Селит яркие образы  в яблочных плитках друзей,
(телом чуя, что голые ноги её им вкуснее, записанных ею стихов)
И в объятьях кота сохнет заполночь над фээсбуком.

Мыслей мелется пенная рать, я  ладонями режу рассвет,
Я стократно готов проходить этот тихий  этап,
дважды маленький город в объятьях дебрянского леса неслышно любя.
Я бы мог не писать, но когда нежно стелется свет
и мои представления о кали юге уже не вместятся в себя -
вот тогда наступает полный стэндап.

Наблюдаешь за происходящим из окон хрипящих машин, стеклянных квартир
как деревни немы, а сады муравейников - в гулком навязанном шоке.
Где искусно состарен новый искусственный мир
и искуснейшее из искусств - размалёванное караоке.

Позади - пустота, впереди ожиданий неясный туман,               
и засыпан путь  ломкими листьями прежнего до белоснежия.
Не вини никого - всё законно и мерно,
и смысл здесь хоть что-то подделывать.
Он всё также приносит в пещеру рыбу  мечты своей, всё ещё свежую,
только ей уже жалко её разделывать.

Веселимся и пьём и скулим,  вспоминаем о тех временах,
что теперь не уже, а вот-вот.
Где компьютеры были большими,
а лики святые смотрели друг другу в затылок - плен клетчатой сумки.
Наши правнуки выследят нас по фрагментам  бутылок, тех,
где радость цветущих садов перемяли в бродящий компот
прежней жизни господ,
с позволения Господа всё ещё доживающих до двенадцатой рюмки.
На поминках и свадьбах надежд не питая о том,
что способны летать и светить и, точно ангелы, быть доверчиво близоруки.
Посмотри, осеняемые русским тяжёлым крестом,
Строят миф о любви  украинские сильные руки...

Не кори впопыхах, миг настолько же плотен, насколько залит пустотой.
Кровь кислит не вино, смятый в пригоршне вяжущий сок деревенской смородины.
Всё такой же несладкий на вкус, и такой же простой,
я стою и пою песню тихую родины.   

120527062019