Жижек и капитализм 2

       "В отличие от девятнадцатого столетия утопических и «научных» проектов и идеалов, замыслов будущего, двадцатый век имел своей целью освобождение вещи как таковой, непосредственную реализацию Нового Порядка. Основной и определяющий опыт двадцатого века — непосредственный опыт Реального, в противоположность повседневной социальной реальности. Реальное в его исключительной жестокости было той ценой, которую следовало заплатить за очищение от обманчивых слоев реальности.
Не является ли это образцовым случаем того, что Ален Бадью определил в качестве ключевой черты двадцатого столетия: «страсть Реального»?
Не становятся ли последней фигурой страсти Реального веб-сайты с жесткой порнографией, позволяющие нам увидеть при помощи крошечной камеры, размещенной на конце фаллоимитатора, как выглядит влагалище изнутри? В этот момент все переворачивается: когда кто-то подходит слишком близко к объекту желания, эротическая привлекательность превращается в отвращение к Реальному обнаженной плоти!"

        С. Жижек.


       Страсть к реальному или к натуральному?
К естественному нагому или к искусственному обнажённому? Быть может это страсть к любому развоплощению? Или же чувство чересчур воплощённой реальности? Что это?
      Материя, перегруженная, ненаходящей себе места, духовностью?
Страсть к новому материальному основанию - вот что скорей всего!
Но это новое материальное основание - лишь превращённое старое - вещное. В тот момент и в тот час, когда ему следовало бы становится действительно новым, оно оказывается лишь перевоссозданным старым, а предлагает себя как новое.
      Я думаю, действительно новым материальным основанием могли бы стать сами отношения и человек, они - как материя нового строительства - нечто похожее на то, что было у социализма, но только в грубой форме. Но даже и в этой грубейшей форме, социализм был намного правее капитализма - он верно схватывал свой "предмет", верно направлялся на него, но неверно понимал его. Социализм "орудовал" с человеком. В этом заключалось его преступление. Однако не следует забывать, что социализм потерпел поражение потому, что делал это открыто, между тем как капиталистическая система также орудует человеком как человеком массы и потребления, но делая это завуалировано, всё ещё продолжает череду своих собственных преступлений против человечности и человечества. Кроме того, капитализм на новом, более широком основании преобразует "вещи", но тут с ним случается именно то, о чём и пишет Жижек - его свободы навсегда консервируют путь к истинным свободам. Капитализм распахивает себя вширь без "прихождения к корню". Он - великий преобразователь "по верхам", а по "низам" - по самому человеку - он наивеличайший обманщик и иллюзионист.
      Значит, мы претерпеваем не страсть к реальному, а тоску по корням, но тоску заглушённую, подавленную множеством "капиталистических свобод". Мы испытываем "вытесненную тоску", как сказал бы Фрейд. И мы не в состоянии в ней разобраться. Мы бросаемся к вещам, но лишь частично себя находим в них, мы отшатываемся к самим себе и тут же моментально нам предлагают нас самих "социально сделанных", "социально сконструированных". Мы всякий раз обнаруживаем себя "уже готовыми", такими же, как и вещи, что "уже готовы". Но если весь мир изготовлен и сделан уже по иному, и в нём нет ни зазора, ни капельки для моего усилия, то какой мне смысл искать себя подлинного в этом "новом" мире?
      Если для социализма человек стал "орудием", то для капитализма человек стал "реальностью", "вещью". Но человек - не вещь, и не реальность, и даже не наличное бытие. Человек - поиск, вопрос, экзистенция, человек - ответ, путь, поступок, человек - бытие.

      В мире, где все вещи теперь уже только номинально "вещи" - "вещи" лишь по названию, а на самом деле - исключительно технологии и система, человек тоскует по реальному как "предполагаемому" человечному, и по натуральному, как предполагаемому наличному, конкретному. Но противостояние "вещь - человек" закончилось. Мы вступили в новую эру двух других противоречий: эмпирического, опытного и системного с одной стороны; и живого - не живого вообще с другой. Первое противоречие предполагает дальнейшую модификацию старого противоречия "чувственно-конкретное - абстрактное, духовное", то есть всё тоже старое противоречие, но на новый лад в тянущейся своей неразрешимости. Второе противоречие - истинно то, что приблизилось с нашим временем.
      В обоих этих противоречиях нет речи ещё о самом человеке. Однако второе противоречие - ведущее, открытое - всё же потенциально влечёт нас по дороге навстречу человеку, только долгим, обходным путём.
      Имя второму противоречию: "технос" или "биос"? Кто кого? Это их соревнование. Они сейчас соревнуются - каждый час, каждый миг.
      И нам необязательно знать об этом или догадываться, это наша судьба - уже. Но лучше всё же, если мы будем об этом догадываться.

     "Биос" или все формы жизни и живого на земле должны не только устоять в своём противоборстве с "техносом", но и самораскрыться по новому в этом противостоянии. Такова задача. В противном случае нас ждёт глобальная катастрофа - "биос" не выпрыгнувший на новый уровень по отношению к надвигающемуся "техносу" - погибнет.
      Поэтому необходимо понимать, что старое превращённое противоречие уже не играет в нашей сегодняшней жизни никакой существенной роли, в таком виде и в такой форме, в которой оно оказалось нам дано исторически, оно показало себя неразрешимым. Людей "клонит" и "сгибает" новое противоречие - получив в свои руки последний айфон, они, когда задаются вопросом, то спрашивают о том как быть живым среди всего этого? Их вопрос не звучит более теоретично и не поднимается до более существенного, технике они противопоставляют одну лишь жизнь. И прежде всего, свою собственную, ведь это всё, что у них есть( в крайнем случае, как они считают).