22 июня 1941 года началось ещё в... 1922-ом году

Посвящаю всем сегодняшним "патриотам Отечества", в подавляющем большинстве своём - малообразованным, малосведущим в новейшей истории собственного государства.



16 апреля 1922 года в предместье Генуи Рапалло Г.В. Чичерин и В. Ратенау подписали договор между Советской Россией и Германией.
Советская республика и германское государство взаимно отказались от возмещения военных расходов и убытков, включая убытки от реквизиций в военных условиях, а также от других мероприятий государственных органов сторон, в частности национализации иностранной собственности. Договор предусматривал также отказ от возмещения расходов на содержание военнопленных. Статья 2 определяла принципиально важное обязательство – отказ германской стороны от национализированной в Советской России собственности, от претензий на её возмещение. Советская Россия в свою очередь отказалась от репараций. Между странами немедленно возобновлялись дипломатические и консульские отношения, была достигнута договорённость о всестороннем развитии экономических отношений. В договоре отмечалось, что для общего правового положения граждан обеих сторон и для общего урегулирования взаимных торговых и хозяйственных отношений должен действовать принцип наибольшего благоприятствования.
Рапалльский договор явился первым официальным международным признанием равноправия систем собственности – социалистической и капиталистической. Советское правительство рассматривало этот договор как образец регулирования отношений с капиталистическими странами в условиях мирного сосуществования. Это был удар по империалистической политике изоляции Советской России, ознаменовавший провал планов создания единого антисоветского фронта капиталистических держав.
Сотрудничество в духе Рапалло было выгодным и плодотворным для обеих стран, охватывало широкий спектр отношений, включая взаимодействие в военной области… Нужно сказать, что именно военное сотрудничество являлось одной из основ советско-германских отношений рапалльского периода.
Побудительной причиной двустороннего советско-германского сотрудничества являлось наличие общих врагов. Самым опасным из них была тогда Польша, притязания которой к соседям активно поддерживали бывшие союзники России по войне – Франция и Англия.
В 1920 году резкое обострение германо-польских споров по территориальным вопросам едва не переросло в вооружённый конфликт ( Силезия, Восточная Пруссия). Кризис в советско-польских делах в апреле 1920 года привёл к войне, развязанной Ю. Пилсудским. 6 мая белополяки заняли Киев, но уже в июне польские войска, теснимые частями РККА Западного фронта по командованием М. Тухачевского, оказались вынуждены отойти за линию, где они находились до похода на Киев.
Примерно тогда же в руководстве германского рейхсвера и вызревали планы военного союза с «советским большевизмом» для ликвидации последствий Версальского договора и восстановления общей границы между Германией и Россией на возможно большем протяжении. (Согласно подписанному 28 июня 1919 года Версальскому договору германская армия не должна была превышать 100 тыс. человек. Офицерский корпус ограничивался 4000 человек. Германский генштаб ликвидировался, и его восстановление запрещалось. Всеобщая воинская повинность отменялась. Германии запрещалось проводить какую бы то ни было военную подготовку в учебных заведениях, а также иметь тяжёлую артиллерию, танки, подводные лодки, дирижабли и военную авиацию. Она лишалась права аккредитировать в других странах свои военные миссии, германские граждане не имели возможности поступать на военную службу и получать военную подготовку в армиях других государств. Версальский договор делал лишь одно исключение: немцам разрешалось служить во французском иностранном легионе).
Первые контакты с целью наладить военное сотрудничество имели место как минимум уже в августе – сентябре 1920 года. Их вдохновителем и наиболее активным сторонником с немецкой стороны был генерал Х. фон Зект (Сект), главнокомандующий сухопутными войсками рейхсвера. Его планы были направлены на то, чтобы Германия и Советская Россия взяли Польшу в клещи. Более того, наблюдая за успешными действиями Красной Армии в польско-советской войне 1920 года (до сражения под Варшавой), он считал возможным, опираясь на союз с Советской Россией, ликвидировать последствия Версаля.
Уже в августе того же года Зект через посредничество Энвер-паши (бывший турецкий военный министр (1914-1918гг), инициатор заключения Турцией военного союза с Германией в первой мировой войне) установил тайные контакты с Председателем Реввоенсовета Республики Л. Троцким, о которых в германских правящих кругах знал только канцлер Вирт, его кабинет был информирован об этом лишь после заключения Рапалльского договора (SchiedlerT. DieProblemdesRapallo-Vertrages. Eine Studie uber die deutsch-sowjetischen Beziehungen 1922-1926. – Koln und Opladen, 1956, – s. 24-25).
Однако, как сообщал наркому иностранных дел РСФСР Г. Чичерину в письме от 20 сентября 1920 года В. Копп, являвшийся руководителем Советской миссии по делам военнопленных в Германии и неофициальным представителем Советского государства в Берлине, после неудач Красной Армии в советско-польской войне в августе 1920 года, «идея восточной ориентации в Германии …сильно поблекла» (Архив внешней политики СССР(далее АВП СССР), ф. 04, оп. 13, п. 73, д. 1038, л. 1). На передний план вышла другая идея – долговременного военного сотрудничества, активно поддержанная обеими сторонами.
Концепция двустороннего военного сотрудничества была намечена в результате серии секретных переговоров в Москве и Берлине в 1920 – 1923 годах. Так, в письме Г. Чичерину от 2 декабря 1920 года В. Копп сообщал об одной из бесед с Зектом, в которой тот говорил о желательности «установить более тесный контакт между германским генштабом и нашими военными властями». При этом Зект настаивал на том, чтобы германские военные специалисты приняли участие в создании советской военной промышленности с целью использования её затем «как источника вооружения для разоружённой Германии при столкновении её с Антантой». Он дал понять, что в случае военного столкновения с Польшей Германия рассчитывает на помощь Советской России, и выразил готовность оказать поддержку в закупках оружия и содействие при вывозе вооружённых материалов, закупленных советскими представителями в Германии. Одновременно Зект заявил, что германский генштаб согласен помочь в получении сведений о Польше » (АВП СССР, ф. 04, оп. 13, п. 73, д. 1038, лл. 69-70).
В начале 1921 года для осуществления связей с наркоматом обороны и руководством Красной Армии в военном министерстве Германии была создана «Зондергруппа Р», именуемая советской стороной «Вогру» (то есть военная группа), а в 1923 году при германском посольстве в Москве – его исполнительный орган «Центр Москва», который возглавил полковник Лит-Томзен.
Попеременно в течение 1921 года в Москве и Берлине шли интенсивные переговоры. В их ходе, как писал Чичерин Ленину, «т. Копп сыграл подготовительную роль». По предложению Ленина именно Коппу и было поручено вести переговоры в Берлине.
В результате Политбюро ЦК РКП(б) был принят план восстановления военной и мирной промышленности РСФСР «при помощи немецкого консорциума, предложенный представителем группы виднейших военных и политических деятелей» Германии » ( АВП СССР, ф. 082, оп. 4, п. 4, д. 2, лл. 12, 27). Об этом упоминается в записке Чичерина в ЦК РКП(б) от 10 июля 1921 года, который, в частности, писал, что «первоначально немцы больше всего интересовались военной промышленностью (Примерно в то же время, в июле-августе 1921 года, в Москве появился первый уполномоченный от рейхсвера О. фон Нидермайер, действовавший под псевдонимом Нойман. С согласия советской стороны он совершил ознакомительную поездку по оборонным заводам и верфям Петрограда, на восстановление которых при помощи немецкого капитала и специалистов, а затем на значительные заказы из Германии та рассчитывала. Нидермайера в его поездке сопровождали заместитель наркома иностранных дел Советской России Л. Карахан, В. Копп и руководитель германской миссии по делам военнопленных в Советской Росси Г. Хильгер). Производимое вооружение оставалось бы у нас… на складах до момента новой войны. На наш вопрос, как решаются немцы оставить на сладах у нас это оружие без гарантий, они отвечали, что гарантия – единство политических интересов… Для финансирования предприятия образован консорциум по инициативе «Дойче Ориентбанк», в который входят все крупнейшие банки Германии, за исключением связанной со Стиннесом «Дисконто-Гезельшафт». От нас требуются юридические гарантии (правовые основы предприятия) и финансовые: гарантия прибыли минимум 6%, а группа военных и политических деятелей депонирует сумму для обеспечения от излишнего риска» (АВП СССР, ф. 082, оп. 4, п. 4, д. 2, л.12).
Уже в сентябре 1921 года в Берлине состоялись секретные переговоры между Л. Красиным (с советской стороны участвовал так же В. Копп) и руководством рейхсвера (Главнокомандующий рейхсвером генерал Х. фон Зект, начальник генштаба генерал В. Хайе, начальник оперативного отдела генштаба полковник О. Хассе, начальник снабжения рейхсвера полковник Л. Вурбахер, уполномоченный рейхсвера в РСФСР О. фон Нидермайер).
К этому времени ввиду возникших между «Вогру»   промышленниками трений, грозивших провалить всё дело, руководство рейхсвера решило «целиком и окончательно» отделить соглашение с «Вогру» от соглашения с промышленниками. 20 сентября 1921 года Копп информировал Чичерина о том, что были достигнуты конкретные условия сотрудничества, в соответствии с которыми «Вогру» даёт советской стороне заказы на производство самолётов, тяжёлой артиллерии и других предметов военного снаряжения, гарантирует оплату депонированием суммы, пополняемой по мере выполнения и сдачи заказа, а также кредиты для пополнения оборудования советских заводов. В свою очередь та обязывалась привлечь для использования заказов германские фирмы по указанию «Вогру» и гарантировать «Вогру» непосредственное участие её военно-технических кадров при выполнении её заказов на советских заводах (АВП СССР, ф. 082, оп. 4, п. 4, д. 8, л.104).
Кроме того, советская сторона в целях восстановления оборонной промышленности давала обязательство создать трест, в который бы вошли основные предприятия по изготовлению тяжелой артиллерии (Мотовилиха, Царицын), самолётов (Рыбинск, Ярославль), пороха, снарядов и т.д. Было договорено, что наблюдательный совет треста будет составлен из представителей Советского правительства и «Вогру» (формально трест должен был финансироваться советской стороной, по существу же все необходимые средства намечалось предоставлять «Вогру»). Планировалось, что программу составят «Вогру» и штаб Красной Армии. Для обсуждения программы и обследования состояния заводов, предложенных для военно-промышленного треста, «Вогру» предполагалось делегировать в Москву военно-техническую комиссию. Советская сторона принимала все необходимые организационные меры. В качестве первого пункта программы признавалось производство самолётов.
Давая отчёт по итогам переговоров, Копп сообщал Председателю ВСНХ П. Богданову в письме от 24 сентября 1921 года, что «в военной области… уже изготовлен список первого заказа. Основные цифры следующие: 1000 самолётов, 300 полевых орудий, 300 тяжёлых орудий, 200 зенитных, 200 пулемётов, 200 бронеавтомобилей, по 3000 штук снарядов для каждого орудия» (АВП СССР, ф. 082, оп. 13, п.74, д. 1966, л.44; ф. 082, оп. 4, д. 8, л. 104 ).
С декабря 1921 года по май 1922 года упомянутая военно-техническая комиссия, в состав которой вошли представители «Вогру», «Круппа» и «Юнкерса», находилась в РСФСР. Она осмотрела интересовавшие её заводы и вела переговоры о заключении концессий.
Следует отметить, что наряду с этим с 15 января по 17 февраля 1922 года в обеих столицах, а затем в первых числах апреля 1922 года в Берлине по инициативе Ленина шли переговоры о советско-германских контактах на предстоящей Генуэзской конференции. Интересно что в состав германской делегации для участия в конференции в Генуе в качестве военного советника был включён уже известный нам генерал-майор О. Хассе. И хотя вопросы военного сотрудничества при заключении 16 апреля 1922 года Рапалльского договора не затрагивались, наличие всех приведённых фактов в одной цепи весьма симптоматично. Во всяком случае заключение этого договора создало крепкую правовую базу для становления межгосударственных отношений и налаживания всестороннего советско-германского сотрудничества.
Пару месяцев спустя, в июне 1922 года, Чичерин, негодуя по поводу беспардонной деятельности чекистов в отношении немецких партнёров по военным переговорам в Москве, писал своему заместителю Л. Карахану: «Наиболее важным я считаю дело «Вогру». Тут мы наглупили больше, чем в чём-либо другом. Идиотское вмешательство Уншлихта грозит уничтожением одному из главнейших факторов нашей внешней политики» (И.С. Уншлихт в 1921 – 1923 гг. был заместителем председателя ВЧК (ГПУ)). И у него, как очевидно, были на это достаточно веские основания.
После продолжительных переговоров 26 ноября 1922 года в Москве были подписаны концессионный договор с самолётостроительной фирмой «Юнкерс» о производстве металлических самолётов и моторов, а также ещё два договора – об устройстве транзитного сообщения Швеция-Персия и об организации аэросъёмки. Договор о производстве металлических самолётов и моторов заключался на 30 лет, фирме передавался в аренду Русско-Балтийский завод в Филях под Москвой. Производственная программа устанавливалась в размере 300 самолётов в год, серийный выпуск самолётов должен был начаться не позднее 1 октября 1923 года, а серийный выпуск моторов – через год после подтверждения договора (АВП СССР, ф. 0165, оп. 2, п. 111, д. 61, лл. 34-98).
Уже в январе 1923 года в Берлин с целью размещения военных заказов выезжала делегация во главе с заместителем председателя РВС Респубики Е. Склянским. В феврале и апреле того же года группа высших офицеров рейхсвера во главе с Хассе («комиссия неецкого профессора Геллера») продолжила эти переговоры в Москве. А в июле Главный начальник воздушного флота Республики и председатель Главоцесскома А. Розенгольц вёл в Берлине переговоры с канцлером В. Куно, а после его отставки в августе 1923 года и продолжил Г. Штреземан.
В итоге наряду с созданием смешанных русско-германских предприятий и концессий на территории СССР создавались замаскированные под них военно-промышленные предприятия, на которых выполнялись и немецкие военные заказы. Для маскировки финансирования предприятий и координации их деятельности немецкой стороной военное министерство Германии в августе 1923 года основало «Общество содействия промышленным предприятиям» (ГЕФУ) с месторасположением в Берлине и Москве, обеспечив его необходимым производственным капиталом. Руководство ГЕФУ было возложено на майора рейхсвера Ф. Чунке. В частности, речь шла о самолётостроительном заводе в Филях при участии «Юнкерса», химзаводе «Берсоль» по производству отравляющих веществ близ Самары с участием «Штольценберга» и производстве беприпасов для артиллерии на различных советских заводах (Златоуст, Тула, Петроград) «при немецком техническом содействии» с помощью «Круппа». (Hilger G. Op. cit. – s. 191; Schieder T. Op. cit. – s. 27). Корни на нашей земле пустили «БМВ» (танковые и авиационные моторы), «Карл Вальтер» (стрелковое оружие), «Рейнметалл», «Сименс» и др.
Переговоры велись и о других проектах. Так, например, в донесении советского представителя в Германии В. Коппа Председателю РВС Республики Троцкому от 7 апреля 1921 года речь шла о концессии с фирмой «Блом унд Фосс» с целью производства подводных лодок (CarrE. H. Op. Cit. – p. 57).
Наиболее удачным оказалось сотрудничество с «Юнкерсом»: к 1925 году авиационный завод в Филях, на котором по договору с фирмой осваивалось производство цельнометаллического самолёта, превратился во флагман советского самолётостроения. Плодотворным было и сотрудничество с «Круппом».
Другим важным направлением «военно-технических контактов» являлась деятельность военно-учебных центров рейхсвера. Результатом уже упоминавшихся переговоров и других контактов явился ряд договорённостей, в соответствии с которыми на территории СССР в 1924 – 1928 годах были организованы военные учебные центры рейхсвера: лётная школа под Липецком, танковая школа под Казанью, аэрохимическая опытная станция под Саратовом (или школа химической войны, так называемый «объект Томка»), где проводились испытания химического оружия. Для осуществления координации работы этих объектов Зект в 1924 году назначил О. фон Нидермайера, формально находившегося в подчинении Лит-Томзена.
По свидетельству Г. Хилгера, советника германского посольства в Москве в 1922 – 1924 годах, за период существования лётной школы под Липецком прошли обучение сотни немецких лётчиков. Одновременно в ней обучались и советские пилоты, с успехом перенимавшие опыт и знания немецких коллег. Ценность лётной и танковой школ заключалась в том, что обучавшиеся в них могли знакомиться с новейшими типами самолётов и танков (Тем не менее, у нас до сих пор бытует мнение, что мы обучали немецких лётчиков и танкистов – всё было как раз наоборот).
В сентябре 1925 года советские командиры во главе с членом РВС СССР, помощником начальника штаба РККА М. Тухачевским впервые присутствовали на манёврах рейхсвера. Причём это был «ответный визит». Первый секретарь полпредства СССР в Германии Штанге писал в дневнике: «Тов. Тухачевский… отметил важное значение, которое имеет более детальное ознакомление представителей обеих армий. Он указал, что сейчас он и его коллеги присутствовали, так сказать, на экзамене, но они не видели ещё своих германских товарищей в повседневной жизни и работе». И далее о впечатлениях офицеров германского генштаба: «…я должен, во-первых, отметить, видимо, совершенно искреннее удовлетворение, вынесенное как из поездки германских представителей в СССР, так и из посещения Германии нашими товарищами. Полковник и майор (офицеры германского генштаба О.фон Штюльпнагель и Х. Фишер), оба рассыпались в комплиментах по адресу наших товарищей, искренне удивляясь их эрудиции даже в отношении немецкой военной литературы. Должен добавить, что внешнее впечатление, которое производили прибывшие товарищи, было действительно великолепно. Они держали себя с большой выдержкой и тактом, причём в то же время не чувствовалось абсолютно никакой натянутости. Немцы, приехавшие из СССР, в полном восторге от оказанного им там приёма» (АВП СССР, ф. 04, оп. 13, п. 87, д. 50123, л.19).
После 1925 года взаимный обмен и посылка на манёвры и крупные учения военных делегаций из высшего командования армий обеих стран стали регулярными (Известно, что помимо Тухачевского на манёврах рейхсвера в Германии присутствовали В. Триандафиллов, И. Уборевич, И. Якир, А. Корк, В. Путна, Р. Эйдеман, Э. Аппога, К. Мерецков, А. Егоров и другие). Более того, до 1930 года Германия была, пожалуй, единственной страной, чьи офицеры участвовали в крупных осенних манёврах Красной Армии.
Посол Германии в Москве Брокдорф-Ранцау, опасаясь негативной реакции стран Антанты, поначалу отнёсся к этим контактам крайне негативно. Но уже в 1923 году он изменил точку зрения по данному вопросу, увидев в связях по военной линии средство усиления политических отношений между странами. Если учесть, что, по свидетельству Х. фон Диркеса, возглавлявшего в тот период Восточный отдел Германии, «центр тяжести политики… в отношении России находился не в МИДе в Берлине, а у нашего посла в Москве, графа Брокдорф-Ранцау», то можно, очевидно, не сомневаться в истинном значении военного сотрудничества для взаимоотношений обеих стран. Ранцау поддержал выдвинутое советской стороной предложение о финансировании рейхсвером военно-промышленных проектов Советского Союза в обмен на возможность создания в СССР военных учебных центров рейхсвера.
Однако значительного, как это представляла себе советская сторона, наращивания взаимного, главным образом военно-промышленного, сотрудничества не произошло. Немецкая сторона объясняла невозможность увеличить объёмы военно-промышленной помощи опасениями утечки информации в страны Антанты, что вызывало бы немедленную и соответствующую реакцию с их стороны. Инфляция в Германии, изменение экономической ситуации в Советском Союзе, которое свело на нет фактор дешёвой рабочей силы, ужесточение надзора за немецкими специалистами со стороны ГПУ не могли не отразиться на атмосфере этого сотрудничества. Имели также место взаимное недоверие и даже открытая неприязнь между специалистами обеих сторон, непосредственно взаимодействовавшими друг с другом.
Но, пожалуй, самым существенным было то, что в 1925 – 1927 годах Германия начала вновь активно включаться в мировую политику. Отношения же со Советским Союзом были нужны главным образом для выхода из политической изоляции после поражения в первой мировой войне и использовались германской дипломатией в качестве козыря во внешнеполитической игре с западными державами.
К концу 1925 года военно-промышленное сотрудничество при посредничестве ГЕФУ переживало довольно критический момент. Не случайно советский полпред в Германии Крестинский в одной из бесед с Зектом в конце января 1926 года вынужден был констатировать: «…подводя деловые итоги совместной трёхлетней работы вынуждены признать, что работа эта почти ничего не дала» (в конце концов в июле 1927 года ГЕФУ обанкротившееся в результате финансовых махинаций его руководителей, было ликвидировано и его функции взяла на себя организация ВИКО – «Хозяйственная контора»). Неоднозначно военное сотрудничество воспринималось и в тех советских кругах, от которых зависело его продолжение или замедление и свёртывание (в первую очередь руководителем советского военного ведомства К. Ворошиловым).
Тем не менее, учитывая общую внешнеполитическую ситуацию в те годы и политическое значение военного аспекта сотрудничества для взаимоотношений двух стран, а также его практическую пользу в деле повышения боеспособности и выучки РККА, Крестинский настоял на проведении в Берлине в марте 1926 года переговоров советской военной делегации во главе с заместителем Председателя РВС И. Уншлихтом с высшим политическим и военным руководством Германии (канцлером Х. Лютером, министром иностранных дел Г. Штреземаном, военным министром О. Гесслером, главнокомандующим рейхсвером Х. фон Зектом, начальником оперативного штаба рейхсвера О. Хассе).
Уншлихт привёз развёрнутую программу наращивания двустороннего военного сотрудничества, которая была обсуждена с руководством рейхсвера. На беседе с Лютером, Штреземаном и Зектом 30 марта 1926 года Уншлихт и Крестинский вновь её изложили и предприняли попытку добиться её одобрения политическим руководством Германии. Но Лютер и Штреземан уклонились от обсуждения выдвинутых советской стороной предложений, сославшись на ограничения Версальского договора. План, таким образом, не был принят.
С одной стороны, сыграли свою роль противоречия между ведомственными интересами рейхсвера и политического руководства Германии. Об этом Уншлихт и Крестинский открыто сказали на переговорах с Гесслером и Зектом год спустя, в июле 1927 года. С другой стороны, именно в этот период шла форсированная переориентация внешней политики Германии с Востока на Запад. На конференции в Локарно в октябре 1925 года все её участники высказались за вступление Германии в Лигу Наций, 16 октября 1925 года в Локарно состоялось подписание Рейнского гарантийного пакта, закрепившего статус-кво её западных границ. В марте 1926 года на чрезвычайной сессии Лиги Наций в Женеве решался вопрос о приёме Германии и предоставлении ей места постоянного члена Совета. Но из-за претензий Польши, Испании и Бразилии на это место её приём был отложен (8 сентября 1926 года VII сессия Ассамблеи Лиги Наций приняла решение о принятии Германии в Лигу и предоставлении ей постоянного места в Совете Лиги). Как раз в это время в Берлин и приехала военная делегация во главе с Уншлихтом. Естественно, расширение военного сотрудничества с Советским Союзом, если бы об этом стало известно, «лишило бы Германию всякого политического кредита в (западном) мире» (ADAP, Ser. B., II/I, S. 258, 259).
До конца 1926 года военное сотрудничество держалось в тайне. Тучи стали сгущаться уже к осени того же года, после отставки Зекта. К декабрю фирма «Юнкерс», выполнявшая военный заказ по созданию авиационного завода в СССР, попав в финансовые затруднения, вынуждена была представить в рейхстаг меморандум, подробно отражавший её контакты с «Зондергруппой Р» военного министерства и советской стороной.
Приобретя этот меморандум влиятельная английская газета «Манчестер Гардиан» 3 декабря 1926 года выступила с резкой критикой обеих сторон. На другой день с нападками на СССР и рейхсвер выступил социал-демократический «Форвертс». В том же ключе прозвучали выступления депутатов СДПГ в рейхстаге. Стали известны и советские поставки морем снарядов и гранат для рейхсвера. (В прессе Германии это получило хлёсткое название «гранатной афёры»).
В условиях нагнетания Англией напряжённости в англо-советских отношениях (27 мая 1927 года Англия разорвала дипломатические отношения с СССР) советская сторона имела все основания для опасений относительно прекращения Германией двустороннего военного сотрудничества. Поэтому она старалась добиться того, чтобы правительство Германии, которое до сих пор практически не вмешивалось в эту область взаимоотношений с Советской Россией, считавшуюся прерогативой руководства рейхсвера, сделало официальное заявление о продолжении этого сотрудничества на легальной базе.
7 мая 1927 года заместитель наркома иностранных дел М. Литвинов поставил вопрос об этом перед германским послом в Москве Брокдорфом-Ранцау. Об этом же шла речь и во время переговоров Уншлихта с главнокомандующим рейхсвером генералом В. Хайе, сменившем Зекта, в июле 1927 года в Берлине.
В августе 1927 года Брокдорф-Ранцау, получив полномочия от Штреземана, в беседе с Чичериным официально уведомил Советское правительство о том, что германское правительство не имеет ничего против дальнейшего функционирования военного, учебного центра в Казани. Таким образом, продолжение военного сотрудничества, несмотря на его крайне нежелательную для обеих сторон огласку, явилось своего рода индикатором сохранения рапалльской политики.
Весьма интересными в данной связи представляются воспоминания германского дипломата Г. Хильгера. Он отмечал, что, несмотря на разоблачения, «Берлин и не думал прекращать прежней политики. Более того, все… начиная со Штреземана, были полны решимости не только в том же объёме продолжать военное сотрудничество, но и, пусть очень осторожно, интенсифицировать его» (HilgerG. Op. Cit. – s. 198).
Однако с 1928 года в условиях начавшегося свёртывания в СССР новой экономической политики в нашей стране стали стремительно нарастать подозрительность, недоверие, а зачастую и открытая враждебность к иностранным специалистам. Одно время довольно остро стоял вопрос о целесообразности продолжения военного сотрудничества и контактов между Красной Армией и рейхсвером. Была создана даже комиссия Политбюро ЦК ВКП(б) по этому вопросу. Крестинскому пришлось употребить всё своё дипломатическое искусство, на это раз уже в переписке со Сталиным и Ворошиловым, с тем чтобы показать все плюсы военного сотрудничества для советской стороны и допустить разрыва. К тому времени уже осуществлялись взаимное участие наблюдателей на манёврах, посылка комсостава РККА на стажировку в военную академию и даже обмен разведданными по некоторым вопросам. На повестку дня был поставлен вопрос об установлении контактов между военными флотами стран. (АВП СССР, ф. 0165, оп. 7, п.140, д. 234, лл. 71-78. В августе 1929 года впервые состоялся заход военных кораблей Советского Балтфлота (2крейсера и отряд эскадренных миноносцев) в германские порты Свинемюнде и Цилау).
Военное сотрудничество продолжалось до середины 1933 года и был свёрнуто с приходом к власти в Германии А. Гитлера (Так, ещё в мае 1933 года довольно представительная делегация рейхсвера под руководством генерал-лейтенанта фон Боккельерга присутствовала на военных манёврах в СССР. Делегацию принимало высшее военное руководство СССР (АВП СССР, ф. 05, оп. 13, п. 91, д. 27, л.40)).