Цветаева всю себя отдала поэзии

Я цветы и травы чувствую Душою,
Я поэт, мне сердце говорит.
Я та нить, между тобою и собою,
Я колокол, что в ночи звучит!

Стараюсь быть рассветом,
3а горизонтом вижу много солнц!
И наполняюсь ярким светом,
И знаю, может каждый быть поэтом!

Лукавить,ещё не значит говорить,
Душою, стоит жизнь творить!
Не лгать, мир напрасно не тревожить,
Душой всегда, обязано светить!
   Евгений   21.июнь.19.

Уже с середины 1910-х годов появляются стихи, в которых слышится поэтический голос Цветаевой - его невозможно спутать ни с чьим другим: «Я с вызовом ношу его кольцо...», «Мне нравится, что вы больны не мной...», «Уж сколько их упало в эту бездну...», «Никто ничего не отнял...» и др. Наиболее крупным явлением поэзии Цветаевой этих лет стали стихотворные циклы - «Стихи о Москве», «Стихи к Блоку» и «Ахматовой».
Первый из них - «Стихи о Москве» - широко и мощно вводит в цветаевское творчество одну из важнейших тем - русскую.

Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
...Царю Петру и вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари: колокола.
Пока они гремят из синевы -
Неоспоримо первенство Москвы.

Часто цитируют «провидческие» стихи молодой Цветаевой:

Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.

«Стихи к Блоку», если не считать юношеских обращений к «Литературным пророкам» и упомянутого выше «Моим стихам», открывают едва ли не главную тему Цветаевой - поэт, творчество и их роль в жизни.

 Когда Цветаева в известном письме к  В. Розанову (1914) утверждала, что для нее каждый поэт - умерший или живой - действующее лицо в ее жизни , она нисколько не преувеличивала. Ее отношение к поэтам и поэзии, пронесенное через всю жизнь, не просто уважительно-признательное, но несет в себе и трепет, и восхищение, и признание избраннической доли художника слова.

 Сознание своей приобщенности к «святому ремеслу» наполняло ее гордостью, но никогда - высокомерием.

Братство поэтов, живших и ушедших, - в ее представлении своеобразный орден, объединяющий равных перед Богом духовных пастырей человеческих. Поэтому ко всем, и великим и скромным поэтам, у нее обращение на «ты», в этом нет ни грани зазнайства или амикошонства, а только понимание общности их судеб.

 (Этим объясняется и то, что Цветаева, как и Ахматова, не любила слова «поэтесса»; обе справедливо полагали, что имеют право на звание «поэта».) Таким будет ее отношение к  Пастернаку,  Маяковскому,  Ахматовой,  Рильке,  Гронскому,  Мандельштаму и др. Но два имени в этом ряду выделяются -  Блока и  Пушкина.

Блок для Цветаевой не только великий современник, но своего рода идеал поэта, освобожденный от мелкого, суетного, житейского; он - весь воплощенное божественное искусство.

«Блоковский цикл» - явление уникальное в поэзии, он создавался не на едином дыхании, а на протяжении ряда лет. Первые восемь стихотворений написаны в мае 1916 г., в их числе «Имя твое - птица в руке...», «Ты проходишь на запад солнца...», «У меня в Москве купола горят...».

 Это - объяснение в любви, не славословие, а выплеск глубочайшего интимного чувства, как бы изумление самим фактом существования такого поэта и преклонение перед ним в прямом смысле этого слова:

И, под медленным снегом стоя,
Опущусь на колени в снег.
И во имя твое святое.
Поцелую вечерний снег

Там, где поступью величавой
Ты прошел в снеговой тиши,
Свете тихий - святые славы -
Вседержатель моей души.

Ровно через четыре года, в мае 1920 г., когда Блок в один из последних приездов в Москву публично выступил с чтением своих произведений, Цветаева к написанным ранее добавила еще одно стихотворение, где запечатлела свершившееся в восторженных словах:

«Предстало нам - всей площади широкой!
-  Святое сердце Александра Блока».

А потом была вторая половина цикла - семь стихотворений, создававшихся уже после смерти Блока. В скорбные августовские дни 1921 г. под свежим впечатлением утраты Цветаева написала о своем ощущении нечеловеческой надмерности умолкшего поэта:

Други его - не тревожьте его!
Слуги его - не тревожьте его!
Было так ясно на лике его:
Царство мое не от мира сего.

Мало в лирике обращений к своему собрату по поэзии, где бы с такой силой прозвучали возвышенно-трепетная любовь и преклонение перед гением художника, как те, что запечатлены в «Стихах к Блоку».

Песнопения «златоустой Анне» («Ахматовой») - отражение еще одной грани этой темы. Верящая в свою поэтическую силу («Знаю, что плохих стихов не дам»), она, для которой  Ахматова была единственной достойной соперницей среди современниц, представлявших женскую лирику, ни одним словом, ни одной интонацией не показала зависти или недружелюбия; напротив, только восхищение и готовность признать превосходство своей современницы, даже с долей преувеличения ее роли в литературе

(в 1916 г., когда написан цикл, Ахматова - автор всего двух первых своих сборников - «Вечер» и «Четки»), Это обожание заметно в первых литургических строках ряда стихотворений: «О муза плача, прекраснейшая из муз!», «Златоустой Анне - всея Руси / Искупительному глаголу», «Ты солнце в выси мне застишь».

Цветаева  любила поэзию и всех ее служителей, чтобы быть зависимой от мелочности поэтической ревности и тщеславия. Все настоящее, талантливое в поэзии признавалось ею безусловно.

Мне нравится что вы больны не мной,
Мне нравится что я больна не Вами.
Что никогда тяжелый шар земной,
Не уплывет под нашими ногами.

Мне нравится что можно быть смешной,
Разрушенной и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится ещё что вы при мне спокойно, обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне,
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный,
Не упомяните ни днем ни ночью всуе.

Что никогда в церковной тишине,
Не пропоют над нами аллилуйя.

Спасибо вам и сердцем и рукой,
За то что вы меня не зная сами,
Так любите, за мой ночной покой,
За редкость встреч, закатными часами.
За наше не гулянье под луной,
За солнце, не у нас над головами.

За то что вы увы, больны не мною,
За то что я увы, больна не вами…

Её мать, Мария Александровна Мейн, ждала мальчика и даже выбрала ему имя: Александр, в честь своего отца, почетного гражданина Москвы Александра Даниловича Мейна. А родилась девочка, которой суждено было проложить свой неповторимый путь в русской литературе. Марина была дочерью профессора Ивана Владимировича Цветаева, основавшего и подарившего Москве знаменитый Музей изящных искусств имени императора Александра III (ныне Государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина).

"Маленькая моя Муся все складывает слова в рифмы, наверное, будет поэт", – записывала мать в дневнике. Но предпочитала не давать ей бумагу для стихов, а учить музыке, будучи сама прекрасной пианисткой. "От матери я унаследовала Музыку и Романтизм. Просто – Музыку. Музыка это я", – говорила Марина.