Из цикла Земля и люди

ПОЗЫВНЫЕ ВЕСНЫ

Морзянкою о землю
Дождинки: та-ти-та.
А на земле все зелено -
Красота.

Радисты связь наладили
С весенним дождем,
Передают по радио
Лету: "Ждем!"

Мы позывные слышим:
Рассветный звон росы
И,как шаги по крышам,
Далекий гул грозы.

Она - багровым росчерком
На синий небосвод.
По рекам и по рощам
Гроза
Идет.

Над городами, селами,
Ее огни.
Дождинками веселыми
Земля, звени!

Серебряные струи
Меняют цвет домов,
Звучат, как будто струны,
Под пальцами ветров.

Гроза плескает радость
Земле за воротник.
Висит на небе радуга,
Как вышитый рушник.

А дом мой - тихий остров,
Смотрю во все глаза,
Как быстрая и острая
Проносится гроза.

Грохочет где-то около
Неудержимый гром.
Я распахну все окна -
Пусть входит в дом!

ЗВЕНИГОРОД

Звенигород -
Звенящий город!
Блестят под солнцем купола,
Манят твои крутые горы,
Звонят твои колокола.

Журчит Москва-река в излучинах,
Смеются дети на песке.
Ты не по карте мной изучен,
В тебя вхожу я налегке.

У липы Чехова гуляю,
Под монастырской сплю стеной.
Звенигород, тебя я знаю
Со стариной и новизной,

С твоими сонными садами,
С пансионатом на горе,
С твоими гулкими шагами
По тротуарам на заре.

Торопятся на стройку парни -
Легко шагать в семнадцать лет.
Малыш стучит по бревнам палкой
И долго смотрит им вослед.

Бренчат бревенчатые стены,
Из окон радио гремит,
На крышах острые антенны,
Как стрелы, целятся в зенит.

А над заречной стороною
И над избой, где жил мой дед,
Высокой звонкою струною
За самолетом белый след.

Поют туристы под гитару,
Свистят под ветром провода...
О, эти маленькие, старые
Волнующие города!

В них столько зелени и света,
И белизны, и синевы,
Они, как древние монеты
Из ожерелья вкруг Москвы.

И среди них твой профиль гордый,
Чеканный, звонкий, расписной.
Звенигород -
Звенящий город,
Ты вновь раскрылся предо мной.

САД

Настало фиолетовое лето
В Никитском ботаническом саду,
И я опричь вахтера, без билета
В цветущий рай тихонечко пройду.

Юдоль души, сиреневое лоно,
Приют подлунный любящих сердец -
Тут клумбы зреют призрачно-лилово
В орбитах бледно-розовых колец.

Росистый куст с утра от солнца прячет
Бутоны роз в охранную листву,
И шланг садовый очень много значит,
Легко отдавшись в руки божеству.

Кудрявый новоявленный Озирис,
По облику божественно-земной,
Льет воду на великолепный ирис,
Цветущий фиолетовой волной.

Весь день брожу в воздушном фиолете,
Где кружатся цветные мотыльки,
И юный Моцарт на волшебной флейте
Подскажет мне мелодию строки.

А сад, как сон - в нем забываю где я,
Ловлю аллей необщие черты
И все гадаю, в чем его идея
И где предел лиловой красоты.

Какими описать словами
Живых цветов оттенки и цвета?
А наши предки - древние славяне
Одно произнесли бы: лепота!

ДЕД ИВАН

Всем ветрам и всем дождям назло
Навестить бы старика Ивана...
Я вонзаю острое весло
В ледяные волны Абакана.

В судорогах корчится вода,
Бьется в лодку со свирепым рыком.
Тучи, как большие невода,
Ловят солнца золотую рыбку.

Дед Иван стоит на берегу -
Борода, как у Хемингуэя.
Басом дед кричит: угу-гу-гу!
Паря, ну причаливай скорея!

Дед Иван ведет меня в избу
Чаем с медом и малиной поит.
Ветер - волк, забравшийся в трубу,
То скулит, то заунывно воет.

На стене ружье, нож в бересте,
Вместо лампы - в старой банке свечи.
Скажет дед: - Года уже не те,
Чтоб ходить на промысел далече.

Скажет дед: - А раньше хоть куды,
Вся тайга - моя, мои - поляны.
Мог пройти без хлеба и воды
В степь к хакасам через все Саяны.

Сильный был, однако,
Жадный был...
Дед глядит опасливо на двери:
- Паря, человека я убил.
Из-за зверя...

За окном беснуется река,
Валуны забрасывает пеной.
Я смотрю на руки старика,
Узловато связанные венами.

Медленно, как зерна жернова,
Свой рассказ старик перетирает.
Вижу сквозь глубинные слова -
Человек в Саянах умирает.

- Двое суток я за зверем шел,
Знал, что будет мой, не отвертится.
Зверь устал, был след его тяжел,
Ну а я летел как будто птица.

Я нагнал его в глухом логу,
Но не я пальнул из одностволки.
Зверь о землю грянул на бегу.
Мы сошлись над ним,
Не люди - волки.

Тот, чужой, он вышел из-за скал,
Он хотел отнять мою добычу.
Он - хотел!
Тогда я нож достал,
Позабыв охотницкий обычай.

- Я убил его. Убил...Убил...
Дед бормочет, словно бы не веря:
- Сильный был, однако,
Жадный был.
Паря! Человека из-за зверя...

Дед качает белой головой
И рука дрожит, сжимая кружку.
А в трубе протяжный волчий вой,
А за стенкой волны берег рушат.

Эх, старик, ты очень одинок.
Пальцами, оплывшими как свечи,
Зажигаешь бакены под вечер,
Лишь вода играется у ног.

Ни внучат, ни бабки, ни собаки.
Эх, старик, ты очень одинок.
- Паря, поплыву теперь на бакен,
Что-то там балует огонек...

Всем ветрам и всем дождям назло
Дед Иван во тьму шагает пьяно
И вонзает острое весло
В ледяные волны Абакана.

КОЛУМБ И ГАГАРИН

Батискаф в полумиле от берега
Изучает подводные скалы.
Может быть, он откроет Америку
В потаенных глубинах Байкала?

Нам эпохи открытий подарены
Теми, кто был до нас впереди.
От Колумба и до Гагарина -
Неизведанные пути.

Небосвод словно звездная клумба
С мириадами ярких соцветий.
Во Вселенной сплетенье столетий -
От Гагарина до Колумба.

Горделивые, как королевы,
Уходили в моря каравеллы.
В громовом озаренье рассвета
Возносились в пространство ракеты.

Обживая земные окрестности,
Презирая предосторожности,
Люди тянутся к неизвестности,
За пределы реальных возможностей.

Астрономия и математика
Из немыслимого далека
Нам явили иную галактику -
Магеллановы Облака.

Как фонарики сказочных гномов -
Россыпь звезд по космическим тропам.
Изумленье в глазах астрономов,
Припадающих к телескопам.

В волнах звездного океана
(Может, радость, а может - беда)
Засияла в созвездье Тукана
Не известная прежде звезда.

И горит посреди бесконечности
Как предвестница новых открытий,
Та звезда, что восстала из вечности
Каравеллой, готовой к отплытию.

ПОДКОВА

В бурьяне ржавая подкова,
Видать, лежала много лет.
Быть может, с Поля Куликова
Неброский этот раритет?

А мне твердят, что все - неправда,
Что наше поле - в стороне.
Но вот же тихая Непрядва,
Цветные камешки на дне.

Звенит вода на перекате
И, словно маленький салют,
В деревне ближней на закате
Костры оранжевые жгут.

И я представил: князь Димитрий
Из ножен вынул острый меч,
И старец Сергий в черной митре
Благословил его на сечь.

Подпругу у седла ослабя,
Поскольку в речке брода нет,
Пустился вплавь монах Ослябя,
Вдогонку - инок Пересвет.

Помчались витязи, ломая
Орды татарской злую спесь.
Бесславно воинство Мамая
Нашло в тот день могилу здесь...

А что же ржавая подкова -
Неужто впрямь из той поры?
Я за нее замолвлю слово:
Она лишь из моей игры.

Но даже если сивый мерин
Подкову обронил свою,
В душе я все-таки уверен:
Она потеряна в бою.

КОСАРИ

Сдавала ночь свои права,
Светлели сумрачные дали,
А на лугу уже трава
Ложилась ровными рядами.

Пришли до утренней зари
И друг за другом молча встали
Ухватистые косари,
Чьи косы как мечи блистали.

Коси, коса, пока роса -
Так на Руси косить умели,
Творя простые чудеса
И чуя силу в жарком теле.

Чтоб передышку сердцу дать,
Точили косы, ставши кругом,
И разнотравья благодать
Медово таяла над лугом.

БОЯРЫНЯ МОРОЗОВА

Пылал закат багрово-розов,
Когда на дровнях от реки
Везли боярыню Морозову
И чернь кричала: "Отрекись!"

Иконам древним, старым книгам
Она привержена была,
И не указ ей даже Никон,
Не страшен палача булат.

А из Кремля навстречу дровням
В карете ярче янтаря
Везли боярыне не ровню,
Но все ж родню ее - царя.

Она - рабыня старой веры,
Он - властелин России всей.
За ересь царской высшей мерой
Ее карает Алексей.

Раскольницы пытая душу,
В сомненьях он: "А может, зря?
Помиловать? Но коли струшу,
Кто ж станет слушаться царя?"

Не на костре и не на плахе
Она закончит жизнь свою -
На дыбе, в порванной рубахе,
В сырой темнице,
Но - в раю.

ДЖОРДАНО БРУНО

Шел дождь в тот вечер над столицей.
Спешил на площадь римский люд,
Где по приказу инквизиции
Еретика в костре сожгут.

За что ему такая кара,
Народу ведать не дано.
Бегут поддать в кострище жару -
Средневековое кино.

Святоши подают поленья
И, рожи постные кривя,
Глядят, как Бруно на коленях
Стоит, поленницу кровя.

И с тонким голосом священник,
Маньяк по виду и кастрат,
Усиливает освещенье
Дровами страшного костра.

И прошептал несчастный Бруно
С усмешкой горькою: "Горим..."
Его последняя трибуна -
Костер и равнодушный Рим.

Душа навек минула тления
И обрела высокий кров:
Горит звезда земного гения
Среди распахнутых миров.

ГАМЛЕТ

Так все же - быть или не быть?
О чем молить в святой обители?
Или решиться и убить
Семейной жизни осквернителя?
Притом не потерять лица,
Уйти от клеветы ползучей
И, отомстив за смерть отца,
Сослаться на несчастный случай?
Вопрос трепещет с давних пор
Во все века и в целом мире.
Об этом сотый режиссер
Твердит и в драме, и в сатире.
Нет для фантазии простора
И выбора у принца нет:
Он должен в замке Эльсинора
Вонзить в портьеру свой стилет.
Замрет, за занавеску глядя,
Кровавый выронит булат...
Спасет ли мир убийство дяди,
А если нет - кто виноват?
И снова: быть или не быть,
Как склеить компромисс и принцип,
И скольких Клавдиев убить,
Чтобы утешились все принцы?

СОН ДАНТЕСА

      1
Он умирал мучительно и трудно.
В его больной безумной голове
Всю ночь стонали траурные трубы...
И вдруг виденье - город на Неве.
Бал во дворце.
Красавицы, как павы,
Танцуют старомодный менуэт.
Дантес флиртует с дамой для забавы,
Но тут некстати входит в зал поэт.
На ловеласа он глядит сурово,
Страшна гримаса смуглого лица.
Уводит Пушкин Ташу Гончарову
Из зала и из Зимнего дворца.

      2
"С тех пор минуло больше полувека,
Зачем мне помнить, что прошло, как хмель?
Да, я убил когда-то человека,
Но это не убийство, а дуэль.
Так почему же Петербург здесь снится,
Не милый мой Эльзас и не Париж?
Больная память надо мной парит
И черной птицей мне на грудь садится".

      3
Два дуэлянта у лесной опушки
На снег бросают шубу и шинель.
Стреляются Дантес и Пушкин.
И это их смертельная дуэль.

      4
Черная речка,
Белый сугроб.
Тонкая свечка,
Струганый гроб.
Тени косые,
Снежная хмарь.
Помнит Россия
Скорбный январь.

      5
В столичный город, мимо деревушки,
Летит карета в солнечной пыли.
В карете той живой веселый Пушкин
И рядом с ним смеется Натали.

      6
Дантес во сне кричит на смертном ложе:
"Нет Пушкина, и сон проклятый лжив!"
Француза злая зависть гложет,
Что Пушкин хоть во сне, но жив.

      7
Какая сила заставляет
Поверить, что поэт живой
И со своей женой гуляет
По петербургской мостовой?

      8
Больному подают лекарство,
К нему опять приходит сон,
Где есть любовь и есть коварство,
И жизнь со смертью в унисон.

      9
Дантесу льстят со всех сторон -
Ведь он сенатор и барон,
И властью был всегда обласкан,
И орден украшает лацкан.
Барон и счастлив, и богат,
Хоть жизнь прожил не без утрат.

      10
Да счастлив ли? Ему так горько снится,
Что Леони, его родная дочь,
Клеймит отца как Пушкина убийцу
И не прощает.
Даже в эту ночь.

      11
Рассыпались звенья
Жизни никчемной.
Он в реку забвенья
Шагнул обреченно.
На белой подушке
Слезы бессилия:
Всегда будет Пушкин
Кумиром России.

      12
А в городе Сульце,
Где умер Дантес,
Эльзасское солнце
Взирает с небес
На жесткие плоские
Пиний верхушки,
На книжки в киоске
С именем Pushkin.

КАВКАЗСКАЯ ЛЕГЕНДА

Там тишина цвела снегами
И льдом, прозрачным как слюда.
И, словно вороны, кругами
Слетались демоны туда.

Синели горные отроги
И слышно было, как в тиши
Шептали царские чертоги
Заклятья каменной души.

За заповедными стенами
Царит языческая тьма,
И эхо стонов и стенаний,-
Как будто плачет смерть сама.

Любовных бешеных безумий
Сулит Тамары томный взгляд.
В ее груди - страстей Везувий,
В ее руке - змеиный яд.

И не один полночный странник
Пленялся чарами в дворце,
А утром умирал так странно
С печатью тайны на лице.

Колени преклонив, царица
Ему дарила губ тепло
И улетала хищной птицей
В окно сквозь тонкое стекло.

БЕРМУДЫ

Об этом знает даже младший школьник:
На карте, близ Бермудских островов,
Пунктиром обозначен треугольник
Морских необъяснимых катастроф.

      1
Солнце алою краской мажет
Холст небесный -
Все ярче восход.
Треуголка с белым плюмажем
По волнам одиноко плывет.
В океане ни шлюпки, ни круга,
Обозначил лишь солнечный блик,
Где в пучину нежданно и круто
Поутру канул парусный бриг.
Треуголка с белым плюмажем -
Как прощальный венок экипажу.
Стоит жизни морская романтика -
Был корабль, и нет корабля.
Принесла его в жертву Атлантика,
А кому - не узнает земля.
Черный ангел на карте отметил
Территорию смерти.

      2
Здесь пропадали и фрегаты, и корветы,
Хоть не было ни шторма, ни цунами.
И только чайки, как почтовые конверты,
Безадресно кружили над волнами.
А новых жертв бермудская воронка
Хватала, словно жадная воровка.

      3
Щедра природа наша на причуды.
Опасны треугольники не только в море синим.
Сегодня эти чертовы Бермуды
На карте обозначились в России.

      4
Ниспошлите, святые угодники,
Нашей родине мир и труд.
Тянут в бездну нас треугольники,
Хоть далече мы от Бермуд.
Треугольники пьянства и лени,
Казнокрадства, распутства и лжи.
Ты поставлена, Русь, на колени.
Как поднять тебя, подскажи.

      5
Гонят нас ненастьями осенними
Волны мертвой и живой воды
По морям вселенских потрясений,
Океанам горя и беды.
Революций, войн и перестроек
В наших душах черные следы.
Мы устали.
Потому так горек
Вкус и мертвой,и живой воды.

      6
Большая Москва, как чужая планета.
В России - народ, а в столице бомонд:
Банкиры, бандиты, дельцы полусвета,
Артисты, модели-любимицы мод,
Картежные шулеры, адвокаты,
Менты, позабывшие слово "закон",
Путаны, продажные депутаты,
Безбожные скупщики старых икон...
С мигалками мчат по столице вельможи,
На телеэкранах опять эти рожи,
И шлейфом - прислужники новой элиты:
Лакеи, охранники, те же бандиты.

      7
Село - не Москва, это чистое чудо,
Оно не развратно и патриархально...
Не стойте иллюзий - ведь наши Бермуды
Уже и в селе прописались нахально.
Здесь земли не паханы,
Фермы заброшены
И пылью забвенья
Сады запорошены.
А где же, скажите, такие деревни,
Где можно найти нам душевный уют,
Где пашут и сеют, не губят деревья,
Растят сыновей, не дерутся, не пьют?

      8
В Ивантеевке Иван
Пропил стулья и диван.
Не коровушку - на выпас,
А последнее - на вынос.
До получки занял денег,
Да куда же он их денет?
Завелась в дому копейка -
Иди водочки попей-ка...

      9
Работящие люди
Не в почете у нас.
Поглотило Бермудье
Пролетариев класс.
Ваня, даже не суйся
Встать с утра у станка -
Вон как руки трясутся
От того стаканка.
Шахты, стройки, заводы
Нынче план не дают -
Видно канули в воду
Возле русских Бермуд.

      10
На Россию хазары
Совершили набег.
Их - дворы,
Их - базары...
Где ты, вещий Олег?
На вокзале и в сквере
Вместо "здравствуй" - "салам".
Барабанит к нам в двери
Многоликий ислам.
В городах и селеньях
Невозвратный исход.
Мы еще населенье,
Но уже не народ.
В этой вязкой трясине,
В треугольнике бед,
Пропадает Россия,
А спасателей нет.
За борт брошены груды
Наших дел и надежд.
Наступают Бермуды
Легионом невежд.
Скинуть чертовы путы
Просто лишь на словах,
Потому что Бермуды
У людей в головах.
Так неужто гуляти
Воронью на Руси?
Я шепчу как заклятье:
Боже правый, спаси!

ВЕРНИСЬ В СОРОК ШЕСТОЙ

Когда покажется, что зря
Живешь и все вокруг немило,
Вернись к страницам букваря
И к фиолетовым чернилам.
Вернись на миг в сорок шестой,
В послепобедную разруху,
Тайком у паперти постой,
Где плачет нищая старуха.
Ты знаешь, нет ничьей вины,
Что жили так, не доедали.
Дороже хлебушка медали -
Награды страшной той войны.
У инвалида на груди
Медаль "За взятие Берлина",
А он протезом месит глину,
Как будто нет конца пути
И впереди последний бой
С врагом еще не побежденным,
И он о Жукове с Буденным
Затеет спор с самим собой.
К нему потянется сосед -
Слепой сержант, горевший в танке.
Начнут и трезво, и по пьянке
Искать друзей военных лет.
И отойдут на самый край
Боль и житейские обиды.
И боевые инвалиды
Поднимут рюмку в светлый май.
...Когда покажется, что ты
Зашел в тупик и жизнь разбита,
Вернись к истокам простоты,
На ту мальчишечью орбиту,
Где нет никчемной суеты,
И лжи, и зависти, и злости,
И где к тебе приходят в гости
Друзья, собаки и коты.
И на страницы букваря
Ложатся солнечные блики...
А впереди любовь и книги,
И жизнь, не прожитая зря.