Метаморфозы искусства

Искусство сегодня не просто выродилось: оно наконец-то предстало во всей своей нравственной индифферентности, в безудержном эгоцентризме и инфантильной зависимости от успеха, от лишней похвалы. ( Свернуть )
Еще тридцать лет назад я обитал среди людей искусства, самозабвенно сражавшихся во имя идеи: это были бредившие Израилем евреи-отказники, добровольно шедшие в лагерь за свой пацифизм диссиденты-баптисты, ненавидевшие атеистическую власть православные художники, поэты, музыканты. КГБ нещадно прессовал их, устраивая обыски, лишая социального статуса и заработка, партийные бонзы и комсомольские подьячие чинили им всевозможные препоны: но чем жестче браковали их песни худсоветы, тем задорней они звучали в лесу у костра, и чем яростней сыпались проклятия на их постмодернистскую живопись, тем восторженней и пристальней были посвященные им на Западе монографии. Власть так и не смогла угробить искусство, скорей наоборот: перестройку как таковую инициировали взбунтовавшиеся творческие союзы, ордынская дисциплина рухнула из-за подрывной деятельности антисоветски настроенных писателей и киношников.

Сегодня искусство не только локализовалось и стало настолько дискретным, что каждый ютится в своем зашоренном мирке, довольствуясь местечковой известностью и выживая в парадигме конкретной тусовки и иерархии: оно еще и до такой степени коммерциализировалось, подверглось бизнес-мутации, подчинилось уродливым законам пиара, что не заниматься искусством вовсе, а просто быть добротным плотником, садовником, кораблестроителем - это и есть подлинное искусство. А то, что по инерции называется искусством, на самом-то деле давно им не явяляясь, есть лишь демонстрация собственной личностной убогости, жалкого снобизма и жадного, мафиозного кучкования в надежде выкроить еще одну публикацию в журнале "Вымя", переводик на южно-бирманский или премию "Россыпи скифской души" для эмигрантов из Канберры и Оттавы.

Вот почему и литературного мастерства больше нет: на него не существует рыночного спроса, оно вынесено за рамки режима наибольшего благоприятствования. Никто не избавит от рэкета, не выведет в офшор вдумчивую, стилистически выверенную строфу, где глубинная взаимосвязь философемы с фонетикой снимает с повестки дня вопрос об изначальности формы либо содержания. Кукушка хвалит петуха, брюзгливый куратор проекта женится на жеманной поэтеске, дебелая олигофреничная дочь режиссера пишет сценарий телесериала о покорении арктических льдов. Искусство мужественно выстояло в борьбе с тоталитаризмом, а затем публично прикончило себя же в пароксизме откровенности: расписавшись в своей приверженности протекционизму и групповщине, фальшивым регалиям и ленивому, нелюбопытному образу мышления. Такой-то числится лириком-новатором, поскольку сожительствует с хромой безрогой козой, ежедневно посвящая этому вдохновенные радиорепортажи; такая-то состоит на учете в вендиспансерах всех пятнадцати бывших республик и пишет рассказы по-эвенкийски о кастрации горячих эстонских парней моджахедами Афганистана, где она в войну служила маркитанткой...

Искусства больше нет. Искусство себя убило. Верней - опозорило, а это практически одно и то же. Да здравствует новое искусство: роботехника и фармакология, запускание воздушных змеев, выращивание кукурузных початков, выпиливание лобзиком и фрезой! Искусство там, где нет лжи, подлости, дешевой саморекламы. Искусство - это просто умение жить и работать по-человечески честно, без дьявольских вывертов самовлюбленной халтуры, без многослойного интриганства салонных чистоплюев. Искусство - это просто тихая вера в Бога, любовь к ближнему и ответственное, совестливое отношение к любому виду благословенного труда.