Где Пушкиным всё дышит и живёт

 Начало лета. Прекрасное время вспомнить Великого Пушкина, его  поэзию!               



                На магической земле в Крыму,
                где Пушкиным всё дышит и живёт.
               
Высокое значение творчества Александра Сергеевича Пушкина понято после его жизни на земле. Сколько «пушкинистов» изучают его произведения, каждое событие в его жизни, сравнивают источники, спорят, пишут и снова ищут возможности узнать о поэте больше! Анализируют каждую строчку писем его и тех, кому он писал, а всё для того, чтобы не сфальшивить, чтобы узнать о нём больше, лучше понять время, когда жил человек, которого в XXI веке весь мир называет Великим поэтом. Но ещё в XIX веке Белинский, революционеры-демократы подчёркивали историческую ценность произведений Пушкина. Н. Г. Чернышевский утверждал, что «Пушкин – поэт-гуманист, творчество которого представляет собой верный залог «будущих торжеств нашего народа на поприще искусства, просвещения и гуманности. Он первый возвёл у нас литературу в достоинство национального дела… Он был первым поэтом, который стал в глазах всей русской публики на то высокое место, какое должен занимать в своей стране великий писатель».

         Добролюбов, говоря об исторической значимости  произведений Пушкина, написал, что «он умел постигнуть истинные потребности и истинный характер народного быта», «имел случай войти в соприкосновение со всеми классами русского общества», и благодаря этому он в своей поэтической деятельности «откликнулся на всё, в чём проявлялась русская жизнь,..  обозрел  все её стороны, проследил её во всех степенях, во всех частях…».

          Белинский оценил поэтическое мастерство творчества, называя его учителем искусства: «Пушкин – это художник по преимуществу. Его назначение было – осуществить на Руси идею поэзии как искусства… Поэзия как искусство… явилась на Руси только с Пушкиным и через Пушкина. Для такого подвига нужна была натура до того артистическая, до того художественная, что она и могла быть только такою натурою и ничем больше».

На основе народной речи, утверждал Н. В. Гоголь, Пушкин создал современный русский язык, в его творчестве засверкало всё богатство, сила и гибкость нашего языка, простота, ясное, точное выражение мысли, изумительное богатство словаря.

Стихи нравились читателям. Друзья, декабристы, не ожидая издания, переписывали их вручную, распространяли, передавали друг другу.

В 1817 году Пушкин написал оду «Вольность», взяв за образец одноимённое стихотворение Радищева. В оде поэт прославляет политическую свободу народа и клеймит «тиранов на троне» и начинает броской строкой: «Хочу воспеть свободу миру, на тронах поразить порок». А сколько революционной страсти далее!

Тираны мира! Трепещите!
А вы мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы.

Ярко выражен патриотизм автора, а чувства любви к родине воодушевляют поэта. В стихотворении «К Чаадаеву» (1818) Пушкин призывает своего друга, офицера гвардейского полка, участника Отечественной войны 1812 года, к борьбе за свободу отчизны:

Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Заключительные строки стихотворения говорят о глубокой и страстной вере в неизбежную гибель самодержавия:

Товарищ, верь, взойдёт она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!

Поэт считает необходимым сочетания свободы с «мощным законом», когда и народ не страдает, и царский трон стоит прочно и спокойно. Да, царь стоит выше народа, но закон – выше царей. Нарушение народом закона влечёт за собой рабство народа, нарушение законов царём-тираном грозит ему гибелью. Юный Пушкин не задаётся вопросом, каковы эти законы, откуда взялись, в чью пользу они установлены.

Именно историческая достоверность стихотворений, правда о жизни народа, «горение свободой» не понравились Александру I, а эпиграммы вызвали такой гнев царя, что он сказал директору Царско-Сельского Лицея Энгельгардту: «Пушкина надобно сослать в Сибирь: он наводнил Россию возмутительными стихами». Но Энгельгардт, друзья Пушкина, а особенно Карамзин убедили царя дать такое занятие поэту, чтобы он на время должен был бы уехать из Петербурга. Таким образом, как «слуга государства» будет выполнять работу и получит новые впечатления, что будет способствовать развитию писательского мастерства. Энгельгардт  утверждал, прося царя проявить  великодушие: «Пушкин теперь уже – краса современной нашей литературы, а впереди ещё больше на него надежды».

В мае 1820 года Пушкин был выслан из Петербурга на юг, но поездка на Кавказ и в Крым оговорена до того, как Пушкин покинул Петербург. За восемь дней до изгнания, 28 апреля 1820 года, А. И. Тургенев написал в Варшаву П. А. Вяземскому, что «Пушкин едет к генералу Инзову в Крым». Карамзин тоже пишет об этом: «Пушкин… дал мне слово уняться и благополучно поехал в Крым месяцев на пять». В августе Пушкин направится в сторону Крыма с семьёй Раевских, а двенадцатого числа так пишет брату Льву через несколько недель: «С полуострова Таманя, древнего Тмутараканского княжества, открылись мне берега Крыма».

         15 августа 1820 года, переправившись через Керченский пролив на судне, поэт ступил на крымскую землю. Он хотел увидеть царственное место  Митридата, следы Пантикапеи, но разочарование постигло «путешественника».  Из письма брату мы узнаём о рухнувшей мечте: «… на ближней горе посреди кладбища увидел я груду камней, утесов, грубо высеченных, заметил несколько ступеней, дело рук человеческих. Гроб ли это, древнее ли основание башни – не знаю. За несколько вёрст остановились мы на Золотом холме. Ряды камней, ров, почти сравнявшийся с землею, – вот все, что осталось от города Пантикапеи. Нет сомнения, что много драгоценного скрывается под землею, насыпанной веками; какой-то француз прислан из Петербурга для разысканий, но ему недостает ни денег, ни сведений, как у нас обыкновенно водится…» О том же, но уже своему другу А.Дельвигу Пушкин сообщает: «Из Азии приехали мы в Европу (из Тамани в Керчь) на корабле. Я тотчас отправился на так называемую Митридатову гробницу, (развалины какой-то башни); там сорвал цветок для памяти и на другой день потерял без всякого сожаления. Развалины Пантикапеи не сильнее подействовали на мое воображение. Я видел следы улиц, полузаросший ров, старые кирпичи – и только...».

          Разочарование, испытанное Пушкиным, объяснимо. Ведь Крым  в начале 19-го века для большинства жителей России был землей, воспринимаемой в основном по рассказам древних историков и путешественников. Фактически же, на тот момент бывали здесь лишь единицы историков. Раскопки античных городов Боспорского царства, принесшие миру физические свидетельства их богатства и культуры, начались гораздо позже. Так что не романтическое  прошлое Керчи предстало перед глазами Пушкина, а городок в две улицы. Всюду валялись обломки колонн и статуй. И всё же, на волшебный мир восточной  природы Пушкин смотрит сквозь  призму античной романтики, слышит экзотичное звучание названия почтового тракта Олу-Ойлы дор, его станций: Еникале – Султановка – Аргин – Агибель – Парпач – Кафа. Напомню, усиленное освоение края, началось задолго до приезда Пушкина в Крым. А осваивать и обустраивать  новые земли пришлось русским крестьянам  и солдатам, прошедшим Отечественную войну 1812 года. В Крыму  появились переселенческие деревни, так что  «барство дикое, без чувства, без закона», поэт увидел и в Крыму. Не только в центральной России «рабство тощее влачилось по браздам неумолимого владельца». Прямо Александр Сергеевич об этом не написал: в то время  перо поэта часто наталкивалось на запретные темы. Но гений умел о многом сказать между строк. О Крыме Пушкин будет вспоминать в последующие годы, описывая путешествие героя романа в стихах «Евгений Онегин». Онегину не понравилось путешествие, не развлекло, не изменило настроения, но сделало  другим.

Вспомните мнение Н. В. Гоголя о влиянии Крыма на Пушкина? Николай Васильевич сказал: «Его произведения, написанные ночами Крыма, имели чудную, магическую силу».

И первый библиограф Пушкина  П. В. Анненков считал, что, по его мнению, Пушкин начинается с Крыма. А для нас, крымчан, литераторов, любящих произведения Пушкина, разве не заманчива эта мысль? Заманчива! Но не будем отбрасывать сведения, что уже была написаны ода «Вольность» (напоминаю, она стала причиной южной ссылки поэта), пленительная поэма «Руслан и Людмила». Прогрессивная молодёжь зачитывалась его стихотворением «Деревня», заучивала пламенное послание к Чаадаеву. Но обратимся к самому Александру Сергеевичу, который уже в Крыму.

Вместо пяти месяцев, о которых писал Карамзин, Пушкин провёл здесь только три недели, но об этих неделях на берегу Чёрного  моря,  в Крымских  горах  поэт вспоминает, как о лучшей поре в жизни. Крымские впечатления отражены в произведениях: «Бахчисарайский фонтан», «Погасло дневное светило», «Нереида», «Евгений Онегин», «Там, на берегу, где дремлет лес», в изящной элегии «Увы, зачем она блистает», «Редеет облаков летучая гряда.  В Крыму сделан черновой набросок стихов  «Зачем безвременную скуку»,  и закончены в рукописи «Мне вас не жаль, года моей весны». Задумана элегия «Таврида». Крым напитал Пушкина новыми темами, подарил разнообразие настроений.

По тракту Олу-Ойлы дор Пушкин прибыл в Кафу (первое название города). Феодосия мало чем отличалась от Керчи. Это был главный крымский порт. В 18-ом веке разрешена  была беспошлинная торговля, а это дало возможность  развивать город, благоустраивать. По прибытии в город из Керчи, Пушкин поспешил к морю и, конечно, мог увидеть опрятные прямые улицы, площади, набережную, средневековые храмы, стены Генуэзской крепости. В Феодосии Раевские и Пушкин остановились на даче бывшего градоначальника Феодосии.  «Из Керчи приехали в Кефу, – отметит Пушкин в письме А. Дельвигу,  –  остановились у Броневского, человека почтенного по непорочной службе и по бедности. Теперь он под судом, и, подобно старику Вергилию, разводит сад на берегу моря, недалеко от города. Виноград и миндаль составляют его доход. Он... имеет большие сведения об Крыме, стороне важной и запущенной».

Семён Михайлович Броневской – старый знакомый генерала Раевского. Он был военный в отставке, высокообразованный человек, побывавший за границей и научившийся там нескольким языкам. Он был большим знатоком Крыма и автором двухтомной книги о Кавказе. Главной темой разговоров, которые вели со своим хозяином гости, был Кавказ, откуда они прибыли. Броневский заинтересовал гостей Музеумом, хранилищем древних памятников Тавриды. Музей размещался в здании бывшей мечети и хранил остатки феодосийских древностей. Там Пушкин мог услышать разные названия города. Он и для своего письма выбрал «Кефа», его привлекла история города. Впечатляла Генуэзская крепость с мощными стенами и башнями, в своё время надёжно прикрывавшая город от набегов завоевателей в период его расцвета в тринадцатом веке.

Пушкин был благодарен Броневскому за то, что тот помог ему увидеть и понять Крым. В рукописи, в черновиках первой главы романа «Евгений Онегин» (1823) поэт говорит, что побывал на Кара-Даге. В рукописи появится штриховой рисунок Золотых ворот (Чёртовых ворот). А легенду об этой достопримечательности Крыма он мог услышать от Броневского. Конечно, Пушкин захотел увидеть и Шайтан-Капу, где якобы находится вход в преисподнюю. Всё это произойдёт в следующие дни.
 
Самым памятным  первым крымским впечатлением стала ночь переезда из Феодосии в Гурзуф. Путешественники поднялись на борт военного брига «Мингрелия»  Раевские со всеми домочадцами ушли на покой. Пушкин остался на палубе один. Паруса наполнились ветром. Ночь была безлунная, берега потеряли очертания. Звёзды качались над мачтами. Плеск волн, шум парусов сливались в напевный говор. А. А. Дельвигу об этой ночи Пушкин напишет в декабре 1824 г. «Всю ночь не спал. Луны не было, звёзды блистали; передо мною, в тумане, тянулись полуденные горы…».  Капитан сообщил, что проплывают Чатыр-Даг, но в этот момент Пушкин не рассмотрел  в ночи Чатыр-Даг:  он  «… расхаживал по палубе и что-то бормотал».

Под новыми впечатлениями он вспоминал  в стихах: «минутных друзей» своей юности, «наперстниц порочных заблуждений», «пламенную страсть» и говорит об ожидаемой в полуденном крае «легкокрылой  радости». Написанную ночью элегию «Погасло дневное светило» он  окончательно обработал  в Гурзуфе, но не оставил под ней своего имени, когда она была напечатана в «Сыне Отечества». В 1826 году озаглавил её  «Подражание Байрону». Многие исследователи искали в элегии биографические намёки, но главное, высокое  значение её –  в эстетической ценности. Жемчужинами сверкают в лирике Пушкина строки:

Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной угрюмый океан

В пленительных стихах ощущается острота разлуки с друзьями, тревога о будущем и яркие впечатления последних дней. А главное, Пушкин сам чувствует резкое взросление, особенную, даже суровую ответственность за своё творчество, за поэтическое слово. В стихах отражено настроение поэта и ожидание. Пушкин чувствовал перемены в себе, он глубже стал воспринимать прошлую жизнь, которая в свете недавний обид предстала как длинная цепь несправедливостей, злобной  клеветы, гонений, но ещё острее  осознаёт, что это ссылка, изгнание, наказание. Ещё перед отъездом из Петербурга Пушкин скажет Вяземскому, что Петербург душен для него, что он жаждет чужих краёв, «авось полуденный воздух оживит мою душу»:

Я вижу берег отдаленный,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный…

Далее поэт пишет об этом как о добровольном бегстве, а это уже переосмысление и психологический подход к изображению характера событий:

Искатель новых приключений,
Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений,
Минутной радости минутные друзья.

Именно Крым даёт ключ к пониманию настроения Пушкина, которое овладело им в далёком 1820 году, затем нашло отражение в письмах и произведениях.

Уснул в ту ночь поэт на рассвете, а первые утренние впечатления напишет лицейскому другу А. Дельвигу: «Проснувшись, увидел я картину пленительную: разноцветные горы сияли; плоские кровли хижин татарских издали казались ульями, прилепленными к горам; тополи, как зелёные колонны, стройно возвышались между ними; справа огромный Аю-Даг… и кругом синее, чистое небо и светлое море, и блеск, и воздух полуденный…» Эти строки, родившиеся между Судаком и Алуштой, стали первыми и одними из лучших поэтических строк, навеянных поэту Крымом.

В Гурзуфе Пушкин и семья Раевских (только Александр Николаевич остался на Кавказе) поселились в доме герцога Ришелье. Это был довольно большой дом в два этажа. В старинной библиотеке Пушкин отыскал Вальтера, перечитал его, а произведения Байрона они сделали ежедневным чтением. Со старшей дочерью Раевского, Екатериной Николаевной (дочери генерала были отлично образованы) разговаривал и спорил о литературе. Пушкин по клочкам бумаги обнаружил, что Елена Николаевна переводила с английского Байрона, а с французского –  Вальтер-Скотта. Он восхитился её переводами, уверяя её, что они очень верны. Читая Байрона, Пушкин иногда спрашивал у Елены Николаевны точный перевод с английского. Сын Раевского, Николай, первый познакомил Пушкина с поэзией Шенье. В письме брату Льву 24 сентября 1820 года читаем: «В Юрзуфе  прожил я три недели. Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провёл я среди семейства почтенного Раевского».

                Пушкин глубоко уважает семью Раевских, удивительные чувства вдохновляют его на создание пылающих любовью строк у моря, которые он вставит в роман «Евгений Онегин», в строфу, начинающуюся словами «Я помню море пред грозою».

Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к её ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами! (Гл. I, строфа XXXIII)

Ещё в мае на берегу Азовского моря  Поэт наблюдал игру пятнадцатилетней  Марии с набегающими волнами. Лирические отступления романа, безусловно,  связаны  с эпизодами пребывания поэта на юге и говорят о силе и серьёзности искреннего чувства. Позже знаменитая декабристка Мария Николаевна Раевская-Волконская в своих «Воспоминаниях» рассказывала: «Мне вспоминается, как недалеко от Таганрога… мы приказали остановиться, вышли из кареты и всей гурьбой бросились любоваться морем. Оно было покрыто волнами, и, не подозревая, что поэт шел за нами, я стала забавляться тем, что бегала за волной, а когда она настигала меня, я убегала от нее; кончилось тем, что я промочила ноги, … Пушкин нашел, что эта картина была очень грациозна, и, поэтизируя детскую шалость, написал прелестные стихи; мне было тогда лишь 15 лет».
Гурзуфские прогулки у моря поэт вспомнит в романе «Евгений Онегин».

Как часто по брегам Тавриды
Она меня во мгле ночной
Водила слушать шум морской,
Немолчный шёпот Нереиды,
Глубокий, вечный хор валов,
Хвалебный гимн отцу миров. (Гл. VIII, ч. IV)

В стихотворении «Нереида» Пушкин, словно из дорогого белого мрамора, создаёт превосходную античную скульптуру:

Среди зелёных волн, лобзающих Тавриду,
На утренней заре я видел Нереиду.
Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть:
Над ясной влагою полубогиня грудь,
Младую, белую, как лебедь, воздымала
И влагу из власов струёю выжимала.

Словно чудное изваяние предстала пред нами полубогиня. Но вслушаемся в акустическое богатство, в мелодию и гармонию строк, и мы услышим плеск воды, восхитимся блеском стихов Пушкина. В сюжете строфы  –  созерцание любви и наслаждение жизни в духе античной древности.

Август в Гурзуфе великолепен. Пушкин гуляет по гористым узким улочкам, бродит по холмам, любуется, как «янтарь висит на лозах виноград», как лучи солнца пронизывают наполненные соком кисти, любуется ночным небом:

Редеет облаков летучая гряда;
Звезда печальная, вечерняя звезда,
Твой луч осеребрил увядшие равнины,
И дремлющий залив, и чёрных скал вершины

Состояние влюблённости, или как Пушкин скажет, «высокопарные мечтания» словно диктуют, подмешивают ароматное вино в «поэтический бокал». Рассказывая о путешествии Онегина, поэт не забывает крымскую тему:

Какие б чувства ни таились
Тогда во мне – теперь их нет:
Они прошли иль изменились…
Мир Вам, тревоги прежних лет!
В ту пору мне казались нужны
Пустыни, волн края жемчужны,
И моря шум, и груды скал,
И гордой девы идеал
И безыменные страданья…

Восхищение таинственной красотой Крыма, южной жемчужиной России – это на всю жизнь, навсегда. В 1821 году появилось одно из лучших стихотворений о Крыме – «Кто видел край, где роскошью природы…». Всё стихотворение связано с воспоминанием о Гурзуфе. Но последние две строфы октавы – это, всё же, Керчь.

Отражена волнами скал громада,
В морской дали теряются суда.
Янтарь висит на лозах винограда;
В лугах шумят бродящие стада…
И зрит пловец – могила Митридата
Озарена сиянием заката.

Крымские впечатления возвращают нас к знакомым местам в элегии «Таврида», написанной в 1820 году. Но поэт не раз вспомнит о магической силе и  красоте, «зовущей к радости и жизни», напишет это в лирических отступлениях романа «Евгений Онегин», в строках других произведений. Прекрасно сказал об этом советский учитель, крымчанин  Михаил Иосифович Выгон: «Поэт пронёс через всю жизнь, до смертного часа своего, назабываемые гурзуфские картины. И стихи его окружили этот неповторимый уголок Южнобережья ореолом высокой поэзии: Гурзуф стал для нас, потомков и наследников Пушкина, священным местом необъятной земли нашей, хранящим память о самом великом из когда-либо живших русских поэтов. В говоре волн, в шёпоте оливковой рощи, в самом воздухе Гурзуфа живёт частица пушкинской поэзии, возвышающей своим прикосновением душу человека».

          Нужно признаться, что своими произведениями Пушкин и нас заставляет взглянуть на Крым другими глазами.

Счастливые гурзуфские дни помогли Пушкину забыть, что он  изгнанник, ссыльный. Начало сентября. Он вместе с генералом  Раевским с его младшим сыном Николаем верхом направляются  через айданильский лес по тропе до Никитского сада. Минуя Ялту, маленькую деревушку на берегу моря, поднимаются к Аутке, а оттуда через Ореанду, Кореиз, Мисхор по колёсной дороге направляются в Алупку, прибыли туда к вечеру и заночевали в одной из придорожных саклей. Продолжили путь рано утром. Дорога предстояла, опасная. Между Симеизом и Кикенеизом (Оползневое) был самый опасный переезд. За скалами Дива и Монах узкая тропа шла через пропасти и подъёмы. Между причудливыми нагромождениями скал  по узкой, неудобной, вьючной тропе объехала гору Кошку у Симеиза. За деревней Кикенеиз необходимо было преодолеть так называемую Чёртову лестницу (Шайтан-Мердвен) перевал, который вызывал чувство страха и восхищения. Через четыре года Пушкин вспоминал: «По горной лестнице взобрались мы пешком, держа за хвост татарских лошадей наших. Это забавляло меня чрезвычайно и казалось каким-то таинственным восточным обрядом». Теснины, крутые повороты, замысловатые спуски покорили поэта, но взволновала и заворожила одинокая берёза, вдруг появившаяся среди крымского великолепия и напомнившая родные северные места: «Мы переехали горы, и первый предмет, поразивший меня, была берёза, северная берёза! Сердце моё сжалось: я начал уж тосковать о милом полудне, хотя всё ещё находился в Тавриде, всё ещё видел и тополи, и виноградные лозы».

Проехав Яйлу (Главную горную гряду) путники спустились в живописную Байдарскую долину и направились в Георгиевский монастырь, расположенный на крутой скале у мыса Феолент. Неизгладимое впечатление произвела на Пушкина лестница, вырубленная в обрыве и ведущая прямо к морю. В декабре 1824 года Пушкин напишет А. А. Дельвигу: «Георгиевский  монастырь и его крутая лестница к морю оставили во мне сильное впечатление. Тут же видел я баснословные развалины храма Дианы». Мифологические предания, увиденные остатки храма Артемиды диктуют новые рифмы, Пушкин даже пишет Дельвигу, что он «думает стихами»:

К чему холодные сомненья?
Я верю: здесь был грозный храм,
Где крови жаждущим богам
Дымились жертвоприношенья…

Путешествие верхом, трудная дорога, неудобная ночёвка, плохая погода снова возбудили лихорадку. В Бахчисарай поэт приехал совсем больным. Седьмого сентября 1820 года Пушкин впервые увидел Хан – Сарай: «Я обошёл дворец с большой досадою на небрежение, в котором он истлевает, и на полуевропейские переделки некоторых комнат»,  –  пишет расстроенный Пушкин в письме Дельвигу. Легенду о Марии Пушкин слышал ещё в Петербурге. Предание послужило толчком к разработке сюжета поэмы «Бахчисарайский фонтан». Восток в поэме представлен ханским дворцом, памятником, показавшим скупую мужскую слезу, которую рождает глубоко любящее мужское сердце. Поэт не ставил целью воспроизвести  исторические картины крымско-татарской жизни, он ставил задачей показать чувства, так близки ему в то время. Личные переживания способствовали тому, что любовь в поэме выражена особенно ярко и полно. Хан Гирей безответно любит Марию. После разыгравшейся трагедии он оставил дворец, злые набеги в его мыслях:

Несётся мрачный, кровожадный:
Но в сердце хана чувств иных
Таится пламень безотрадный.
Он часто в сечах роковых
Подъемлет саблю и с размаха
Недвижим остаётся вдруг,
Глядит с безумием вокруг,
Бледнеет, будто полный страха,
И что-то шепчет, и порой
Горючи слёзы льёт рекой.

И в кровавых набегах Хан Гирей не может забыть неземную красоту невольницы Марии, «пречистой девы кроткий лик», «очи томно-голубые».
А Пушкин, милый Пушкин, он всегда рядом со своими героями, но он и с читателем рядом тоже. Поэт доверяет своему читателю, предельно искренен с ним:

Я помню столь же милый взгляд
И красоту ещё земную,
Все думы сердца к ней летят,
Об ней в изгнании тоскую.

«В изгнании тоскую»? О ком тоскует поэт? В письме А. Бестужеву Пушкин признаётся, что, в Петербурге, слушая впервые легенду о Гирее и Марии, он «суеверно перекладывал в стихи рассказ молодой женщины».  В другом письме он сообщает, что дорожит воспоминанием об этой женщине, потому что не нашёл в ней ответа на свою любовь, а любил «без памяти». Каждая строка поэта и сегодня волнует нас.

О своём южном детище, поэме «Бахчисарайский фонтан» Пушкин был невысокого мнения. Но В. Г. Белинский считал, что в художественном развитии поэта это «великое мировое создание», шаг вперёд. Критик подчеркнул «значительность идеи, благоухающую красоту стиха, роскошное богатство формы».

Восьмого сентября 1820 года Пушкин приехал в Симферополь. После Гурзуфа и Бахчисарая,  какое впечатление могли произвести на поэта кривые немощёные улицы захолустного провинциального городка и почти безводный Салгир?!.  Губернатором крымского края был знакомый Пушкину по Петербургу А. Н. Баранов.  Назначение Баранов получил незадолго до приезда Пушкина. Он принял поэта с большим радушием. Во второй половине дня семнадцатого сентября Пушкин покинул Симферополь. Путешествие по Крыму закончено, но удивительный край навсегда оставит эмоциональный след в сердце поэта, а впечатления от прекрасного, хотя и невольного, путешествия будут запечатлены в строках произведений, написанных в последующие годы.

          В  Крыму Пушкина помнят свято. Центральная библиотека, получившая  имя  поэта, стала инициатором  изучения и освоения Единого Крымского  Пушкинского пространства. Ежегодно  проводит  традиционные  праздники  и день  памяти: День  рождения  –  6  июня; День  памяти  великого  поэта  – 10 февраля;  «Лицея  день  заветный»  – 19 октября. Утверждаю, названные даты – желанные встречи с творчеством поэта, возможность получить эстетическое наслаждение русским словом, чистотой и красотой его поэтического звучания.

         Праздники стартуют на улице Пушкина, в библиотеке, в парке у  памятника. Программы  всегда  разнообразны, поэтому эти дни собирают  огромное  количество  гостей  и зрителей. Каждый  праздник  запоминается  по-своему. 
Газета «Южная столица» от 19 ноября 2010г. № 17 (982) поместила статью Елены Митрохиной, которая  говорила, что искусство живо, пока есть  носители его языка и культуры, люди, искренне любящие настоящую русскую поэзию.

На творческом вечере были объявлены победители литературной Пушкинской премии за 2010 год. Ими стали:
в номинации «Поэзия» – Нина Плаксина – за цикл стихотворений «Вне времени над временем живут»;
в номинации «Проза» – Георгий Меликов – за рассказы об А.С. Пушкине «Средь бурь жизни».
 Почётным дипломом был награждён Владимир Казарин – в номинации «За верность пушкинской теме» за очерки о путешествиях А.С. Пушкина по Крыму «К пределам дальним…»
Спонсором конкурса выступил директор Крымского регионального управления «ПриватБанк» Борис Финкельштейн.

В 2012 году это было открытие «Онегинской скамьи», которую в подарок городу выковали  мастера крымского Союза  кузнецов. Они  украсили  парк  «Скамьёй  влюблённых». Именно так стали именовать  полюбившуюся  «новорождённую». Изящный  дизайн, ажурная, стилизованная волна, с портретом Машеньки Раевской на изгибе гребня волны, напоминали о прекрасной  поэтической  любви.

         В День рождения поэта в 2014 году Симферополь  получил  новые  подарки: лауреатами Пушкинской премии высажена Аллея роз, оформлен баннер, на котором  помещены  их портреты.

         На каждом мероприятии обязательно звучат стихи Пушкина, стихи о  Пушкине, посвящения  его героям, песни, романсы, сценки из сказок  и  поэм. Въяве видим: не зарастает тропа к великому поэту, она превратилась в  широкую народную дорогу, в «Единое Пушкинское пространство». Три недели в Крыму подарили Пушкину новые  впечатления, темы для произведений, которые  и сегодня  наполняют  культурную жизнь не только крымчан.

На крымскую землю, в августе 1820 года, ступил поэт, неповторимый по своей индивидуальности. Это человек, живший в эпоху Отечественной войны 1812 года, во время организованных  исторических  выступлений декабристов, то есть молодого поколения, объединённого общим порывом борьбы за новые формы общественной жизни, жизни, достойной  высокого назначения человека. Этому учили великие идеи западного и русского  просветительства XVIII века, взгляды которых  были интересны Пушкину. А разве не патриотическими чувствами наполнялась душа Пушкина с юных лет? Обратим внимание, какие события сопровождали его со дня  рождения.

Пушкин рождён в то время, когда в стране гордо говорили о победоносных боевых походах Суворова. Первое стихотворение
Пушкина написано в год изгнания Наполеона из России. Вспомним, как Пушнин с Пущиным выстроили свой план побега из Лицея на войну с Наполеоном. Юное сердце полнилось патриотическим настроением  в бурное время. В России получали сведения о победах революций в Испании, Неаполе, о восстании Греции против турок. События на Сенатской площади убеждали многие молодые  и благородные сердца  в том, что их силы нужны для высоких целей: для улучшения в стране жизни народа и устройства справедливого общества.

Такая атмосфера не могла не впитаться в характер поэта. Произведения Пушкина будоражили тогда и восхищают сейчас чувства читателей, потому что в них ощущается кипение жизни. Страницы его творений  – громадный  посыл  читателю. Посыл  на силы духа, а это силы богатырские. В них передаётся вера в себя, надежда в личную востребованность, в реализацию своих убеждений, светлых и высоких. Мне хочется напомнить слова Александра Твардовского: «Когда речь идёт о Пушкине, не имеет значения – справлять ли дату рождения или смерти –  это повод для новой встречи с его поэзией, и, тем самым,  как бы с ним самим, во всём обаянии и блеске его ума и характера, его личности».
               
Литература:

1. Белинский В. Г.  Статьи о Пушкине. Полное собрание сочинений.
   Т.  VI –  М., 1955.
2. Выгон  М. И.  Пушкин в Крыму. Симферополь. «Таврия», 1974.
3.  Городецкий Б. П. Лирика Пушкина. –  М.: Просвещение. 1970.
4.  Вересаев В. Пушкин в жизни: тематический свод подлинных 
    свидетельств  современников. Т. 2. – М.: Правда, 1990. – С. 131-135.
5. Чернышевский  Н. Г. Полное собрание сочинений. Т. II. – М.,
   1947. – С. 475. 498.
6. Добролюбов Н. Полное собрание сочинений. Т I. –  М., 1934. – С. 114.
7. Русаков В. И. Всё о потомках Пушкина