Би-жутерия свободы 69

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 69
 
В мусульманском мире было общепризнанно, что вздутые изыски ломбардопоэта, изложенные негнущимся, кондовым языком, вылетают из Евстахиевых труб, не оседая в мозгу. А  мозг – это верхний ящик, в котором не у всех раскрываются дверцы. Правда в таких случаях наблюдаются резкие расхождения с учением Урана и болезненно флюктуируют псевдолитературные абсцессы а-ля:

Я исповедываю веры все подряд,
Особенно на шару шариат.
            
Или ещё краше:
«В отличие от странствующего Дон Кихота в нём взыграли отсыревшая память о «Летучем Голландце» и видения измождённого Росинанта, крупной рысью скачущего по раскидистым лапам сосен, застрявших корнями на песчаных отмелях. Сейчас же он вынужден был смотреть в лорнет на Настеньку Сальмонеллу, заложив руки за спину в ламбадном па, подозревая, что примёрз к фригидной женщине, в которой вряд ли поместишь пищу для ума, приправленную горькой иронией. А в морозильнике прошлого Настеньки ему ещё долго будет мерещиться  родительская хатка-йога,  побелевшая с фасада от хамской продразвёрстки».
Из всего того, что написал Опа-нас Непонашему о далёкой Испании, снедаемый перерастающим чувством вины урожая 2000 года на песках Коста дель Сол. Там он сделал для себя вывод – самый преследуемый им язык – утрусский, потому и многострадален, что он наподобие безропотного Средиземноморья.
Согласитесь, герои снов моих, у Бога можно спрашивать, с Бога – нельзя. До крутящихся в мозгу цветных хулахупов мыслей Опа любил докапываться сам и, отбросив лопату Серьёзности, разгребать юмористический чернозём руками, признаваясь редким друзьям из организации «Наши карандаши в заточении», что ритмике в его вывернутых повествованиях капут. Он следовал беззаконию какофонии, передёргивающей его в завихрениях словесного тика.
Но заблудший Опа, седьмой год в акробатической игре на гитаре в постели, доказывал, что в двустишии о шариате (не говоря уже о Дон Кихоте и его преданном оруженосце Санчо Панса) достигнуто крещендо человеческого воображения, не выдерживающее накала борьбы, сгоревшей и ссыпавшейся горсткой пепла.
Ориентируясь на собственные убеждения, Непонашему разжигал в себе творческую лучину. Непальцем сделанный из вторичного сырья и не подверженный расслабухе Опа, пребывал в ипостаси ипохондрика, придирчиво «борясь и побеждая» с духовными ограблениями аудитории под давлением фактора страха. Он по-отечески любил гнилостные микробы полости рта (результат чистки зубов в одно касание) и испытывал всепронизывающую саможалость, со вздохом разочарования переходящим в раздражение, когда издавал самопальные журналы «Окрошка смеха», «Зуботехника любви». В них публиковались выжимки яростных нападок, рассчитанных на завсегдатаев столовых с необщепительными подавальщицами.
Но завистливые завы Сырьевых Кладовых Смеха противились его конкурентной активности, и первые же номера были искромсаны шредерами и скормлены в «Весенний салат», хотя дело происходило душным летом, на конференции стоматологов «Обточенные зубы» с обсуждением корневых разногласий. Критики – эти патологоанатомы текстов, считали, что их надо подправить, то есть помочь им похудеть. Они отсылали подальше  отчёты Опа-наса о проделанной работе «Не дырки в ушах», полной уважительных излияний к классикам. Опа не сопротивлялся, оправдываясь, что принял эстафету от мачехи не с того конца (в древнегреческой скульптуре его поражала униформа профилирующего носа). 
Какие именно произведения недоброжелатели подвергали раскатистому остракизму, и его преследованиям за торговлю лунными календарями, можно почерпнуть из напечатанного отрывка...

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #70)