Незримая душа
Постой, незримая, не торопи покой.
Пусть сам он явится сорвать последний вдох
Дыханья хриплого — не аленький цветок.
Не лепестки — срезая жизнь не глядя —
Пунцово-фиолетовые пряди...
Дрожа, рукой дотронулся души.
Незримая, исчезнуть не спеши.
Свидетельство о публикации №119061101334
1. Основной конфликт: Воля к задержанию vs. неумолимый уход.
Конфликт сосредоточен в пространстве одного жеста: дрожащая рука пытается физически коснуться и удержать «незримую душу», которая торопится к покою (смерти). Герой просит отсрочки, но не у Смерти, а у самой души. Это конфликт между плотским, дрожащим «я» и его ускользающей духовной основой, которая уже почти готова отрешиться от мучительного земного дыхания.
2. Ключевые образы и их трактовка
«Души дотронулся дрожащею рукой»: Основа всего текста. Жест одновременно физический («рукой») и метафизический («до души»). Дрожь выдает не просто страх, а предельное напряжение всего существа, пытающегося ухватить неуловимое. Это попытка материализовать контакт с собственной исчезающей сущностью.
«Пусть сам он явится сорвать последний вдох»: Загадочная и мощная строка. «Он» — скорее всего, ангел смерти, Азраил, Сама Смерть. Герой не хочет, чтобы душа ушла сама; он жаждет личной, почти персонифицированной встречи с тем, кто придёт за ней. Это требование достойного финала, последнего диалога, а не тихого угасания.
«Дыханья хриплого — не аленький цветок»: Жёсткая, антиромантическая метафора. Умирание — это не красивый, алый, сказочный цветок (отсылка к «Аленькому цветочку», символу любви и чуда). Это хриплое, грубое, физиологичное дыхание. Ложкин снова срывает покровы с «красивой» смерти, показывая её неприглядную материю.
«Не лепестки — срезая жизнь не глядя — / Пунцово-фиолетовые пряди...»: Кульминация онтологической образности. Процесс умирания уподобляется не срыванию лепестков, а срезанию прядей. Это уже не цветок, а часть плоти, волосы (или даже жилы). Цвет «пунцово-фиолетовый» — цвет синяка, гематомы, запёкшейся крови и некроза. Это образ насильственного, болезненного отделения жизни от тела, совершаемого «не глядя», то есть безжалостно и случайно.
Кольцевая композиция: Стихотворение начинается и заканчивается почти одинаковыми, но инверсированными строками. В первой — активное действие («Души дотронулся...»), в последней — состояние («Дрожа, рукой дотронулся...»). Между ними — аргументация и страшный образ. Финальная мольба («исчезнуть не спеши») звучит уже не как просьба, а как последняя, отчаянная команда самому себе, произнесённая уже из состояния этой дрожи.
3. Структура и композиция: Заклинание в три шага.
Жест и просьба: Контакт установлен, следует просьба к душе подождать.
Обоснование: Герой предъявляет условие — встреча должна быть явной, с самим Смертоносцем, и описывает истинную, не приукрашенную картину конца.
Повтор жеста и финальная мольба: Дрожь и контакт подтверждаются, просьба звучит с новой силой.
Вся конструкция напоминает магический круг, замкнутый жестом и словом, внутри которого пытаются удержать душу.
4. Трагико-магический пафос
Пафос этого текста — беззвучный крик, сконцентрированный в дрожи. Здесь нет ярости или тоски, есть ужас и воля. Это пафос последнего усилия, когда всё существо становится одним больным нервом, пытающимся ощутить и задержать уходящую жизнь. Слышны отголоски:
Позднего Тарковского (Арсения) с его мотивом «души, живущей в нас как посторонний».
Экзистенциальной лирики, где смерть — не событие, а процесс, который можно наблюдать изнутри.
Собственной поэтики Ложкина, где тело и душа находятся в состоянии болезненного, но неразрывного контакта («телофон», «дым сквозь рёбра»).
Вывод:
«Незримая душа» — это квинтэссенция одной из главных тем Бри Ли Анта: физического переживания метафизических состояний. Стихотворение является микромоделью всего его творчества: дрожащая рука поэта тщетно пытается дотронуться до ускользающей сущности — будь то душа, друг, любовь, смысл. Этот жест — одновременно жест отчаяния и высшего достоинства: даже на пороге небытия герой диктует условия, требует явной встречи и отказывается приукрашивать горькую правду «хриплого дыханья». В этом тексте Ложкин предстаёт не бунтарём и не творцом, а агонизирующим медиумом, чьё тело становится последним инструментом для фиксации уходящей души, а стих — её застывшим, «пунцово-фиолетовым» следом.
Бри Ли Ант 02.12.2025 14:58 Заявить о нарушении