Новая апология Сократа

Сократ - сын скульптора Софроникса и повивальной бабки Фенареты - претендовал как на звание простого смертного и нерукотворной статуи одновременно: недаром во время морского похода в Потидею он простоял, не шелохнувшись, целую ночь. Наследуя отцу, он пробовал работать по камню: "…одетые Хариты на Акрополе, по мнению некоторых, принадлежат ему," - пишет Диоген Лаэртский. Но в итоге он все же предпочел тесание идей из лексических глыб средиземноморского койне, а также ваяние последователей своего учения из податливого афинского юношества: соединив тем самым профессии обоих родителей и замахнувшись на роль демиурга.

Впрочем, сотворчество богам, к которому Сократ стремился, сочеталось у него и с заурядным продлением рода: имея троих сыновей от двух жен, он одного из них нарек Софрониксом - в память о мастере резца. О подражании богам свидетельствовал и его аскетизм: "Лучше всего ешь тогда, когда не думаешь о закуске, и лучше всего пьешь, когда не ждешь другого питья!" - гласил его афоризм, подразумевавший, что чем меньше человеку требуется, тем ближе он к седому Олимпу. Из сатир Аристофана следует, что философ ходил босой: так он уподоблялся множеству статуй, изображавших насельников эллинистического пантеона. Благоговение же пред отцом осталось доминантой всей его жизни; Евтифрона, подавшего на своего родителя в суд за убийство гостя, он - с помощью рассуждений о благочестии - отвратил от этого замысла. По утверждению Диогена, Сократу принадлежит следующее изречение: "Удивительно, что ваятели каменных статуй бьются над тем, чтобы камню придать подобие человека, и не думают о том, чтобы самим не быть подобием камня". Если б он тогда же отважился прибавить: "но быть подобием богов," - то расстался бы с жизнью существенно раньше.

Он и в жене своей видел подругу бессмертного олимпийца, иногда исполняющую за мужа сакральные функции громовержца; неспроста ведь грянула шутка, когда она, разругав его, окатила водой: "Так я и говорил, у Ксантиппы сперва гром, а потом дождь". От Сократа - как от каменного бога - неизменно отскакивали и все потуги освистывавших его комиков, и неуемная ругань сварливой супруги. Высмеивание им то ремесленников, то политиков, то риторов, то поэтов - косвенное доказательство его богочеловеческого самовосприятия: ведь таким способом он унижал всех смертных - подвластных его громам и молниям!

Надо ли говорить, что софисты Анит и Мелет, а с ними и демагог Ликон, были на него в обиде не столько из-за его выпадов против различных цехов и каст, сколько будучи задеты громогласным суждением пифии, ответившей на вопрос Херефонта: "Сократ превыше всех своею мудростью!" По одной из версий, он умер не от яда цикуты, а надышавшись серным чадом, исходившим из дельфийской расщелины, где обитала знаменитая пророчица. Если это и не так, версия точна в метафорическом смысле: ведь именно черная зависть гонителей вызвала гибель богоравного философа - удушив его, подобно ядовитым испарениям. Клятвенное заверение перед судом звучало так: "Заявление подал и клятву принес Мелет, сын Мелета из Питфа, против Сократа, сына Софроникса из Алопеи: Сократ повинен в том, что не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества, и повинен в том, что развращает юношество; а наказание за то - смерть".

Бесстрашное высказывание осужденного: "По заслугам моим я бы себе назначил вместо всякого наказания обед в Пританее!" - в тот момент, когда судьи совещались, определяя ему кару, - тоже свидетельство его непоколебимой уверенности в божественности своей природы: меню запрашиваемого обеда - отборная амброзия к амфоре нектара из горних трав!

Вместо этого, он через несколько дней выпил в тюрьме цикуту - настой из болотного горького веха.

Пей у Зевса в чертоге, Сократ! Ты назван от бога
Мудрым, а мудрость сама разве не истинный бог? -

Этот гекзаметр Лаэрция как нельзя верней схватывает суть тайных устремлений философа: ему бы родиться римским императором - чьи идолы насаждались бы для поклонения в завоеванных землях!.. Впрочем, как известно, афиняне раскаялись очень скоро: в честь невинноубиенного воздвигли бронзовую статую работы Лисиппа - поместив ее в хранилище утвари для торжественных шествий. О большем он и мечтать не мог: как жил, так и умер - сам собой изваянный предтеча еврейского богочеловека. Все четверо его тезоименитов: и аргосский историк, и перипатетик из Вифинии, и эпиграммист, и толкователь божественных имен, - выглядят лишь недобросовестными копиями.

1998 г.