Детство пацана

Сегодня, 2 июня, в день 5-летия памяти разбомбленного Луганска, нашими «славными» бомбардировщиками, по приказу кровавых убийц, когда погибло 8 мирных и не в чем не повинных луганчан, и в память 300 погибших детей Донбасса за годы 5-летней не прекращающейся войны, мне вспомнилось мое пацанское детство.
Наше детство, которое в корне отличалось от сытого и обеспеченного детства наших детей с костюмчиками и платьицами, морями и заграницами, институтами и университетами, домами и квартирами…
Как и у всех, родившихся через 10-15 лет после Отечественной войны с фашизмом, детство было голодным и драным, словом, голодраным. Впрочем, нас так и называли – голодранцы.
Для нас война всегда была Отечественной, для всех более миллиона беженцев, принятых Узбекистаном и Ташкентом – городом хлебным. Мы знали одно – фашисты – враги и они должны быть уничтожены! Это нам рассказывали наши дедушки и бабушки, освободившие нашу страну и еще, на всякий случай, пол-Европы. Мы знали из рассказов родителей, что такое эвакуация и разбомбленные эшелоны, прорывающиеся из Украины в Азию, что такое сожженные города и деревни, какие они – ужасы концлагерей, где и детей, и взрослых пускали на мыло и кожу для дамских сумочек фрау… И мы слишком много и долго играли в войнушки, чтобы потом, пересилив себя, простить оставшихся в живых немцев и учиться с их внуками в одних вузах, хотя и били за дело их «фашистские морды», становились друзьями… Потом, когда мы стали взрослее…
Папа с 14 лет с 42 года стоял у токарного станка по 12 часов в сутки и точил снаряды - все для фронта, все для победы! Нужно было помогать маме, моей бабушке, кормить еще троих малышей… Война, а он в семье был старшим мужчиной… Там, на заводе и потерял здоровье и возможность после войны учиться в летном…
Когда он познакомился с мамой, она не говорила по-русски, она была эвакуирована из украинского Донбасса и говорила только по-украински… Это нам сейчас рассказывают сказки про мову, а папа все время смеялся, когда вспоминал, как учил украинскую девушку говорить по-русски…
И у нас был старинный Кобзарь, и мы в детстве зачитывались Шевченко и Гоголем, и уже в старших классах, наша учительница – Ратушная, щира украиночка, читала нам, в ташкентской школе, вирши украинскою мовою…
Так и получилось, что мы жили в узбекско-русско-украинско-греческо-болгарско-уйгурско-еврейской и прочих… среде… И почему-то, понимали и очень любили друг друга…
Папа часто болел и месяцами мог не работать… Мама работала на трех работах и «тащила» всех нас, его и трех детей…
Детство было босоногим и… веселым… Да, несмотря на полуголодные годы, оно было веселым… Самым классным было, когда дома был сахар, хлеб и чай были всегда, с сахаром сложнее… Вот ты, набегавшийся и уставший, мокрый от пота и эмоций, залетаешь домой, отрезаешь большой ломоть хлеба, желательно горбушку, посыпаешь немного его сверху сахаром, поливаешь холодным чаем и… кушаешь! Куда там – наше сало!)
Мы с такими же, как я, голодранцами, плескались в арыках, дамбах, речном канале, подворовывали арбузы у амаке – старого узбека, катались на баранах, пасущихся у нас на поляне возле жилых домов, а апушка – женщина – узбечка бегала за нами и кричала, вай-дод, что делаешь, у барашка курдюк упадет…жир не будет… Конечно, классно, когда весна и лето, можно набить живот зеленым урюком и яблоками с садов частных домов, играли в ашички, лянгу… пацаны постарше играли на диканы (десять копеек), хотя мы никак не могли понять тогда, откуда у них такие деньги, ведь на них можно было купить арбуз (килограмм стоил 3 копейки) или самсу, или лепешку….
Однажды, на шифоньере я увидел кошелек мамы, и там лежало немного мелочи… Я взял 20 копеек и на них купил целых пять пирожков ухо-горло-нос! У меня сильно разболелся живот от такого обилия еды, но придя домой, я застал маму сильно плачущей…
Когда-то, в далекие 4 года, мне папа набил задницу за то, что я с пацанами поздно вечером курил у костра, а они с мамой «сбились с ног» меня искать… С тех пор, я до сих пор, не курю… мне очень не понравилось повторение этой истории с болью задницы… Правда, раньше. в три с половиной года меня отхлопал папа за поцелуи с девочкой на коврах под лестницей в детском саду… Не знаю, почему это так не понравилось воспитательнице и моим родителям, мне это почему-то понравилось, и я, несмотря на порку, продолжал это «гиблое дело» довольно долго в своей жизни…
Поэтому я ожидал повторение подобного за деньги и пирожки, хотя мне уже было семь лет…
Мама, почему ты плачешь? – спросил я ее. Сына, - у меня в кошельке было немного денег, их должно было хватить на три дня до зарплаты, но пропали 20 копеек, и как дальше жить… я не знаю, - сказала она, продолжая горько плакать. Мама, это я взял 20 копеек, я не знал, что это за деньги, - говорю я. Мне так трудно жить и работать, - сказала она, - и мне так стыдно, что мой сын стал вором, и я должна отдать его в интернат, потому что там его будут лучше кормить, чтобы он не воровал…
Никогда больше в жизни мне не было так страшно… Расстаться с мамой! Мамочка, - закричал я, - я никогда больше не возьму ничего чужого, буду помогать тебе во всем, только не плачь и не отдавай меня в интернат! Мы оба наплакались от души, и она, простив меня, обещала, что про этот мой, единственный в жизни, воровской поступок никто ничего не узнает… Так появилась моя первая страшная тайна…
Во дворе нашего дома жили двенадцать пацанов, из них десятерых уже нет, двое остались в Афгане…, большинство были рецидивистами, имели по несколько ходок на зону, выходили на волю, но уже не могли себя изменить… Многие из них погибли в пьяных драках, или не вышли оттуда, с другой, истинной стороны советского счастья, про которое знал почти каждый советский человек.
С пацанами мы думали, что же делать, как помочь своим мамам. Таких маленьких на работу не брали, воровать арбузы и прочее у узбеков я уже не мог, - маме «зуб» дал, а слово чести для пацана - закон! Мы ходили по городу, собирали бутылки, самое замечательное время было, конечно, осень, когда с камсы – озера спускали воду и там было море утонувших бутылок… В пункте приема стеклотары нас любили, пустые бутылки, которые стоили по 12 копеек, у нас принимали по 10, но забирали все, и мы довольные приносили мамам по 2-3 рубля! Это был праздник! Труднее всего было подработать на базаре… Там всегда нужны пацаны что-то поднести, помочь, но дети продавцов, маленькие узбечата, там «держали шишку» и с ними было невозможно договориться… за многое под солнцем приходилось бороться… Но в базарный день мы обходились без драки, клиентов было много, они не успевали и милостиво разрешали нам подрабатывать с ними… Дружба и бизнес всегда побеждали!)
Все в жизни поменялось в мои 10 лет… После очередной драки, я шел очень разгоряченный, и столкнулся возле подъезда с Юркой. Он жил в соседнем подъезде, и был старше меня лет на пять – шесть, косая сажень в плечах, руки толще моих ног… чемпион республики по толканию ядра среди юношей… Это я уже потом узнал…
От столкновения с какой-то горой, и так, как за свою короткую, но насыщенную, пацанскую жизнь, я прошел высшую академию мата, я его и «обложил» эдак этажей на шесть… Он, конечно, особо ничего понял, слегка онемел, пытаясь видно понять, что я ему наплел, но спустя мгновение до него дошло, что я помянул всех его родственников по всем линиям и человеческим, и собачьим, и причем очень выразительно…
Как-то неожиданно для меня, я оказался в воздухе и тупо болтал ногами, пытаясь заехать ему хоть-куда, чтобы вырваться… Но как вырвешься от горы, если она держит тебя за шкирку, высоко подняв над землею…
Здесь я увидел нечто страшное… Это был его кулак размером с мою милую мордашку, которая вот-вот должна была превратиться в лепешку…
Все самое замечательное пронеслось в моей памяти во мгновение ока, даже почему-то вспомнились те злосчастные пирожки на 20 копеек, и противно заныло «под ложечкой»…
Вдруг гора пошатнулась, и я услышал крик мамы: «Юрка, ты что творишь? Ты его убьешь…», - кричала она, повиснув сзади на нем, как маленькая кошка со своими 156 см роста на горе-великане...
Теть Тамар, я, да я, ничего, он ругается, - пролепетал Юрка…
Юра, - сказала мама, - ты же знаешь, как нам трудно, ты бы взял над ним шефство, ты же спортсмен, увлекаешься радио, он же хорошо учится, но я все время на работе, и он сам болтается по улице…
В это время, я и правда еще болтался, как сосиска в его руке, но, вроде, жизнь налаживалась…
Он мягко опустил меня на землю и сказал, - завтра в 7 утра зайдешь за мной, побежим...
В 7 утра я зашел к нему, он сунул мне в руку два ядра по 7 кг и сказал: «Побежали!»
Так я и бегал до самого института, до кандидата в мастера по баскетболу, призера разных баскетбольных игр, и, конечно, республиканских соревнований по легкой атлетике и толканию ядра… Попробуй тогда, поспорь с тренером – горой… Не сам, так дружки наши, старшие, мастера спорта по волейболу, на воскресной игре мячом что-нибудь отобьют… жалко и … больно…
А что потом, спросите у пацана? А потом жизнь, два института и академия, ученая степень и работа, работа, работа…
Жаль только тех, моих десятилетних друзей, которые не пошли за мной в спорт и учебы, а пошли за «откинутым» 14-летним юниором и постояли «на шухере», пока он профессионально «чистил» квартиру родителей одного из друзей… «повязали» моих пацанов… а тот мир уже и не отпустил…
И вот сегодня снова нахлынуло то послевоенное пацанское детство, когда бомбят до сих пор пацанов Донбасса, а защитить и освободить-то их некому…