Послесловие

Июнь
Опять безумно опаздываю. Автобус шагает медленно, значит, пробка. Люди прижимаются друг к другу, дышать невозможно. Я представляю, как мой ребёнок один стоит у окна в детском саду. И вот непонятно, с какой стороны стекла дождь сильнее? А может, он читает? Как забавно дети учатся это делать. Сначала хватаются за вывески, меню, а потом выбирают очень интересные, серьёзные вещи. Спорят, творят, перечитывают, дышат, живут. Сквозь толпу пробиваются слова. Приятный женский голос ведёт беседу:
– Убрать из школьной программы! Читаем с первого класса… А он бросил семью, создал свою религию, возомнил себя Богом.
Я закрываю глаза и вижу, как мой ребёнок довольно бегло читает притчи Льва Толстого. Всё-таки хорошо, что дети лишены наших стереотипов и комплексов.

Июль

Уже неделю стоит июльская испепеляющая жара. Из города бешено пропадают люди и машины. Нет стука людских каблучков и звуков накрученной на современность музыки. И от этой вымученной тишины не становится легче дышать...
Хотя там, за стенами Малого собора Донского монастыря (в мечтах сознания), всегда таится прохлада. Внизу под чугунными плитами покоится человечество далёкой поры... Раздумывая о вечном, невольно натыкаешься на надгробную надпись «Бахметьева-Лопухина». И в тот же миг перед глазами встаёт образ обольстительного поэта Михаила Лермонтова. Кружась в вальсе бренности с госпожой Сушковой, он шутит над самым главным чувством своей жизни. Вечная жара и невозможность дышать друг другом останутся приговором несгибаемой судьбы.
Варенька Лопухина недолго останется на земле после Михаила Лермонтова. А на страницах книг навечно застынут испепеляющие строки талантливого поэта, жаркого любовника и глубоко несчастного человека.

Август

Когда гордые благородные птицы устремляются на юг, остаётся лишь наблюдать за торжественным увяданием природы.
Прислушайтесь. Позовите. Ведь до осени ещё так далеко. Направьте их силой простого человеческого слова, достучавшись до священного полёта Яшинских журавлей. О чём вы? Я знаю, что была возвышенная и скандальнаяя любовь, бьющаяся о предопределение и неизбежность. Безумная красавица Вероника Тушнова не смогла отречься от «ста часов счастья», улетая тяжело и навсегда. Всего три года останутся у Яшина после...
А в веках ещё долго будут подниматься поэтические прославленные птицы, завещая важные строки человеческого бытия: «Летите не сбивайтесь, домой возвращайтесь!.. Путем-дорогой! Путем-дорогой!..»

Октябрь

Оглядитесь, как, тревожа человеческие сердца, ярко пылает русская калина.
Что было? Будет? И в чём истина? Никто не ответит…
И опять невзначай в мыслях промелькнёт фигура Шукшина-Прокудина, напряжённого, немногословного, глубокого и вроде бы близкого, понятного без слов. Знал ли он это? Чувствовал. А потому, вот она – радующая душу, красная и вечная..
Не обломишь веточку, не наберёшь целую горсть, потому что горчит и обжигает, прощая, жалея и любя.

Ноябрь

Холодный дождь, перемешиваясь с мокрым снегом, бьётся об оконную дверь. Хочешь не хочешь, а придётся впускать скорую зимнюю госпожу.
И вдруг в очертания освободившихся от листьев деревьев влетает последний журавлик… бумажное послание. Я не люблю говорить тихим голосом, но тут нельзя иначе. Держу глазами страницу, чувствую боль душой.
Так в ноябрьской тишине появляются срывающиеся звуки письма Батюшкова Гнедичу: «Право, жить скучно; ничто не утешает. Время летит то скоро, то тихо; зла более, нежели добра; глупости более, нежели ума; да что и в уме?...»
Он сможет предсказать здесь многое, в том числе и своё тяжёлое безумие – душевную болезнь.
Но когда всё неизбежно, как осенняя затяжная тоска, может, стоит почувствовать в творчестве Батюшкова главное и вечное: «Живи, как пишешь, и пиши, как живешь: иначе все отголоски твоей лиры будут фальшивы».

Декабрь

Снег, снег, снег... Белый, лохматый, декабрьский.
Люди, занятые ранними предновогодними хлопотами, толпятся на улице, забывая о духовной пище. На полках пылятся неисчезающие истины. Так начинается обычный библиотечный день. И вдруг в зал влетает мальчишка, отчеканивая строки Михалковских стихов.
Не знающий ни страны Советов, ни фамилий прежних вождей, юный читатель великолепно озвучивает строки большого великана. Хотя, если подумать, под бой курантов мы, как всегда, споём оба гимна, потому что стихи-то всё равно Михалкова, а страна одна, как бы она ни называлась.

Январь

На улице минус тридцать. Стоят январские морозы. Мёрзнут машины, дома и даже люди. В такие дни очень приятно зайти погреться в библиотеку. Красивая женщина в норковой шубе просит почитать что-нибудь лирическое, «для души». Но тут же добавляет:
– Только не Рубцова, ведь он пьяница и дебошир.
Вы думаете, я с ней спорю? Совсем нет. Просто я беру томик стихов Рубцова и долго грею под шерстяной кофтой, прижимая к сердцу. На улице минус тридцать. Мёрзнут не только руки и щёки, но и человеческие души.

Февраль

У каждого в жизни был свой февраль. Восторженный, новый, неистово счастливый. Замерзшие пальцы, согретые брачными кольцами, готовы были писать-творить предвкушающую весну судьбы. Чернилами становились мечты, а строками – далёкие надежды.
И пусть старая сгорбленная старушка-зима ещё шептала, пророча: «Достанется, небось!» Но ведь была же настоящая, сильная, как у Пастернака, действующая сила любви-весны, которая кричала навзрыд: «Февраль. Достать чернил и плакать!»
И плакали, сначала от счастья.
А после в жизни Бориса Пастернака появится Ольга Ивинская, которая будет дважды арестована за связь с подозреваемым в шпионаже. Конечно, останется жена Зинаида Николаевна, которая тоже, раскалывая бывшие судьбы, решится ждать до конца. Там будет много горения и боли. Всё оправдает февраль 46-го, когда писатель начнёт работу над своим главным творением «Доктор Живаго».

Март
Вы чувствуете запах приближающейся весны? Это удивительное ощущение, когда ещё лежит снег, а душа поёт. А ещё хочется читать что-то особенное про любовь на взрыве.
Помните?
Вы говорили:
«Джек Лондон,
деньги,
любовь,
страсть», –
а я одно видел:
вы – Джоконда,
которую надо украсть!

Будоражит кровь. Вот он – Владимир Маяковский, такой огромный, как облако, и совсем рядом. Читаю его биографию, делаю пометки карандашом.
Тише. Тише. Я знаю, что он любил замужнюю женщину Лилечку Брик, но ведь именно ей он и посвятил свои лучшие стихи.
Апрель

Пасха в апреле – это ликование расцветающей природы и просветление душевной доброты.
Уже воздух наполняется запахом лесов, свежестью журчащих по склонам дорог солнечных ручейков и творчеством лучезарной красоты.
Остановись. Полюби дыхание цветаевских стихов, когда природа так благосклонна. Там будет счастливое прошлое. Только жаль, что оно исчезнет навсегда за гнетущим враждебным настоящим. А душевная пустота близких далёких людей станет финальным приговором в судьбе. Марина Цветаева уйдёт не той дорогой, признаваясь в последней записке, что запуталась и не нашла... Её отпоют благодаря верующим во главе с диаконом Андреем Кураевым и Анастасией Цветаевой – сестрой поэтессы.
А что останется нам, её настоящим читателям? Помянуть, как просила, «в апреле своём».

Май

Священный май! Он всегда будет победным. Сила духа, несгибаемая отвага, любовь к Родине и вера в нас, далёких потомков – это часть истории великой страны.
Из книг Астафьева и Васильева, Гроссмана и Симонова каждый читатель сможет узнать, какой дорогой шла Великая Победа. А потому даже в Бессмертном полку пусть не будет случайных попутчиков... Так из яростных атак, тяжёлых бедствий и потерь восстанет Русская земля, сияя великим подвигом.

Июнь
Почему в июне так кукушечки голосят? Спросите их – ответят, а пожелаете – ничего не случится. А как дойдёшь до Жёлтой речки, так и обомлеешь, потому что бывает чудо али предвидится. Учувствуешь Жаравинские сказы, яко яркие и самобытные, будоражащие, «ошшо» незримые. А потом сядешь и расплачешься… Уготовила судьбинушка только 36 ?

Июль

Подойду к колодцу,
Гляну в глубину –
Сердце заколотится.
Ноги не согнуть.
Смотрят завороженно
В темное глаза...

Вот он, колодец, – бездонный и завораживающий. Утоли жажду, напившись чистой родниковой воды творчества Михаила Сопина, автора тяжёлой судьбы, «летящего вниз, уносимого ввысь» (Г. Щекина), машущего руками, бьющегося о камни. И даже простор виден «сквозь столетия»: творческий и философский, вселенский и близкий, свой.
Почему же, не отрекаясь от стихов, он отрекается от себя? А может, от времени, в котором «повезло» жить? Ведь «не то ценить умели и выбирали не тех». И среди «горя и тленности» ад становится привычным. Вот только образ души застревает между местом зла и раем, а сам герой становится вечным путником, плывущим по реке в своей особенной лодке, а другой ему и не нужно. Да и нам, его читателям, тоже! И пусть
«горькая калина – это память», которой суждено будет зацвести только метелью, с достоинством он проходит через все испытания, не предавая чистоту души.

Скажут:
«Прозевали,
А была ж вода...»
А потом завалят –
Не найдёшь следа.
И пойдёт молоться
Весть по хуторку.
«Мишкиным колодцем»
Место нарекут.

Август

Кап-кап» – тихо капает дождик, а вместе с ним уходят, вполне обыкновенно, человеческие годы. Сколько прочитано книг? Сколько забыто песен? А ведь было время, когда ждали по радио заветные мелодии и слова. В этих «былинах» ощущалась всего лишь одна искра огромного Анчаровского солнца: художника, поэта, прозаика, драматурга и философа. Позднее мотивы и образы вновь родятся в творчестве Высоцкого, Галича, Визбора.
И пусть время правильно расставит всё по своим полкам, потому что нельзя отрицать «большое светило», которому и нужно-то всего:
Чтоб шар земной
Помчался по вселенной,
Пугая звезды
Запахом цветов.

Сентябрь

А вот уже и жёлтые листья, как таинственные строки, ложатся на страницы моего земного бытия. Оглянись и ты увидишь, сколько в жизни предопределено неведомой силой.
Там, наверху, летящие осколки природного вдохновения складываются в единую картину, и уже понимаешь, что не холера держала Пушкина в Болдино три долгих месяца. Это была надежда на огромное счастье, сливающаяся с настоящим творческим реалистическим словом, так необходимым России. И не зря называл Александр Сергеевич своих современников «румяными критиками».
Хотя разве что изменилось? Мы по-прежнему ищем в бренной человеческой жизни возможность осудить неземное прикосновение творца…