Деус

Посвящается Чарльзу Дарвину и Фридриху Ницше.

Исторически сложившийся сатирический нарратив, об естественном освобождении, путём несложных эволюционных процессов, через созерцание пустотности объектов ума друг в друге. Но об этом несколько позже.
Все персонажи обитают в узнаваемой нами реальности (или обитали, ведь животный мир крайне непредсказуем), однако любые совпадения с ныне существующими представителями вершины цепочки питания вымышлены и эфемерны как и всё приходяще - уходящее в этом мире.
Публикуется с разрешения да и собственно самим автором.
Ом
 
Для начала хочу представиться. Я бог. Вернее стал им недавно да и ненадолго для узкого круга лиц, точнее птиц, однако чувство безграничной власти над умами братьев наших меньших не покидает меня до сих пор.
Все началось рано утром, а точнее в начале шестого утра на пустынной автобусной остановке, где я, ещё не подозревающий ни о чем юный бог, ждал общественную колесницу.
Сидя на лавочке и достав пухлый пакет с семечками я как всегда задумался над своей любимой темой о природе ума и где этому самому уму брать деньги для продолжения способности к размышлению. Неожиданно в паре метров от себя, я увидел двух голубей. Один был потолще и одноцветный, а у второго поменьше, были белые перья в хвосте. Братки (именно так я как новоиспеченный бог окрестил данных персонажей, хотя они вполне могли оказаться и парочкой, причём вполне толерантной и современной) прогуливались по параболе вдоль, ища какую-то пищу у себя под ногами. Все нехитрые находки с чувством взаимного уважения, вежливо съедались по очереди.
Я поддавшись странному чувству сопричастности и понимания, вытащил пару семечек из пакета и бросил друзьям. Поспешно склевав угощение, голуби подвинули параболу своих прогулок ближе к источнику еды, заинтересовано поглядывая на меня. Я продолжил время от времени делиться с новообретенными (автозамена деликатно предложила новообращенными) знакомыми, однако бросая только по одной семечке с небольшой периодичностью. Сначала птицы с энтузиазмом бросались наперегонки за вожделенной добычей вместе, поровну деля трудности и лишения естественного отбора. Через несколько минут таких пробежек, Толстый начал отстреливать, что Худой передвигается быстрее него и соответсвенно ему больше достаётся. И тут произошла та самая эволюция в сознании, которую Карл Маркс назвал бы разделением на господствующий и угнетаемый классы. Толстый начал щемить своего недавнего братана, отгоняя его с разбега от еды. Надув грудь, он тратил часть времени на регулярные военные манёвры, тем самым усиливая социальное неравенство. Такая тактика начала приносить видимые плоды, Худой постоянно отпрыгивал негодующе топорща перья и всем своим видом выказывая протест против произвола власть имущих, однако контрмер не принял, стараясь по возможности бегать ещё быстрее.
В то же самое время к компании незаметно присоединился третий персонаж. Он был небольшой, пыльный и сразу получил прозвище Мутный, так как побегав с братками в отдалении и поняв механизм выдачи корма, приблизился ко мне на опасное для него расстояние, доверительно заглядывая в глаза. И когда Толстый отгонял Худого от очередной порции, он подбегал и съедал все. Началась увлекательная игра, и я все думал когда же наконец Толстый возьмёт палку и начнёт бить ей по голове угнетаемый пролетариат.
На периферии тем временем аккуратно и вежливо возник четвёртый персонаж. Интеллигент или мыслитель, как я впоследствие его назвал. То ли врожденное чувство такта не давало ему подходить ближе, то ли было попросту ссыкотно это сделать. Как бы то ни было, Интеллигент прогуливался медленным шагом в отдалении, укоризненно посматривая на бегавшую троицу, однако время от времени бросая на меня косые заинтересованные взгляды. В определенные моменты мне начинало казаться, что я слышу его вежливое покашливание.
Толстый в очередной раз просек, что Мутный поступает попросту нечестно, начал отгонять уже их двоих, включая по очереди то буржуазию то милиционера. Ситуация стала напряженнее. Мыслитель в общий замес не лез, а только тревожно вглядывался вдаль, видимо обдумывая идеи Канта о том, что любая эксплуатация одним мыслящим индивидуумом другого крайне неэтична, независимо от того жестока эта эксплуатация или гуманна, и как потом эта идея проросла в умах коммунистов. Мне он нравился, и я начал подкидывать ему семки дабы поддержать интеллектуальную часть общества. Впрочем завидя корм рядом с собой, он как и все срывался с места за ним, хотя впоследствие виновато отряхиваясь за проявленное малодушие.
Мутный тем временем поняв, что его тактика больше не работает, начал совершать передо мной магические пассы, подпрыгивая сантиметров на десять в воздух и махая крыльями, попутно нагоняя религиозный ужас на остальных персонажей.
Семечки под шумок закончились. Я свернул пустой пакет, положил его в карман и погрузился на какое то время в телефон. Голуби обеспокоено забегали вокруг. Спустя какое то время Толстый даже подошёл и аккуратно прислонился к моей ноге. Я почувствовал кожей его мягкие перья. Немного отодвинув наглеца в сторону, я продолжил вглядываться в экран.
Минут через десять оторвав глаза от телефона, я посмотрел перед собой. Было пусто. Только ветер шуршал майской листвой и лениво проезжали мимо редкие автомобили. Голуби улетели в поисках еды или по каким то птичьим делам, сбросив свои социальные роли.
Видимо такова природа ума, боги возникают в нем когда есть потребность в постоянном получении чего либо от внешней среды. Будь то еда, защита или посмертное царствие. Мы наделяем их атрибутами внешнего мира, одухотворяем и объясняем их милостью собственное существование. Видимо прав был Фромм, утверждавший, что изгнание человека из Эдема всего лишь красивая метафора, символизирующая переход от бессознательного к сознательному, от животного царства в мир интеллекта и осознанности. С этой точки зрения все не столь трагично и первородный грех на самом деле был прозрением, положившим начало бесконечному поиску смыслов существования. Возможно бог в этот момент увлёкся перепиской с очень симпатичной богиней и нам ничего не осталось, как встать и пойти гулять по своим собственным человеческим делам.


Рецензии