жизнь

А вдруг, несмотря на капли мудрых гомеопатов,
Непрошеной новой жизни не оборвётся нить!
Как ты его поцелуешь? Забудешь ли, что когда-то
Этою же рукою старалась его убить?
Кудрявых волос, как прежде, туман золотой клубится,
Глазок исподлобья смотрит лукавый и голубой.
Пускай за это не судят, но тот, кто убил, - убийца.
Скажу тебе правду: ночью мне страшно вдвоём с тобой!

Дмитрий Кедрин


Скажу тебе, не колеблясь, какая же это доблесть,
вторгаться в чужую область, в которой и не бывал.
Не думая, с кем ты спелась, я всё-таки обособлюсь,
чтоб сердце не раскололось, ведь это не карнавал.
Каких-то твоих мистерий, немыслимых вод и схваток
понять до конца не в силах, робею, и в стороне
я где-то на ватной Терре, составленной из девятых,
сжимаю, как ты просила, протянутое ко мне
запястье с неровным пульсом, с гаданием по ладони -
достаточно неурядиц, а может ещё одна...
И я разражаюсь русским, чтоб ты проявилась в стоне,
и чтоб завершился адец, и ад не изведал дна.
Чтоб жизнь отошла от лона и криком себя исторгла,
как будто другая эра, чтоб в будущее крича
так ярко и удивлённо во всё неземное горло
в ладонях у акушера, испуганного врача.
Чтоб обморочно бледнея, боялся оставить пальцы
руки твоей, понимая, как трудно тебе сейчас.
А жизнь, что же делать с нею, увидел её - попался.
Умолкла и как немая, улыбками излучась,
к тебе головой припала и таинства небылица
становится ясной явью - разгадка была легка.
Потешна, короткопала, единая в разных лицах,
крещается в божьей славе и запахе молока.