Александр Городницкий. И физик и лирик

«Если геофизики будут говорить, что я поэт,
 а поэты — что геофизик, тут мне и крышка»,
— уверяет Александр Городницкий, бард и ученый в одном лице

Имя Александра Городницкого у многих прочно ассоциируется с авторскими песнями. Он — бард из поколения шестидесятников, того, к которому относятся Визбор, Галич и Окуджава.А еще он — ученый с мировым именем.

Я истины постиг элементарные,
В далёких странах побывав не раз, –
Нужней там людям песенки гитарные,
Звучат они иначе, чем у нас.

В Германии, Канаде и Израиле
Слышнее звук натянутой струны,
В местах, куда когда-то их отправили
Безумные правители страны,

Поют они о Волге и о Питере,
И дети их, отвыкшие от книг,
Вдруг начинают понимать родителей
И учат позабытый свой язык.

Покажется, что всё в порядке, вроде бы,
Услышав вновь гитарный этот бой,
Как будто можно и взаправду Родину
Упаковать и унести с собой.

И посреди заморского уюта
Из позабытых возвратить времён,
Надежно упихав её в компьютер
И портативный свой магнитофон.
      12.07.2008

В конце 1967 года я закончил писать кандидатскую диссертацию на тему «Магниторазведка и электроразведка при изучении морского дна». Моя работа была принята к защите на кафедре геофизических методов исследований земной коры геологического факультета МГУ. Профессора кафедры, услышав о цели моего визита в МГУ, сильно засомневались в качестве диссертации: «Это тот, который песенки пишет? Вряд ли у него может быть хорошая работа, наверняка какое-нибудь барахло».

Оппонировать взялся известный электроразведчик профессор Огильви. Ему моя работа понравилась. Но когда кто-то из сотрудников рассказал ему, что «Городницкий еще и песни пишет», он ужасно расстроился: «Не может быть! Я же читал его работу — человек серьезный!»

Диссертация моя по тем временам была закрытой, однако кроме допущенных членов на защиту проникла большая группа студентов, никакого отношения к теме не имевших. По окончании защиты, которая прошла гладко, я спросил их, зачем они пришли. Смущаясь, староста группы ответила: «Мы надеялись, вы что-нибудь споете».

Я был знаком с Высоцким и не раз видел, как Володя выкладывается на выступлениях. Иногда казалось, что еще немного — и он не выдержит, загнется. «Во имя чего поет Высоцкий? — интересовались авторы многочисленных статей и сами же отвечали: — Во имя алкоголиков, штрафников, преступников, людей порочных и неполноценных».

Травили его страшно. Впрочем, всем без исключения бардам первого поколения — Окуджаве, Галичу и другим — было решительно отказано в народности, таланте, умении владеть стихом, инструментом и голосом.

 Грушинский фестиваль, председателем жюри которого я был с 71-го года, закрыли, а следом — другие фестивали и слеты авторской песни во многих городах Союза. Неунывающему Юлию Киму, все выступления которого были запрещены, не оставалось ничего, кроме как сочинять песенки для кино под чужой фамилией.

Булат Окуджава был вынужден полностью переключиться на прозу. Погиб на чужбине вышвырнутый за рубеж Александр Галич. Однако полностью «закрыть» авторскую песню все же не удалось. Когда нам все-таки позволили петь, вместо радости было чувство смертельной усталости. В те смутные 80-е я написал стихотворение, которое заканчивается строками:

Спасибо, что петь разрешили,
 Но чуточку поздно.
В январской заснеженной шири,
 Светло и морозно.
Надолго ли нынче на свете,
 Погода такая?
А песня кружится, как ветер,
Смолкая, смолкая.

Памяти Владимира Высоцкого

На Ваганьковом горят сухие листья.
Купола блестят на солнце – больно глазу.
Приходи сюда и молча помолись ты,
Даже если не молился ты ни разу.

 Облаков плывёт небесная отара
Над сторожкой милицейскою унылой,
И застыла одинокая гитара,
Как собака над хозяйскою могилой.

Ветви чёрные раскачивают ветры
Над прозрачной неподвижною водой,
И ушедшие безвременно поэты
Улыбаются улыбкой молодой.

Их земля теперь связала воедино,
Опоила их, как водкою, дурманом.
Запах вянущих цветов и запах дыма –
Всё проходит в этом мире безымянном.

На Ваганьковском горят сухие листья.
За стеной звонит трамвай из дальней дали.
Приходи сюда и молча помолись ты –
Даже если не молился от печали?
     1980

Россия для русских

Процесс невесёлый начат, –
Дрожи, просвещённый мир!
Россия для русских значит –
Башкирия – для башкир.

Не будет теперь иначе.
Гори, мировой пожар!
Россия для русских значит –
Татария – для татар.

Недолго нам ждать, недолго, –
Все способы хороши.
Отнимут обратно Волгу
Марийцы и чуваши.

Опомнимся – будет поздно.
Полгода пройдёт, а там, –
Чеченцам обратно Грозный,
Якутию – якутам.

Долины, хребты, алмазы,
И золото, и руда.
Держава погибнет сразу,
Отныне и навсегда.

Забыв о имперской славе,
Лишившись морей, как встарь,
Московией будет править
Уездный московский царь.

Конец богатырской силе.
Не видно в ночи ни зги.
Так кто же друзья России,
И кто же её враги?
   13.04.2006

Переделкино
        Л. Либединской

Позабудьте свои городские привычки, –
В шуме улиц капель не слышна.
Отложите дела – и скорей к электричке:
В Переделкино входит весна.

Там зелёные воды в канавах проснулись,
Снег последний к оврагам приник.
На фанерных дощечках название улиц –
Как заглавия давние книг.

Там, тропинкой бредя, задеваешь щекою,
Паутины беззвучную нить.
И лежит Пастернак над закатным покоем,
И весёлая церковь звонит.

А в безлюдных садах и на улицах мглистых
Над дыханием влажной земли
Молча жгут сторожа прошлогодние листья –
Миновавшей весны корабли.

И на даче пустой, где не хочешь, а пей-ка
Непонятные горькие сны,
Заскрипит в темноте под ногами ступенька,
И Светлов подмигнёт со стены.

И поверить нельзя невозможности Бога
В ранний час, когда верба красна.
И на заячьих лапах, как в сердце – тревога,
В Переделкино входит весна.
    1964

— Кстати, слышала, что у вас был совместный проект с Кремлем.

— Лет пять назад создавался фильм о Кремле. Это была совместная работа нескольких студий — наших и немецких. Я участвовал в музыкальном оформлении. Кроме того, в фильме решили использовать одну из моих песен. Всем показалось, что песня созвучна задумке: Кремль — пристанище великих князей, царей и в то же время сердце страны. Песня как раз про это — и про царей, и про Москву, и про Россию в целом. Против использования песни я не возражал. Этот фрагмент получился очень красивым, поскольку Кремль снимался сверху специальной летающей камерой. Но потом мне позвонили очень серьезные, ответственные люди, похвалили песню и вежливо попросили разрешения её из фильма... убрать: слишком уж она получилась острая. Дескать, нам как-то неудобно, так, может, вы сами её уберете. Я снова не возражал.

— А если бы возразили?
— Вряд ли это изменило бы ситуацию, но так вышло вроде вежливее.


— Еще вы утверждали, что описанные в Библии события происходили в действительности...

— Чем дальше люди проникают в океан, тем больше убеждаются в том, что даже у самых невероятных легенд и мифов были реальные основания. Всемирный потоп на Земле случался не раз, а ужасной скалой Сциллой, погубившей сотни мореходов, вероятно, является остров Сицилия. Воспетый Пушкиным легендарный остров Буян — это, скорее всего, Кипр. В средние века здесь правил герцог Гвидо — князь Гвидон, и отношения с «царем Салтаном» (турецким султаном) у него складывались непросто.

Гибель Содома и Гоморры, десять казней египетских и другие катаклизмы — реальные исторические факты, и я утверждаю это с позиций современной геологической науки, в частности, это доказывает теория тектоники литосферных плит. Например, в описании гибели Содома и Гоморры практически документально показаны процессы рифтогенеза в Мертвом море, сопровождавшиеся огромными выбросами сероводорода и метана, которые моментально воспламенялись и образовывали апокалиптическое зрелище возникновения соляных куполов. Чем внимательнее мы будем изучать библейские тексты, тем больше сюрпризов они преподнесут.

Молитва Аввакума

Боже, помоги, сильный,
Боже, помоги, правый,
Пастырям своим ссыльным,
Алчущим твоей правды.

Стужа свирепей к ночи,
Тьма на берег пала.
Выела вьюга очи –
Ино побредём дале.

Боже, помоги, крепкий,
Боже, помоги, святый.
Глохнут подо льдом реки.
Ужасом сердца сжаты.

Плоть мою недуг точит,
Грудь мою тоска давит,
Нет уже в ногах мочи –
Ино побредём дале.

Господи, твой мир вечен –
Сбереги от соблазна;
Льстивые манят речи,
Царская манит ласка:

«Много ли в цепях чести?
Покаянье беда ли?
Три перста сложи вместе!» –
Ино побредём дале.

Впору наложить руки.
Воют за плечом черти.
Долго ли сии муки?
Аж до самыя смерти.

Жизнь, моя душа, где ты?
Дышишь ли ты, жива ли?
Голос мой услышь с ветром! –
Ино побредём дале.

Тлеет ли свеча в храме,
Ангел ли в ночи трубит,
В мёрзлой ли гниём яме,
В чёрном ли горим срубе,

Душу упокой, Боже, –
Долго мы тебя ждали.
Век наш на земле прожит
Ино побредём дале.


Паруса Крузенштерна

Расправлены вымпелы гордо.
Не жди меня скоро, жена, –
Опять закипает у борта
Крутого посола волна.
Под северным солнцем неверным,
Под южных небес синевой,
Всегда паруса «Крузенштерна»
Шумят над моей головой.

И дома порою ночною,
Лишь только раскрою окно,
Опять на ветру надо мною
Тугое поёт полотно.
И тесны домашние стены,
И душен домашний покой,
Когда паруса «Крузенштерна»
Шумят над моей головой.

Пусть чаек слепящие вспышки
Горят надо мной в вышине,
Мальчишки, мальчишки, мальчишки,
Пусть вечно завидуют мне.
И старость отступит, наверно, –
Не властна она надо мной,
Когда паруса «Крузенштерна»
Шумят над моей головой.
 1962  Северная Атлантика

 Александр Городницкий является одним из основателей жанра авторской песни
в России. Он был первым, кого наградили премией Булата Окуджавы.

— Я увлекся сочинительством еще во время учебы в Горном институте. Тогда была мода на студенческие спектакли, и к одному из них мне предстояло написать тексты для песен, а музыку взялся сочинить недавний выпускник геофизического факультета, молодой композитор Юрий Гурвич, зять известного писателя Юрия Германа.

 Я названивал Гурвичу чуть ли не каждый день, но он говорил, что музыка еще не созрела. Наконец, когда до спектакля оставалось всего два дня, Гурвич разродился. Глядя на испещренный нотами листок, я, совершенно не знавший нотной грамоты, понял, что прочесть этого ни за что не смогу.

 Поехал к исполнительнице. Глянув на листок, она испуганно заявила, что исполнить такую сложную партию не сможет. Как быть? Комсорг заявил: «Ты эту кашу заварил, ты и расхлебывай!» И для убедительности добавил, что, если ничего не придумаю, положу комсомольский билет на стол.

 По тем временам для меня это была очень серьезная угроза, и я, просидев всю ночь, наутро придумал нехитрую мелодию, принес её в институт, и певица её тут же легко напела. Так получилась моя первая песня «Геофизический вальс». И слова, и мотив всем понравились, мы заняли первое место. Правда, бдительная цензура твердой рукой вычеркнула из нашего спектакля такой диалог:

 «В Москве прошел Двадцатый съезд!»
— «Пусть каждый выпьет и заест!»