***

Из травымуравы,
после мутной
тягучей
резиновой спячки,
на нежный
бархатный свет
повылезли робкие одуванчики.
Большинство -
только духи,
неотёсаны,
желтороты,
стриженные мальчики,
бледнее и мягче пожёванной жвачки,
потешные роты,
дома их ждут-не дождутся девичьи косы,
но не пройдёт и недели,
встретятся с металлическими оболочками,
грозовыми свинцовыми облачками,
перекошенные рты,
вспоротые животы,
хлещущие аорты.
Ни кургана,
ни рва,
ни креста,
ни плиты.
Это страшно только сперва.
Право сильного.

Те,
что выжили,
поседели,
обородели;
расплещется синева,
потянутся вдаль парашютики-дембели,
кто в богадельни,
а кто - в бордели,
дебелые кобылы и добрые кобели,
захватанные рубли,
а пока временные волны заштилели в блюде студня,
до приказа -
сто дней,
сто дней до Ватерлоо,
нас на обочину жизни оттёрло,
ловим старые грабли лбом,
уповаем на крибли-крабли-бум,
а они всё также прибыли гребут,
крепко,
с комфортом уселись на нашем горбу
и всё,
что мимо кармана,
видали в гробу.

Знаю,
я для вас вроде проказника,
который кричал понапрасну: "Волки!",
в пустую тревогу вогнан,
поперёк вашего праздника,
наивные чижики-пыжики,
если для вас важнее чекушка водки,
ваши жилища и жинки,
тогда не пугайтесь,
когда потекут бурлящие говна,
будут ломаться копья,
тяжёлые комья,
вас не спасут кивки и экивоки,
кругом -
колючие проволоки,
военные городки,
взорванные воронки,
чёрные воронки
вороньё и крики.

Любовь моя,
Элли,
зачем ты снова уходишь в маки?,
народы опять дерутся за дозу опия,
ветер истории срывает коконы и гамаки,
неразгаданные клубки,
старые, тесные рамки.
Брат мой,
Маттео,
зачем ты снова уходишь в макИ?,
мысли -
заросли,
извилисты,
выплёвываешь на листы,
тебя запутали корсиканские маяки,
дружелюбные маньяки,
провели на мякине неверные кунаки,
прижимистые кулаки,
наедальники и напильники,
лотерейные квитки,
подснежники,
подосиновики,
им подноси все новинки,
диковинки,
белоручки,
слюнтяи,
сморчки,
чистоплюи,
чистюли,
разве стихами я растоплю их?
Пора,
наконец,
настоящим поэтам и левакам
броситься в застарелые улочки,
наперекор всем стиснутым векам,
затхлым,
застойным векам,
обрушить на них гремящий жгучий вулкан,
ласковые молнии
и грозные лучики.

За книги примутся,
займутся жаром костров,
сегодня бездушная масса расфранченных строев
и холодных машин
давит живое мясо женщин и мужчин,
запорошенный облачным пеплом,
тлеет закат.
Родина моя
безъязыка,
родичи мои сникли,
раскладывают косынки,
судебные пасынки,
ни слова не могут сказать без запинки,
заминки,
без сучка,
без задоринки.
Их допекает зной,
знай,
кто-то умоет руки твоей слезой,
руки,
дрожащие от каждодневной пьянки,
ручонки палача,
одеревевшие,
как киянки,
не руки,
а рукоятки,
сулят приманками пряники,
которыми кормят актёров на рекламных постерах и потлачах.

Совсем зачах,
ухожу с головой в бытовое болото,
и гляжу на вас,
как юноши Спарты на захмелевших илотов,
кинуть бы всё это и лететь
над сонмом сонных тетерь.
В то время -
да, были люди,
не мы,
которые всё проиудили,
вовсе не витязи,
дитяти,
можем лишь разочарованно язвить,
аисты приносят пачки зрителей,
им бы только излить елей,
ублажая азартную жажду своих телес,
нас доконал,
забодал золотой телец,
будто бы мы и взаправду быдло,
которым лишь бы пожрать
посрать,
усмирить либидо,
но в пылу битв,
в жаре жатв,
я умудрился вас полюбить,
нынче ночью,
месяц остёр как
битые стёкла,
кончики дрожат,
пляшут светляки,
на скамейке синяки,
они и не знают,
что всё может быть иначе,
что в кружевном белье
прокопчёную,
прострелянную гимнастёрку
не спрячешь.
Белый билет -
волчий билет,
обманчивое ассорти
под гусиной кожей бледнолицых паспортин,
лучше меня в неизбежных фашистских застенках затравят касторкой,
чем стану оформленным казачком,
завербованным в царский реестр,
лучше я вовсе сгину один как перст,
чем меня умнёт с потрохами в один присест
ненастный работорговец-жиртрест,
и лучше быть рыцарем,
но не евнухом или калифом на час,
до последней вершины влачить незавидный крест,
в кромешной тьме,
в ослепительном свете всегда оставаться зрячим,
воюя затем,
чтобы солнце светило ярче,
и знаете, что?,
дорогие мои людишки,
после трусливого
затишья,
новая кампания
началась.