ЖНЕЦ

Очередной серый день. Сигнал сирены… Еще одна душа вот-вот вырвется на волю… Я бегу в операционное отделение… Главный хирург сделал все, что мог… Увы, остановка сердца… Хлопаю его по плечу – «В том нет твоей вины…».
Спустя час я уже на воздухе. Палаты больницы пропитаны гнетущим ожиданием, здоровые здесь не задерживаются. Сигарета, затем еще одна… О чем я думаю?! Еще один долг возвращен владельцу… В конце концов, все мы лишь должники в этом мире. Ночь мягкой поступью надвигается на город, но лучи заходящего солнца не балуют нас своим теплом. Я возвращаюсь в покои – впереди еще много дел.
Ночь все меняет, призраки прошлого снова посетили меня… И вновь преследуют голоса... Выключить бы это радио хоть на минуту… Стоны… Когда особенно тошно, я хожу в отделение к душевнобольным – они всегда рады поговорить со мной. Каждая встреча с ними – откровение. Иногда они обращаются прямо ко мне со своими мыслями, порой, просто смотрят в одну точку… Весь этот поток сознания возвращает меня к жизни, и в то же время уносит далеко от этих стен… Но они благодарные слушатели и любят, когда я демонстрирую им какие-нибудь фокусы… Это немного отвлекает меня от дурных мыслей…
Днем все иначе, словно в это время проблем не может быть… Ночь уносит всю усталость и грязь, и ты перерождаешься вновь… Но люди, это бесконечная череда встреч, расставаний… Каждый раз ты отдаешь часть себя незнакомому человеку, забираешь его боль и страдания, выслушивая очередную историю жизни умирающего… Люди всегда охотнее сопереживали боли, нежели счастью – его и описать то нельзя толком. А несчастье – о нем мы почему-то рассказываем в мельчайших подробностях, особенно незнакомым людям…
- Моя дочь умирает, вы это понимаете?!?! Это очевидно, так почему вы не даете никаких прогнозов?! Нам, знаете ли, тоже нужно решать свои вопросы семейные, а вы своим молчанием нам лишь мешаете…
- В таких вопросах дать вам какие-либо конкретные сведения просто невозможно! О каких точных прогнозах по времени я могу вам сказать?! Вы что?! Вы хотите, чтобы мы ее умертвили?! Вы в своем уме?!!?- главврач открыл дверь машины. - Поезжайте домой, как будут новости, я вам сообщу. Сейчас мы ждем результатов анализов, тогда хоть что-то будет ясно!
- Доктор, я не первый день живу и знаю, как можно добиться определенного результата крайне быстро! Я хотела бы ускорить процесс. Не бесплатно, как Вы понимаете…  Делайте все, что угодно, но мне как можно скорее нужно получить результат! - Дверь захлопнулась и мерседес помчался, унося с собой какие-либо надежды…
Главврач сплюнул, молча выругался и громко окликнул старшую сестру:
- Анализы Дегтяревой скоро будут готовы? Мне уволить вас всех к чертям?! Час! Даю вам на все! Ни минутой больше! - и закрылся в своем кабинете.
Я сидел на скамейке на улице и вглядывался в неизбежность. В воздухе крутились мельчайшие крупицы песка, ветер подымал листья и играл с ними, словно малое дитя. Осень всегда будоражила меня, столько красок и тепла таится в ней… Ко мне подошла малышка Ева и спросила разрешения присесть.
- Сегодня такой теплый день, хочется играть, но старшая сестра не разрешает мне долго гулять. А к пруду вообще ходить нельзя! Но как я могу увидеть уток, если не пойду на пруд?! Они ведь скоро улетят. Ведь так?!
Я посмотрел на нее. Почему жизнь покидает это маленькое существо?! Она еще такая маленькая и хрупкая, мир не видела даже, а уже должна бороться за те жалкие крохи времени, что у нее остались…
- Возьми плед, я схожу с тобой до пруда…
Она засмеялась и побежала в палату, чтобы, возможно, в последний раз увидеть уток.
Мы молча шли, две души в огромном мире. Мне нечего было спросить у нее, а она так была благодарна за эту возможность, что боялась разрушить все глупыми расспросами.
За лето утята подросли и стали настоящими дикими птицами, еще пара дней и они отправятся в теплые края, где их ждет другая жизнь…
- А я смогу путешествовать, когда вырасту?! - неожиданно спросила она – Утята подросли и теперь могут улететь куда им захочется… Я читала про Индию и Австралию, там очень красиво. Я хотела бы увидеть все это взаправду…
Я посмотрел на нее. Тонкая кожа и полупрозрачный образ… Я знал, что в этой хрупкой девочке куда больше сил и любви к жизни, чем в сотне других людей… И я не задумываясь отнял бы все у этой сотни, если ли мог бы подарить ей эту возможность – увидеть мир. Но я бессилен, как бессильна и медицина…
Очередная пациентка, кровотечение, преждевременные роды, ребенок застрял в родовых путях… Срочная операция, на кону две жизни… В коридоре ждет муж, он не находит себе места, мечется по коридору… В операционной все светила больницы… Борьба света и тьмы… Спустя 3 часа я вхожу в палату. Роженица обернулась ко мне – Мой ребенок? Он выжил?! - спрашивает она.
-Да, у вас сын, его перевезли в специальный бокс, искусственная вентиляция легких, но все будет хорошо, я обещаю. Нам пора.
Она улыбнулась, слезы потекли из глаз… - Спасибо, доктор…
На выходе она посмотрела на супруга: он совсем поник, силы покинули его, безутешный миг одиночества. Она поцеловала его и молча пошла со мной…
За время работы я много раз утешал больных, давал им обещания, порой заведомо лгал, зная, что в конкретном случае так надо. Сколько клятв я слышал от пациентов, их близких… Та клятва, данная мной много лет назад, навечно привязала меня к этому месту… И теперь я всего лишь марионетка, ведущая свой особый список… Но, принося клятву, часто ты сам не веришь, что сможешь ее исполнить. Это игра, правила которой никто толком не понимает, но мы снова и снова играем в нее…
В коридоре я мельком увидел каменно-жестокое лицо главврача – наверное с самого рождения окружающая среда делала все, чтобы огрубить его душу. Но все же в глубине него от всех скрывалось огромное сердце и преданность делу. Он стоял у палаты той самой больной. Я посмотрел в окно через его плечо: почти ничего не было видно. Там, за стеклом, стонала пациентка. Сопротивляться своей судьбе сложнее особенно тогда, когда ее пишет чужая рука…
Закат разукрасил небо всеми тонами багрянца… Я жадно поглощал оттенки этой картины. Еще один день, очередной отпечаток смерти на моих руках… Сколько их еще будет…
Неделю спустя я увидел, как госпожа Дегтярева вновь ругалась с главврачом. Тот безуспешно пытался утихомирить ее, или хотя бы увести в свой кабинет, чтобы она не так сильно кричала.
На улице было прохладно. Я заметил в окне чей-то лик. Никогда раньше мне не встречалась эта девушка. Это было совершенно чужое незнакомое мне лицо, но глаза… Они звали меня, определенно звали. Я долго пытался уловить ее настроение, но понял: она безучастна к этому дню. Тогда я потушил сигарету и зашел вовнутрь. Дегтярева все еще кричала в кабинете:
- Доктор, мне дорого обходятся все эти процедуры! После смерти мужа денег совсем немного осталось, я что, должна потратить их все на эту девку?! А кто подумает обо мне?! Нет, Вы просто обязаны что-то предпринять! Этот балласт мне не нужен! Вы слышите?! - Она вышла из кабинета – Либо Вы срочно решаете этот вопрос, либо я найду более сговорчивых врачей!!! - и, хлопнув дверью, она удалилась.
Я направился в палату той незнакомки. На ее кровати висела карта: «Дегтярева Л.В.» – это о ней так бурно спорили в кабинете главврача. Я подошел и посмотрел в ее глаза – еще никогда мне не приходилось видеть такой редкий оттенок зеленого. Безусловно, она была больна, но жизнь все еще боролась внутри, хотя внешне это было абсолютно не заметно. Зашли медсестры и переложили ее на кушетку. Она не сопротивлялась и по-прежнему была безучастна ко всему. Главврач зашел в палату и осмотрел карту.
- Она безнадежна. Но я давал клятву – я не могу причинить вред пациенту! Как это вдолбить в голову ее мачехе?! Он зафиксировал температуру, сделал назначение по лекарствам и удалился.
Утром я прогуливался по саду. Медсестра сидела и читала какой-то роман вслух. Пациента сидела рядом в кресле, ее ноги были покрыты пледом. Вдруг налетел ветер и унес платок с ее шеи – он плавно парил по воздуху. Ева поймала его и принесла обратно.
- Спасибо, Ева. Ты такая молодец! А я с этой книгой ничего и не заметила.
- Почему Вы читаете вслух, она ведь вас совсем не слушает…
- Она слышит, хоть и не слушает. Да и мне не трудно, вдруг это ее как-то взбодрит…Нам пора, Любовь Владимировна, должно быть, устала…
Ева подошла ко мне. - Эта дама Вас заинтересовала?! Вы долгое время рассматриваете ее…
- С чего ты взяла?! Это всего лишь любопытство…
- Детям очевидно то, что взрослые пытаются скрыть. Почему бы Вам не познакомиться с ней?!
- Это лишнее, я здесь для других целей…
Главврач Эдуард Константинович назначил пациентке новое лечение и ей стало немного легче. Она даже стала самостоятельно покидать палату. Но, увы, искра жизни давно угасла в ней, и эта была просто девушка, ожидающая своего конца. Ева присела на скамейку рядом с Любой, и положила руки ей на колени.
- А ведь он Вами заинтересовался, просто подойти стесняется…
Любочка посмотрела на нее, но ничего не ответила.  Ева побежала ко мне.
- Доктор, Вы должны ей помочь!
- Я не могу ей помочь. Да и чем?!
- А я уже все придумала. Вы поможете мне?! - Она побежала в глубину сада к яблоне. - Залазьте на дерево и трясите его, на земле яблоки совсем плохие - хорошие повариха давно отнесла и сварила компот.
Я залез на дерево и стал его раскачивать. Грозди самых разных оттенков падали на землю. Ева хохотала и собирала в передник лучшие экземпляры.
- Я отнесу ей и скажу, что это от Вас! – и, подскакивая, она побежала к Любочке. – Доктор просил передать Вам эти яблоки, смотрите, какие они красивые! – и откусила одно. Но Люба не реагировала, яблоки посыпались на землю.
- Ничего страшного, я соберу и отнесу их к Вам в палату, мне не сложно.
Осень баловала нас своим теплом, но уже ощущалось дыхание зимы… Летнюю веранду было решено закрыть, столы и стулья перенесли вовнутрь, но доступ в сад всегда был открыт. Я сидел на скамье и думал о вечности… Вдруг из-за спины выпрыгнула Ева:
- БУ! Испугались?!
- Нисколько, я слышал твои шаги! Что у тебя в руках?
- Это книга. Ее подарил отец. Но я его совсем не помню – это было очень давно. После его смерти маме стало совсем тяжело, она все время работает. Но Вы же знаете, что это все бесполезно. Здесь очень красивые иллюстрации (Мысли Евы не всегда были последовательны, она часто меняла тему и перескакивала с одной на другую).
- Ты уже прочитала ее?
- Нет, я плохо читаю. У мамы нет времени со мной заниматься, да и зачем…
- Я могу позаниматься с тобой, если хочешь.
Она посмотрела на меня и заулыбалась.
- Хорошо, тогда я смогла бы дочитать ее до конца!
Следующую неделю мы активно занимались, и Ева делала успехи. Как-то раз я увидел, что она сидит в палате у Любочки и читает ей. Она даже показывала иллюстрации, но та по-прежнему вяло реагировала на происходящее. В палату зашел главврач Эдуард Константинович.
- Ева, деточка, иди к себе, сейчас приедет ее мама. Не нужно тебе слушать это все.
Через пол часа в палате стало шумно, Дегтярева опять кричала на доктора и требовала невозможного.
- Если Вы не перестанете себя так вести, я буду вынужден обратиться в полицию! Это возмутительно! Я врач с огромным стажем, мои научные труды известны в мировом сообществе, а Вы позволяете себе такие слова!
- Немедленно покиньте палату моей дочери! Я хочу побыть с ней наедине!
Эдуард Константинович удалился. Я следил за происходящим в дверное окно. Дегтярева сидела напротив падчерицы и молчала. В отличии от больной, при всем своем здоровье, она была мертва уже давно. Она резко встала, взяла подушку и закрыла лицо Любы.
- Так всем будет лучше, пойми же это! – шипела она…
Я в ужасе смотрел по сторонам: никого в коридоре не было, Люба же не особо сопротивлялась. Тогда я ворвался в комнату и схватил Дегтяреву. Она по-прежнему давила, но силы начали ее покидать, потом она сделала пару шагов назад и упала в обморок. В этот момент Эдуард Константинович забежал в палату.
- Что же Вы делаете?! С ума сошли? - Люба закашлялась и открыла глаза. Она пристально посмотрела на меня и едва заметно улыбнулась. Я решил, что мне показалось, и удалился из палаты. Главврач обратился в полицию и с этого дня госпожу Дегтяреву к падчерице больше не пускали. Жизнь потихоньку входила в обычное русло.
Ева сидела со мной и читала новую главу своей книги.
- А что бы Вы сказали ей, если бы решились?! – неожиданно спросила она.
- Кому?
- Вы знаете, кому. Зачем спрашиваете?
- Наверно о том, что она красивая и что у нее невероятные глаза…
Ева улыбнулась.
- Я устала, пожалуй, на сегодня закончим. - Она встала и направилась к больнице. Выпросив бумагу и ручку у медсестры, Ева написала корявым детским подчерком записку.
- Что это?! – спросила Любочка.
- Мой друг хотел сказать Вам это, но он очень стеснительный. Но он так думает. Сам мне сказал!
- Ты очень хорошая девочка, Ева! Спасибо!
- А Вы? Вы хотите ему ответить? Что ему передать?!
- Ничего не передавай, это ни к чему! Я устала, пойду к себе в палату.
Ева огорчилась, но отпустила Любу.
- Доктор, Вы непременно должны порадовать ее!
- Ты думаешь?! Она даже не захотела мне ничего ответить.
- Это пока. А если Вы ее заинтересуете, она точно ответит!
- И что же ты предлагаешь?!
- Может быть музыка?!
Я вспомнил тот день, когда последний раз слушал музыку – это был отрывок из «Времена года» Вивальди. Я всегда слушал эту пластинку в моменты особенной грусти. Попытка уловить в памяти тот миг не увенчалась успехом – неточная избирательность памяти вновь подвела… Подробности того вечера давно стерлись у меня в голове… Меня всегда печалило несовершенство работы механизма воспоминаний – то, что так дорого, уплывает от тебя, а незначительные мелочи вгрызаются в твой мозг намертво. И почему человек не может избавиться от дурных воспоминаний? Ведь это бы смогло спасти огромное количество жизней…
- Музыка всего лишь ключ к тому, что помнит душа… Я видел радиоприемник в кабинете Эдуарда Константиновича. Думаю, мы сможем настроить нужную волну…
На следующий день Ева зашла в кабинет главврача.
- Эдуард Константинович, можно взять Ваше радио? Я хотела бы послушать с Любочкой музыку.
- Да, дитя, это может поспособствовать ее выздоровлению.
Люба сидела в кресле-качалке на веранде и вслушивалась в осенний шепот. Несмотря на запрет, она иногда сидела там в одиночестве. Ева включила погромче радио, открыла окно и вышла на веранду.
- Давай танцевать, Люба!
По радио крутили незамысловатые песенки, я подошел и включил «Венский вальс» в исполнении Штрауса. Ева держала Любу за руки, хохотала и кружилась по веранде… Смотря на них, можно было бы решить, что это  две сестры. Веселые и беспечные. Необремененные никакими проблемами.
- Постой, глупышка, у меня совсем закружилась голова – сказала Люба.
Ева подошла ко мне и протянула руку:
- Потанцуете со мной?!
Мы сделали пару кругов, как вдруг Ева потеряла сознание. Люба позвала на помощь, через пару минут девочку уже привели в чувства, затем унесли в палату. Люба посмотрела на меня.
- Я думала, что Вы всего лишь плод воображения Евы. Но потом я увидела Вас у себя в палате в тот день. Вы спасли меня от мачехи, благодарю…
Я смутился и зашел в больницу. К чему был весь этот фарс? Танцы! Как бы то ни было, подобные попытки жить – унылый суррогат утраченной свободы духа. Каждый из нас в глубине души понимал, что тоска по бессмертию – всего лишь тщетное стремление тленной материи перед неизбежностью скорой встречи с творцом. Безысходная ночь поглотила меня.
Спустя неделю Евы не стало. Я осознавал, что в том есть и моя вина. Но пытался утешить себя тем, что это рано или поздно случилось бы. Я был на ее похоронах и видел слезы безутешной матери. Разумные проблески сознания не могут заглушить горечь утраты. Она по-прежнему беспечно тратила бы себя без остатка, лишь бы у Евы была возможность встретить еще пару осенних дней… Я заметил, что вместе с девочкой положили ту самую книгу – она больше никому не нужна.
За окном кружилась первая метель. Любочка сидела у окна, слезы блуждали по ее лицу. Я слышал, как натужно стонет ее плоть, чувствовал запах смерти в еще живом существе, но был абсолютно бессилен сделать что-либо. После смерти Евы Люба практически не выходила из палаты, она считала, что нельзя заблуждаться насчет будущего, а бороться с судьбой вовсе никогда не умела. Зайдя к ней в палату, подошел совсем близко… Я слышал, как бьется ее сердце, как путаются ее мысли, как гаснет огонь ее сердца.
- Вы любите меня? – спросила она.
Я опешил и ответил не сразу.
- Люблю, насколько это возможно…
- Тогда поцелуйте же меня…
- Я не могу, не смею этого делать… Вы ведь…
Она прервала меня.
- Да, я знаю. Я давно поняла, кто Вы и что здесь делаете. В тот самый день, когда Вы обняли мою мачеху – она поэтому потеряла сознание. Потом Ева и эти танцы… Все, чего Вы касаетесь, неизбежно умирает… Я наблюдала – за Вами не остается следов… Я лишь не понимала, почему я вижу Вас. Видимо, это возможно лишь тогда, когда человек наиболее близок к своей смерти… Я устала, больше не хочу бороться. Если Вы правда любите меня, то выполните эту просьбу. Я хочу к отцу, в этом мире мне больше нечего делать…
Она повернулась и подошла ко мне.
- Я готова…
Я ничего не ответил. Полюбив, мы умираем молча. Я подошел и обнял ее…
- Как холодно, зима уже совсем близко, я засну вместе с природой этим днем. Поцелуй меня, дорогой!
Я коснулся ее алых губ, на миг почувствовав дыхание жизни. Блеск ее изумрудных глаз потух, в них отразилась вечность и пустота. Дыхание замерло, и для меня погас весь свет… Когда я открыл глаза, она стояла рядом и улыбалась мне: красивая, румяная, полная ожиданий грядущего.
- Ты же проводишь меня?
- Непременно…
Мог ли я удержать ее? Мог ли отказаться от всей этой затеи и дождаться естественного окончания ее жизни? Наверно, мог. Нужно обладать невероятной храбростью, чтобы отпустить то, что так дорого тебе… Но благодаря ей, я вспомнил, что значит жить... И давно забытое чувство вновь посетило меня… Думал ли я, что такое возможно, что спустя несколько столетий, встретив и проводив сотни тысяч душ, я смогу вновь ощутить вкус жизни?! Нет! Но это случилось, а, значит, все было не зря… Значит, я продолжу свой путь…