Ретро

                1
Я так жалею, что в тот год
все было недосуг
дойти к подножию высот
и накормить из рук

кусочком хлеба, творожком,
пирожным с курагой
голодных духов и божков,
застрявших под дугой

тысячелетнего возка...
Он глубоко увяз
в горючей глине на века,
как непокорный вяз.

И если б духи и божки
вкусили хлеба плоть,
возможно, было б не с руки
им дергать и пороть

возок, — а возчик злой на нем
ткань тонкую везет,
он руки — времени огнем
спалит, зато не в счет

все порки, дерганья, тычки, —
поскольку он и конь —
одно. Но духи и божки —
все дуют на огонь...

И если им дадут шагнуть
в наш виртуальный век,
тот голод их уже ничуть
слезами из-под век

не утолить... А ведь была
любовь и как бы жизнь,
и нежные листвы тела,
и ветра этажи!

Чтоб упасти от грубых проб,
согреть от злых обид,
тебя нарисовали в лоб —
и лоб слегка болит.
5.02.02

                2
Брошенный жребий — орел или решка? —
лед кругляшочка прижег на руке.
Поздно: летит над землей упряжка,
с неба сорвавшись — к спуску — к реке.

Кони летят высоко над кручею,
перемахнули реку.
Времени столько, сколько отпущено
заплакать птичьему веку.

Дальше, на запад, к закатному солнцу,
как к негасимой цели.
Нет седока — снайпер найдется,
на том берегу их пристрелят.

В горечи скорости, в серости зелени,
глохнущей в майский холод,
ты — или я? — останемся звеньями
в цепочках причин и проколов.

Всхлипнули птицы, забыли, застыли
в кущах смешливые трели.
Кони летящие загнаны, в мыле:
сейчас их, сейчас пристрелят!
5.04.98