Сказы деревни нашей. Сказ первый

      Деревня наша хранит много историй и легенд.
      Если пройти из конца в конец, то в каждом доме что-то когда-то происходило…
      Вот на этом бугорке, теперь уже заросшему лозой и бурьяном, остались лишь развалины.
      В начале пятидесятых стояли здесь два дома и жили в них два брата. Люди они были почтенные, уважаемые и хорошие хозяева. Звали их Иван Афанасьевич и Петр Афанасьевич Зюкины. Теперь уже и не помнят односельчане, фамилии это были или прозвища.
     Обращались братья друг к другу с детства на Вы, что говорило о хорошем воспитании и глубоких родовых корнях.
      Водили хозяйство, но предпочтение отдавали овцам. У каждого было десятка по два. Время было послевоенное, с деньгами было трудновато.
        Однажды утром жена Ивана Афанасьевича Аксинья и Лушка, жена Петра Афанасьевича решили послать мужей в город продать по барану на хозяйственные нужды. И объявили мужьям: « Так – то и так – то, возражений не принимаем».
        Наши почтеннейшие мужи долго обсуждали, когда баранов лучше везти на рынок. Решили в выходной день, покупателей больше. А вот когда ехать, днем или в ночь, долго обсуждали.
       «Вы знаете, Иван Афанасьевич - сказал Петр Афанасьевич – думаю ехать нужно в ночь. Почему? Да потому, что борщ варят утром, а не вечером».
       При слове борщ Иван Афанасьевич аж вздрогнул, и, как наяву, представил горячий наваристый борщ, прямо из печки, из чугунка, в миске. И он плывёт в руках жены по комнате, от запаха начинают вздрагивать ноздри, а желудок, почуяв свежую баранину, начинает урчать и изворачиваться, словно меха гармошки. Он, кажется, готов вскочить и вцепиться в эту миску. И едва первая ложка появилась во рту, он, как зверь добычу, заглатывает, не жуя, кусок мяса и, довольно урча, начинает катать по всему животу. После второй миски он уже успокаивается, складки разглаживаются и он, уже мирно побулькивая, как бы говорит :«Можно и приснуть».
        Иван Афанасьевич очень уважал и слушал свой желудок, поэтому часок- другой он отдыхал.
       А у Петра Афанасьевича желудок не был таким агрессором. Он любил все тщательно пережевывать. Бурного участия он не принимал, а наоборот, после третьей миски борща с бараниной он мелодично побулькивал, как  бы намекая, неплохо бы часок другой посидеть в кресле. Петр Афанасьевич был человек покладистый и всегда шел навстречу своему доброму другу.
       И прочувствовав весь этот процесс, братья - коммерсанты решили ехать в ночь, чтобы продавать утром, когда хозяйки берут баранину на борщ. Ободрали баранов, завернули в красивые скатерти и к поезду.
        Приехали на рынок, вечер. Иван Афанасьевич так сказал: «Вы, Петр Афанасьевич, дежурите до двенадцати часов, а я после двенадцати». На том и сошлись.
       Отдежурил Петр Афанасьевич, будит брата. Пост сдал – пост принял. Полусонный Иван Афанасьевич посидел, посидел да и уснул.
       Зашевелился в шесть утра рынок, зашумели покупатели, проснулись братья, а баранов и след простыл. Погоревали, погоревали, пожаловались односельчанам, которые тоже были на рынке, да на том и сели.
      У Ивана Афанасьевича к обеду желудок угрожающе заиграл мехами, у Петра Афанасьевича тоже более суровыми тонами заурчал. Что делать, закинули по пирожку: « Терпите!».
        Вечером с поезда идут угрюмые домой. А в деревне как: мужики, которых встретили на лошадях, уже всё в деревне растрезвонили. Вся деревня на улице: « Иван Афанасьевич, Петр Афанасьевич, как брача? И все ,как один, с усмешкой, прикрыв рот варежкой. Наконец Петр Афанасьевич огрызнулся ,глядя в сторону: «Хорошая брача, вместе со скатертями берут».
        Возле дома Ивана Афанасьевича ждала жена Аксинья. Стояла раздетая, засунув руки под фартук, который угрожающе оттопыривался. Иван Афанасьевич мог только предполагать,что там. Остановившись на почтительном расстоянии, он изрек:«Не я ,Аксинья, виноват!». -«А кто?».
     _ «Ты!».- «То есть?». – «А то и есть. За твоей красивой скатертью погнались. Такой вышивки в округе не найти».
       Постояв, Аксинья сказала :«Точно, а я и не подумала». И от того, что ее оценили в городе, горести не было. Вытащила из под фартука толкач, которым толкла в ступе зерно, кинула под крыльцо, затем сказала: «Ладно, пойдем, есть ,наверное, хочешь». Желудок у Ивана Афанасьевича мгновенно взорвался и застонал, словно путник, жаждущий глотка воды в пустыне. Он словно кричал:«Ты еще спрашиваешь?…»
            Петра Афанасьевича никто не встречал. Он просто вошел в дом. Жена Лушка сидела за столом и вязала. Она молча подняла руку и пальцем показала на дверь чулана. Развод. Желудок Петра Афанасьевича жалобно застонал. Но Петр Афанасьевич, погладив  живот рукой ,успокоил:  «Переживем. Там кукуруза в початках есть, а к утру Лушка подобреет».
       Утром Лушка и Аксинья встретились во дворе: «Что делать будем?» - спросила Лушка. «Да ничего - весело ответила Аксинья – бараны у нас еще есть и вырастут. А вот они теперь до будущего года будут ходить по веревочке сами, как бараны». На том и порешили. А что Иван Афанасьевич и Петр Афанасьевич? Да ничего. Мы просто на время с ними простимся. Но почему- то я уверен, что в следующем сказе они обязательно появятся.