Авангардист
и полдня — в гостях в мастерской.
Художник был сам не свой
и хмуро строгал для рам плашки светлого дерева.
На мой вздох он заметил, что у Поздеева
Андрея Геннадьевича —
в мастерской даже пыль от опилок
была светлая, чистая, праздничная!
Негласно
со всем с этим была я согласна.
Он тем временем в акварели меня рисовал,
и коричневой сахарницы овал
я приняла за свое второе лице —
как прогноз о житейском, и скором, и грустном конце.
Он кивнул саркастично: «Да вон стоит! Просто —
форма!» —
и она мне мигнула, смеясь тайком — эта сахарница —
анти-Абсолюта
платформа.
Блеклая желтизна акварели мигала устало:
в этой точке пространства меня почти не осталось.
А бывал ведь и в масле расписан мой взор, и так
ярок,
и художник смеялся: «Продал тебя в Красноярск...»
Он за это сегодня признался, как его подчистую
обчистили обиралы
на
Казанском вокзале.
«Ты с ума сошел?» — горько я сказала.
Он, однако, немедленно, драматично, путем
их же полностью
подставных ментов —
в ту же ночь все вернул
до копеечки.
В сумочке у меня лежали — из часовни —
две восковые
свечки.
На прощанье он вздрогнул облапить меня —
так, чисто светски.
Я отбилась, как птица слетает с ветки.
И ушла — смешливей вина.
А когда-то — была влюблена.
6.03.02
Свидетельство о публикации №119051405404