Занимательная эсхатология. Папа, Papa, Papa

Бессмысленную пачку публикаций,
Хотя бы — и в читабельной «Л. Г.»,
И сообщенья... ай, влюбленных сучек,
Отсутствие — реальных перспектив...

Мне хочется — послать куда подальше,
И удалить страницы в соцсетях:
Какого ***, гребаные «лайки»,
Десяток комментариев тупых?

Статистика — немного удручает?
Я тупо уставляюсь — в монитор,
В бумажный лист, себя же, идиота,
В пространство, время...
Только пустоту

Я нахожу — во всем, не понимая
Ни времени, ни жалкого себя,
Не чувствуя — ни ярости, ни злости,
Ни боли, ни желаний, ни-че-го,

Я — совершенен, я — остановился,
Не чувствую, не мыслю, не пишу,
Я — пшик, не человек, не единица,
Я — даже не Столицын Николай.

Я уступаю — все — моим коллегам,
Они — напишут нужные стихи,
Прочувствуют, поймут и изъебнутся,
А я — застыну, глядя в монитор,

В бумажный лист, во время и пространство,
Не нужен — и себе же самому,
Застыну, по привычке ухмыляясь,
Надменно, иронически и зло:

«*** с вами, дорогие...» — и услышу,
Услышу — незнакомый говорок:
«Приятель, ты, наверное, не в духе?»
Приятель? — я с ленцою оглянусь.

Конечно, никого...
«Давай, приятель,
Поговорим о рыбе, старике?!» —
И бородатый, пахнущий абсентом,
Веселый Хэм — в бумажный, чистый лист

Сморкнется, и свободно рассмеется,
Заметив, что писательство — дерьмо...
Такой живой, обрызганный соленой,
Наверно, океанскою водой...

Живее — и коллег моих «любимых»,
Живее — и застывшего меня...
«Потреплемся?» — и фляжкою стальною
Взмахнет: ужели кончился абсент?

А может, джин?.. а может, чертов виски?
А может, водка русская...
Ему —
Плевать, но я же — русский, значит, водка...
«Так выпьем и потреплемся?!»
Кивну,

Немного обалдевший от напора...
И вот — уже мы треплемся и пьем,
Все больше пьем — и треплемся: «А рыбы
Чего же — на закуску не принес?» —

Уже кричу, ни разу не писатель,
Ни разу не поэт, не гражданин,
Но просто — собутыльник Папы Хэма,
Оттаявший и, надо же, хмельной.

Короче — на *** мысли об искусстве,
Все — на ***, лишь бы слушать говорок,
И даже понемногу огрызаться,
Мол, водка — опостылела уже,

Мол, «старика» читаю постоянно,
Но почему же — после «старика»...
И задыхаюсь, вспомнив о винтовке,
О выстреле последнем...
Ни к чему

Тревожить Хэма: глупые вопросы
Мешают — упиваться теплотой
Простого человеческого счастья...
И фляжка — не пустеет...
«Посмотри», —

Смеется Хэм и пальцем тычет — в небо...
Откуда — небо? — чертов монитор
Мерцал передо мною...
«Видишь, ви-идишь?»
И огненная рыба в синеве

Плескается, сверкая чешуею...
Ее — ловить не нужно, для нее —
И снасти не придуманы...
У Хэма —
Счастливое, довольное лицо...

Как будто и последний,
Точный выстрел,
И немота, и черт, электрошок —
Не для него, счастливого...
Случатся
Они — с другим...
«Ты — плачешь, дурачок?!

Ты — плачешь? — почему?!»
Глотая слезы,
Отмахиваюсь фляжкою, смотрю
На огненную рыбу, сожалея,
Что не могу — в ладонях подержать

Ее тугое, огненное тело...
А рыба — опускается ко мне,
И, кажется, совсем не обжигает...
Заж-му-ри-ваюсь, зная: ни-ко-го

Не будет рядом, лишь глаза открою,
Но теплота — останется во мне,
Уже моя, которую смогу я
Вложить — в свои дурацкие стихи,

И теплота, и огненная рыба,
И жажда — ветра, Солнца, бытия,
Пускай, пускай — их хватит ненадолго,
Они — во мне, а прочее — не в счет.