В. Пашинина Белая и красная эмиграции

Глава 2
Белая и красная эмиграции

А.Б. Кусиков — М. Ройзману, Париж, март 1924 г.
"Живу я сейчас в Париже. Официально "по государственным делам". Надо же послужить на пользу социалистического отечества. В нашу эпоху нельзя быть "беспартийщиком". Пока (что) организовали здесь литературно-политическое общество "Друзей России". Членами общества — много видных и виднейших французских писателей. Будем приглашать и из России, т.е. русских литераторов. При обществе будет еженедельный журнал на французском языке. (...) Русских будем переводить. Работа интересная, а кроме того, вводит меня в тот круг общества, который для меня необходим. Ну, а неофициально, и что самое для меня главное — стихи и библиотека".
Почему Кусиков предельно разоткровенничался, раскрылся "изнутри"? Потому что пишет такому же чекисту, единомышленнику, сослуживцу, своему человеку. Бобров, Ройзман, Блюмкин, Рюрик Ивнев, Кусиков, Колобов давно засветились как сотрудники ЧКГПУ. В "Стойле Пегаса" все были сотрудниками ЧК-ГПУ. Оно для того и создано было Троцким и Каменевым, чтобы знать, чем дышит русская интеллигенция, что думают поэты о советской власти.
Л.В. Занковская пишет: "Многих из тех, кого знал Мариенгоф в начале ХХ века и называл позднее своими друзьями, ждала трагическая участь. Мариенгоф, тем не менее, не предается горестным размышлениям и иногда с юмором и даже плохо скрываемой издевкой вспоминает этих людей. Пережить многих своих современников Мариенгофу, несомненно, помогли острый, практический ум, необыкновенная осторожность и могучий инстинкт самосохранения".
 Увы! Время показало, что не спасли всех тех, кто подлежал уничтожению, ни "практический ум, ни осторожность, ни могучий инстинкт самосохранения". Все дело в том, что "Мариенгоф принял революцию не извне, а изнутри". Что это значит? А значит это, что он с 1918 года уже состоял на службе правительства. Этим объясняется дружба с Борисом Малкиным. Этим объясняется помощь Николая Бухарина. Этим объясняется, что чекисты — друзья Мариенгофа. Этим объясняется все в его жизни. Он был своим человеком и в кабинете Троцкого, только во всех своих воспоминаниях он всегда на втором плане, как случайный посетитель.
Знал ли об этом Есенин в те годы? Однозначно ответить трудно. Но после возвращения из-за границы точно знал. Вот потому и разошлись их пути, а ссора и ее причина — это был только внешний предлог.
Из письма Есенина Г. Бениславской (Ленинград, 35 мая 1924 года):
"Со "Стойлом" дело нечисто. Мариенгоф едет в Париж. Я или Вы делайте отсюда вывод. Сей вор хуже Приблудного. Мерзавец на пуговицах опасней".
Надо ли говорить, что за рубеж выпускали только особо доверенных, а Мариенгоф с женой выезжали и в 1924, и в 1925, и в 1927 годах. Для одних двери за кордон были наглухо закрыты, не пускают даже на лечение. Для других — распахнуты настежь. Кусиковы и Эренбурги ездят в Париж, как на собственную дачу.
Кусиков — Ройзману:
"Да, Мотя, работать надо... Хотел было поехать в Россию. Но подумал о друзьях, обо всем, что и как — и отложил пока поездку до тех пор, пока окрепнет "общество". Потом приеду месяца на два(три — а за( тем через Париж в Америку".
Кстати, о литературной работе автора этого письма. По словам Р. Гуля, "Кусиков прославился одной строкой своего стихотворения: "Обо мне говорят, что я сволочь". А. Толстой от души хохотал".
Тем не менее, именно для таких существуют другие законы — неписаные. А Есенина даже на неделю в Персию не пустили.
Шубникова-Гусева: "Откровенность" автора письма согласуется с оценками русской эмигрантской прессы того времени, называвшей парижское общество "Друзья России" "филиалом ГПУ", а газету "Парижский вестник", где сотрудничал Кусиков, — "чекистским вестником".
Ренэ Герра пишет: "Ошибочно думать, что эмиграция была только "белая". Два художника — Юрий Анненков и Сергей Чехонин — немало сделали для воспевания революции.
Анненков едет во главе советской делегации на биеннале в Венецию с портретом Троцкого в полный рост, но решает не возвращаться.
Другой — разработчик первых советских денежных знаков и вообще советской эмблематики — уезжает спустя четыре года: жить в стране Советов невмоготу".
К словам этого "русского француза", как его называли, который достаточно изучил русскую эмиграцию, стоит внимательно прислушаться. Эмиграция была не только "белая". Эмиграция была и "красная". Это те самые "ядра", о которых говорил Ленин:
"Начиная со II конгресса III Интернационала мы прочной ногой стали в империалистических странах не только идейно и организационно. Во всех странах имеются в настоящее время такие ядра, которые ведут самостоятельную работу и будут вести ее".
В 1921 г. Ленин еще раз подчеркнул в "Заметках публициста": "Нешумная, неяркая, некрикливая; небыстрая, но глубокая работа создания в Европе и Америке настоящих коммунистических партий, настоящих революционных авангардов пролетариата начата, и эта работа идет".
Об этом пишет и красный эмигрант, связавший свою жизнь с зарубежьем, Юрий Анненков.
В начале 1920-х годов за рубеж выехало много русской интеллигенции. Точнее — еврейской. Они не страдали ностальгией, у них не было языкового барьера и прочих русских причуд, они быстро и незаметно растворялись в новой среде и адаптировались к новым условиям. Сегодня он — учитель в Чикаго, завтра — посол в Китае. Это журналисты, писатели, актеры, врачи, учителя. Ленин называл их эмиссарами Коминтерна и органов партийного осведомления.
У Ленина засвидетельствовано: "Принимая во внимание длительность нарастания мировой социалистической революции, необходимо прибегнуть к специальным маневрам, способным ускорить нашу победу над капиталистическими странами».
 Вот так, как у Ленина написано, и следует понимать "красных" эмигрантов: эмиссары Коминтерна и органов партийного осведомления.

Георгий Иванов в есенинских друзьях не числился и неизвестна его позиция по отношению к советской власти. И в России, и за рубежом он был и оставался лидером, с мнением которого считались и которого побаивались за острый язык. "Он создает и губит репутации", "его называют "общественным мнением", — так в воспоминаниях Ирины Одоевцевой отзывается о нем Н. Гумилев.
Небезынтересны такие сведения его жены И. Одоевцевой: "В начале июля 1922 года Георгий Иванов, добившись с большими трудностями и хитростями "командировки для составления репертуара государственных театров на 1923 год", спешно покинул Петербург. Спешно оттого, что его командировка была на редкость "липовой", и в "верхах" могли понять это и отменить ее...
К театральному делу Георгий Иванов никак не был причастен, ровно ничего в театре не понимал и не любил его (... )
Мои бумаги еще не были готовы — я оптировала с большими сложностями латвийское гражданство и покинула Петербург с эшелоном через две недели после того, как Георгий Иванов уплыл на торговом корабле в Германию. (…) Луначарский тогда еще не лишился своей власти и выдавал самые фантастические командировки".
Само собой разумеется, что Луначарский здесь был ни при чем. На Запад в капиталистические страны под любым предлогом отправляли самые надежные кадры — засылали "большевистские ядра". После раскола в большевистском правительстве и изгнания Троцкого многие из них оказались без поддержки большевиков, очевидно, те, кто служил Троцкому.
Судьбы многих из них сложились трагически, а талант не реализован, не востребован. В этом смысле к числу неудачников Ирина Одоевцева причисляет и своих друзей: Георгия Иванова, Георгия Адамовича, Николая Оцупа и других "красных" эмигрантов. "Стихи их были никому не нужны. И это делало поэтов, пишущих на русском языке, несчастными".

Продолжение следует