Апрель
из дома в дом, со двора во двор,
в каких подворотнях тела мышастые
нетопырями глядят в упор!
Все зимние страхи, метельные ужасы
такой паутиной и алчностью спят
по всем подзаборьям, и даже похуже,
как будто Гойя офортов ряд
с апреля вот с этого непосредственно
снял и унес. Остальные затем
в эфир улетят — и взбурятся спеться
в диапазоне FM.
Но гранулы снежные под ногами
сыплют шелест уже, а не хруст.
Аз мигом взлетаю над ними на грани —
я шарик покину, он грустен и пруст!
Зелененький с плюшевым Чебурашкой, —
а многим с беленькою, скорей, —
жилье для заплаканной оборвашки,
не стану ею, апрель, как ни грей.
Как ты ни печаль мне бедную голову,
я на мгновенье всего взлечу,
и сразу прошу за единственность — Городу
зиму — и дней иных тысячу.
На грунте, где время — весны долгожитель —
прячется в каждый расхожий куст,
я не живу, не расту, не вытерплю,
я шарик покину, он грустен и пруст!
Я же в каких-то сиренях июня,
в черемухе мая, в конце концов,
снега еще не откинув, клюну
на лучезарные клювы оков.
Я заточу себя в светлые клети,
гранулы снежные истопчу
так добросовестно, что о лете
пропащем опять — рыдать палачу
впору захочется, не то что жителю
бедной планеты по имени: прах.
Или — Зима. Белых мух обители,
Землю съедающих в двух шагах.
Белою молью, февраль, радетель мой,
голову бедную мне не грей, —
пусть дотанцует Одетту, Одиллию
маленький, тихий лебедь — апрель.
10.02.02
Свидетельство о публикации №119050904883