Баллада о девчонках

Их было трое, девчонок, из школы на Петроградке:
Лариса, Наташа, Оля… Веснушек веселый рой,
Баранками гнулись косы, из белого шелка – банты,
Курсивом на табели гордо:«Год выпуска – сорок второй»

У школы на Петроградке совсем другая задача:
Здесь госпиталь для тяжелых и гнойные жгут бинты,
Лариса в нем – санитарка, она по ночам не плачет,
Работает, голодая, с рассвета до темноты.

Однажды на ножках-спичках пойдет погулять во дворик,
Глаза закроет и тут же осядет на теплый асфальт…
И даром на вату сестричкой был спирт нашатырный пролит:
Ларисонька! Что ж ты… Рядом гремящий победой май!

Наташу все ненавидят: ей гауптман вместо брата,
Она переводит прекрасно чужую и злую речь,
И каждый второй обещает «собаке немецкой» расплату…
«Повесить всех без разбору, а все, что осталось, сжечь!»

А в темную полночь марта Наташа в эфире точно,
Но радиопеленгатор поймает ее сигнал
И расшифрует сплетенья тире, пробелов и точек,
И генералу разведки Наташа доложит: «Провал!».

Наташа бежит по полю, и жестко, не целясь, навскидку,
Положит из «Вальтера» пули штурмфюреру в круглый живот,
На «Хальт!» обернувшись послушно, не пряча девчачью улыбку,
Роняя чеку от гранаты, ладошку свою разожмет…

Шестнадцать трупов армейцы скидают в могильные ямы,
Семнадцатая – Наташа, пред ней замирает строй:
Покоится средь березок, чуть-чуть налево и прямо,
Среди крестов обветшалых – могилка с красной звездой.

У Оли судьбы другая: в сибирской глухой деревне
Профессорская девчонка берется за плуг и за цеп:
До волдырей, до крика… Крапивные режет стебли:
Ведь армии нужно мясо. Ведь армии нужен хлеб!

В деревне, с цингой и оспой, из сотни осталось двадцать,
Ослепший, глухой председатель ей отдал печати и флаг.
И Ольга встает как Победа, не собираясь сдаваться,
«Озимые надо сеять!», - и делает первый шаг.

А после, лет через сорок, она отыщет подружек:
Ларису в суровой бронзе, вытаскивающую двоих,
Наташу под обелиском… Положит букетик ненужный…
Сухая, седая старушка. Девчонка сороковых.