После боя

Мой старец встал. Огарком комнату 
У длинной тени отобрал,
К груди склонив привычно голову,
Под нос чуть слышно бормотал.
 
И получалось, что незрячими
Глазами впалыми, без слез,
Губами, в шёпоте звучащими,
За жизнь мою молил всерьёз.
 
Я ж видел огненные всполохи -
Чуть дальше, где рука приклад
Держала, гильз златые ворохи,
Я знал - там мною создан ад.
 
Нет, я был прав! В тьме зло крушилось.
Вмиг вспышки с криками слились,
И тело в ствол оборотилось,
А пальцы так в курок впились...
 
Померкло всё! Зима, иль лето...
Который час? И где война?
Мне вспоминать не надо это!
Я не был там... Я там всегда...
 
Упал туман прохладой мокрой.
Я в теле дрожь не мог унять –
С той стороны могильной кромкой
Мне скалил зуб непущенный снаряд.
 
Противно всё: еда и водка,
Блиндаж, окопы, вороньё,
Начальники, санбат, пилотка -
Укрыться б спать! Ну, что ещё?
 
Я завтра буду непочёмный...
Я завтра буду боевой...,
Коли сегодня ствол бездомный
Не приглашу сыграть отбой.
 
- Мне стыдно слышать речи, братцы,   
Не делал я, о чем твердят!
Я ордена сложу под святцы.
Мне б пересилить в горле яд!
 
Мне б смыть, и выпарить, и выжечь
Боль матерей, детей и жен,
Своей рукой, стараясь выжить,
Убил любовь со всех сторон...
 
И вновь панические бредни
Корежат тело, мозг крошат!..
Вот купол церкви, где намедни
Отпели тех моих солдат...
 
- Скажи, Отец, в чём я виновен?
Простит Господь мою вину?
Но старец прост, немногословен,
И, голову покрыв мою,
 
Он разрешил сомненья дерзкие,
С колен поднял, просвиру дал:
- Запей свои причуды детские.
Лишь только это и сказал.
 
Мой старец встал. Огарком комнату
У длинной тени отобрал,
К груди склонив привычно голову,
Под нос чуть слышно бормотал...