Письма с той стороны

Август

1

А весной - пили чай,
и играли с детьми.
Соль теперь на забытую ранку.
Оставляй, не забудь, поцелуй, не буди,
хоть вставать спозаранку.
На площадках, в подъездах,
во тьме пред дождем -
хоть куда. В заброшенных парках.
Возвращайся. Здесь лужи и ветер гудит,
и блудит, оставленный папкой.
Скандинавская серость дорожной ходьбы,
теплый чай. И вокруг - серебристость.
Полувсхлип. Отголоски мольбы.
Только эхо. Ночная небритость.
Били склянки, и пили из луж,
получившихся. Пили.
Или пляжный роман, или вздох под кустом.
Неотложная надобность, или
нужность. Дрожанье полей.
Холодок, сюрпризы, оглядки,
и автобус, везущий зачем то домой.
Я - амбре от почтовой марки.

2

Так уж вышло-
влюбившись в пустой горизонт,
узнаешь его от и
до. И ряды деревянных персон
превращаются в роты.
Распалившись, растратившись,
сложно собрать
из себя, и построить подобие башни.
И в ряду деревянных персон -
все бумажны.

Так и космос становится микрокосм,
ограниченный желчью.
Так пастух умоляет прощенья у коз,
искупительной речью.

3

Здесь все так же, только - экран рябит
сизоватостью неба.
Город, тот, что меня неотступно манит,
производит небыль.
"Ну, привет" мне так сложно теперь разобрать.
Не своими губами
чертежи этих дней целовать, целовать,
притворившись лжецами.
Есть культура - есть глупость,
секундность ума.
Бесовство посторонних.
Есть идея, что мне тяжела сума,
привходящих от, и от посторонних.

4

На рассвете вагон, выводящий свое "чучух",
принимает окошком мое "хаха".
Потому что пелось - "не сломишь дух",
как не сломит мастер размер стиха.

Гарь и ржавчина, запущенность поездов,
принимавших окошком что есть рука.
Обожженность вокзалов, длина платформ,
многократность намоленого "пока".

Расстояние - форма сдуваемого стекла.
Расстояние - не вопреки, а для.
Расстояние - вода, и она стекла.
Человек к расстоянию - тля,

к сожалению. Посмотрите вниз,
оглядите улицы и дворы,
где убийцы, насильники и воры
убегают со страхом от детворы.

Так кончается мой до нее маршрут.
И теперь вокруг меня лишь она одна.
И смеется Цезарь, и плачет Брут,
и меня накрывает ее волна.

5

Этим вечером я не один. Отовсюду пахнет весельем, дымят кальяны,
и река забывает, кажется, собственные берега.
На улице заполночь, но тепло. Очень много пьяных.
Я пишу наобум. Я устал, и дрожит рука.

С моего насеста видна следующая панорама -
два автобуса, будка полиции, облака,
и сегодня еще не начиналась моя программа,
по твоей вине. Но вина твоя недоказуема и легка.

Нет, тяжела. Я смотрю на север, на запад.
Я смотрю на восток, мне кивает юг.
Лето - есть время грусти. Осталось
всего то два тощих месяца, и замкнется круг,

и начнется, опять же, новый. Ихтиозавры
прячут глазки свои в теплой летней воде.
Летом все мы немного гордые мавры.
Я же чувствовал - быть беде, быть беде, быть беде.

***

Ну и здравствуйте, что поделывали?
Пребывали всё в полусне - полутрансе?
Вот мои глаза, и смотрели они
на беднеющее дворянство
ваших нежных черт. Перебрасывали
снизу вверх. Так работает глобализация.

6

Разговоры окончены, песенки спеты,
клерки заканчивают рабочий день,
заработав для. Все дурные приметы
бросают тень

на их перспективы на вечер.
В городе - приторно и горячо.
За городом - классно. Стоят туманы.
Косят сено, надрывая себе плечо.

Мне - покой на душе, тебе - пол стакана.
Просто жить, просто плавать в отсвете дня
отработанного на славу. Отовсюду весельем дымят кальяны,
и река забывает собственные берега.