стихи расстрелянного поэта Тициана Табидзе...

Табидзе Тициан Юстинович (1895-1937)

названия стихотворений
 

Моя книга.  Перевод Николая Заболоцкого.
Ноябрь.  Перевод Льва Озерова
Автопортрет.  Перевод Бориса Пастернака
Петербург.  Перевод Бориса Пастернака
Осень в Орпири.  Перевод Сергея Спасского
Бирнамский лес.  Перевод Осипа Мандельштама
Того скрывать не надо.  Перевод Павла Антокольского
Безумный священник и малярия.  Перевод Всеволода Рождественского
Карменсита.  Перевод Бориса Пастернака
"Иду со стороны черкесской…"  Перевод Бориса Пастернака
Шарманщик.  Перевод Николая Заболоцкого
Тбилисская ночь.  Перевод Павла Антокольского
"Не я пишу стихи…"  Перевод Бориса Пастернака
Гуниб.  Перевод Павла Антокольского
Ликование.  Перевод Бориса Пастернака
"Если ты - брат мне, то спой мне за чашею…"  Перевод Бориса Пастернака
Сельская ночь.  Перевод Бориса Пастернака
Окроканы.  Перевод Бориса Пастернака
Стихи о Мухранской долине.  Перевод Бориса Пастернака
"Во веки веков не отнимут свободы…"  Перевод Леонида Мальцева
Автодор пустыни.  Перевод Николая Тихонова
За лавиной - лавина.  Перевод Льва Озерова
"Лежу в Орпири мальчиком в жару…"  Перевод Бориса Пастернака
Две Арагвы.  Перевод Николая Заболоцкого
Матери.  Перевод Бориса Пастернака
Брату Галактиону.  Перевод Павла Антокольского
 


Моя книга

Заплачет ли дева над горестной книгой моей,
Улыбкой сочувствия встретит ли стих мой? Едва ли!
Скользнув по страницам рассеянным взглядом очей,
Не вспомнит, жестокая, жгучее слово печали!

И в книжном шкафу, в многочисленном обществе книг,
Как я одинока, забудется книга поэта.
В подружках у ней - лепестки прошлогодних гвоздик,
Иные, все в бархате, светятся словно цветник,
Она же в пыли пропадёт и исчезнет для света...

А может быть, нет. Может быть, неожиданный друг
Почувствует силу красивого скорбного слова,
И сердце его, испытавшее множество мук,
Проникнет в стихи и поймёт впечатленья другого.

И так же, как я воскрешал для людей города,
Он в сердце моём исцелит наболевшую рану,
И вспомнятся тени, воспетые мной, и тогда,
Ушедший из мира, я спутником вечности стану.

 1915



 Автопортрет

Профиль Уайльда. Инфанту невинную
В раме зеркала вижу в гостиной.
Эти плечи под пелериною
Я целую и не остыну.

Беспокойной рукой перелистывая
Дивной лирики том невеликий,
Зажигаюсь игрой аметистовой,
Точно перстень огнём сердолика.

Кто я? Денди в восточном халате.
Я в Багдаде в расстёгнутом платье
Перечитываю Малларме.

Будь что будет, но, жизнь молодая,
Я объезжу тебя и взнуздаю
И не дам потеряться во тьме.

 Ноябрь 1916, Москва


 Петербург

Ветер с островов курчавит лужи.
Бомбой взорван воровской притон,
Женщины бредут, дрожа от стужи.
Их шатают ночь и самогон.

Жаркий бой. Жестокой схватки звуки.
Мокрый пар шинелей потных. Мгла.
Медный Всадник опускает руки.
Мойка лижет мёртвые тела.

Но ответ столетий несомненен,
И исход сраженья предрешён.
Ночь запомнит только имя "Ленин"
И забудет прочее, как сон.

Черпая бортами мрак, в века
Тонет тень Скитальца-Моряка.

 В ночь на 25 октября 1917, Кутаиси


 Осень в Орпири*)

Трупом Левиафана*) Орпири гниёт.
Бродят аисты, пересекая болота.
Гнётся ветвью душа. Средь рионских болот
Аист - как тонконогая тень Дон-Кихота.
Зябко в лужах последним лягушкам.
Они шевелятся в пузыристых слизистых гнёздах.
Въехал на дилижансе Октябрь. О, вздохни -
Полон насморками и простудами воздух.
Слава Грузии! От нехмельного вина
Имеретии*) всё-таки я опьянею.
Как наседка зимою, земля холодна.
Сокрушаюсь о том, наклонившись над нею,
Жаба Лотреамона*), оплакать тебе
Надо грязь эту, самую мощную в мире.
Всё же всем пантеонам, земле Дидубе*)
Предпочту я прогнившее тело Орпири.

 Апрель 1919


 Бирнамский лес*)

Бирнамский лес. Призрак Халдеи.
Лорд Пьеро сутулится сильней.
Леди Макбет сидит, бледнея,
На коленях у пьяных гостей.

Черти Рембо взвалили на плечи.
Он тянется к скрипке мёртвой ногой.
Самоубийц пирует вече,
Шлёт Макбет вызов свой.

Преследует жёлтого малайца -
За ним павлинов цветной ураган -
Паоло. Офелия шатается:
Пощёчину Гамлету дал Валериан*).

А на виселице построен
Полоумный воздушный храм.
Разлюбил, я в душе спокоен…
Всех мучительней Мэри улыбается нам.

Коломбина… Кашель чахоточный пери…
И свистящий ноябрь запечатал двери.


 Того скрывать не надо

Дезертиры палят из ружей.
Рыжей кровью течёт Лиахва.
Проступив из души наружу,
Прожитое тленом запахло.

Десять лет - будто рябь сквозная,
Страшных снов обугленный свиток.
Как я выдержал, сам не знаю,
Столько горечи, столько пыток.

Для страдающего поэта
Все слова потеряли цену.
Пусть расширилась сцена эта,
Мертвецом я вышел на сцену.

Так в грузинской сказке: бедняга
Набредает на ключ бессмертья.
Он домой воротится с флягой,
Тут ему и крышка, поверьте!

Так с поэтами происходит,
Что, видать, от рожденья хилы.
Если слава их и находит,
То лежит на плитах могилы.

Их стихи - словно кубки яда.
Им отравы скрывать не надо.

 1919


Карменсита


Ты налетела хищной птицей,
И я с пути, как видишь, сбит.
Ты женщина или зарница?
О, как твой вид меня страшит!

Не вижу от тебя защиты.
В меня вонзила ты кинжал.
Но ты ведь ангел, Карменсита,
Я б вверить жизнь тебе желал.

И вот я тлею дни и ночи,
Горя на медленном огне.
Найди расправу покороче, -
Убей, не дай очнуться мне.

Тревога всё непобедимей,
К минувшему отрезан путь,
И способами никакими
Былого мира не вернуть.

В душе поют рожки без счёту,
И звук их жалобно уныл,
И точно в ней ютится кто-то
И яблоню в ней посадил...

И так как боли неприкрытой
Не утаить перед людьми,
Пронзи мне сердце, Карменсита,
И на небо меня возьми.

 Май 1923


 Иду со стороны черкесской
По обмелевшему ущелью.
Неистовей морского плеска
Сухого Терека веселье.

Перевернувшееся небо
Подпёрто льдами на Казбеке,
И рёв во весь отвес расщепа,
И скал слезящиеся веки.

Я знаю, от кого ты мчишься.
Погони топот всё звончее.
Плетями вздувшиеся мышцы.
Аркан заржавленный на шее.

Нет троп от демона и рока.
Любовь, мне это по заслугам.
Я не болтливая сорока,
Чтоб тешиться твоим испугом.

Ты - женщина, а кто из женщин
Не верит: трезвость не обманет,
Но будто б был я с ней обвенчан -
Меня так эта пропасть тянет.

Хочу, чтоб знал отвагу Мцыри,
Терзая барса страшной ночью,
И для тебя лишь сердце ширю
И переполненные очи.

Свалиться замертво в горах бы,
Нагим до самой сердцевины.
Меня убили за Арагвой,
Ты в этой смерти неповинна.

 Сентябрь 1926


 Шарманщик

В Белом духане
Шарманка рыдает,
Кура в отдаленье
Клубится.
Душа у меня
От любви замирает.
Хочу я в Куре
Утопиться.

Что было - то было,
Пирушка-забвенье.
Принесите из Арагвы
Форели!
Оставлю о милой
Одно стихотворенье:
Торговать мы стихом
Не умели.

"Нина, моя Нина,
Замуж не пора ли?" -
"У тебя не спрошусь,
Если надо".
Играй, мой шарманщик,
Забудь о печали!
Для меня мухамбази -
Отрада.

Танцор на веранде
Плывёт, приседает.
Любовь за Курой
Устремилась...
"Сначала стемнеет,
Потом рассветает.
Тамрико от любви
Отравилась!"

Неправда, шарманщик!
Забудь это слово!
Ей зваться Тамарою
Сладко.
Но только красавица
Любит другого:
В поклонниках нет
Недостатка.

Играй же, шарманщик,
Играй пред рассветом!
Один я ей дорог,
Не скрою.
Как быть ей со мною,
Гулякой-поэтом?
Розы в Грузии
Сеют с крупою.

Но коль ты задумал
Потешить грузина,
И твоё, видно, сердце
Томится.
Знай, найдёт себе мужа
Черноокая Нина,
Не захочет Тамрико отравиться.

Есть для женщин закон:
Их девичество кратко.
Скоро сыщет девица
Супруга.
Мы же гибнем, шарманщик,
Жизнь отдав без остатка,
Нам и пуля сквозь сердце -
Подруга!

 16 февраля 1927


 Тбилисская ночь

Как будто умирающая ночь
Вся изнывала, как певец в ударе,
Иль вправду помогли ей изнемочь
Там за Курой рыдающие тари*)?

И на плоту сосновом пел старик.
И песни незапамятная старость,
Преобразив его гортанный крик,
На что-то там надеяться старалась.

А я чем жив и до чего дошёл?
Как Шавнабада*), чёрен я и гол.
О чём же сердце плачет человечье,
Сжигаемое известковой печью?

Зачем мне стол, накрытый на плоту,
И то вино, что бражники глушили?
Схватить бы лучше в руки бомбу ту,
Что некогда швырнул Джорджиашвили*).

Вот чем я стал и до чего дошёл.
Как Шавнабада, чёрен я и гол.
Клянусь вам честью, я бедней и жальче,
Чем тот обугленный загаром мальчик.

Я буду петь индустриальный вихрь
И старый мир крушить, как плот дощатый.
Икар взлетел на крыльях восковых,
Но не крылам, а сердцу нет пощады.

Прости мне, если сердце залито
Ещё слезами о заре весенней.
Я сам ревную к нищему за то,
Что он поёт и плачет об Арсене*).

Я сам на загнивающем плоту,
На том дощатом лебеде сосновом,
Но я не кончил. Я ещё расту.
Ещё надеюсь: всё начнётся снова.

 15 марта 1927


Не я пишу стихи. Они, как повесть, пишут
Меня, и жизни ход сопровождает их.
Что стих? Обвал снегов. Дохнет - и с места сдышит,
И заживо схоронит. Вот что стих.

Под ливнем лепестков родился я в апреле.
Дождями в дождь, белея, яблони цвели.
Как слёзы, лепестки дождями в дождь горели.
Как слёзы глаз моих - они мне издали.

В них знак, что я умру. Но если взоры чьи-то
Случайно нападут на строчек этих след,
Замолвят без меня они в мою защиту,
А будет то поэт - так подтвердит поэт:

Да, скажет, был у нас такой несчастный малый
С орпирских берегов - большой оригинал.
Он припасал стихи, как сухари и сало,
И их, как провиант, с собой в дорогу брал.

И до того он был до самой смерти мучим
Красой грузинской речи и грузинским днём,
Что верностью обоим, самым лучшим,
Заграждена дорога к счастью в нём.

Не я пишу стихи. Они, как повесть, пишут
Меня, и жизни ход сопровождает их.
Что стих? Обвал снегов. Дохнёт - и с места сдышит,
И заживо схоронит. Вот что стих.

 Апрель 1927



                Алла-Аэлита


                расстреляный поэт
                давно уж ты на небе
                читаю я  твои стихи и замираю
                талантлив ты, теперь я это знаю
                душа твоя осталась на земле
                она поёт, грустит и что-то шепчет мне...