В. Пашинина Еще раз о Бухарине

Глава 2
Еще раз о Бухарине

Почему Николай Бухарин был так настроен против Есенина?
Среди многих версий убийства Есенина существует и такая: перед отъездом в Ленинград Есенин якобы похвастал, что имеет документ, компрометирующий большевистских руководителей. На просьбу РодионоваТарасова показать этот документ ответил, что не дурак носить с собой, что хранится в Ленинграде, в надежном месте. В мемуарах друзья объясняли, что такой компромат действительно был, но он касался Каменева и Зиновьева, запятнавших себя еще в 1917 году, известен он был и Ленину. Но какое отношение имел этот документ к 1925 году? О нем написали, чтобы отвести подозрения от главного виновника преступления.
В "Нашем современнике" в 1990-е годы опубликован этот документ, который в Советской России стал известен еще в 1924 году и касался Есенина. Это письмо Бухарина другу в Берлин.
Неизвестно, когда этот документ попал к Есенину, но в "чердачных архивах" опытной сельскохозяйственной станции, близ старорусского села Усть-Цильма (Коми республика), этот документ помечен июлем 1924 года. Известно и имя человека, который привез его из заграницы в Москву — это был Шереметьевский, юрист Общества по культурным связям с заграницей (отец Натальи Брасовой — Шереметьевской — жены великого князя Михаила Романова, расстрелянного большевиками).
 Мог привезти нелегальную статью тот же Борис Пильняк, печатавший в Берлине свои произведения. Есенин был близок с ним в это время. Должно быть, многие из-за рубежа привозили письмо Н. Бухарина, потому что на это время приходятся репрессии, санкционированные Бухариным. Об этом предупреждают его Троцкий и Зорин (см. книгу "Неизвестный Есенин"). И биограф Николая Бухарина Стивен Коэн не отрицает бухаринских репрессий в середине 1920-х годов.
"Исповедь Бухарина" называли провокацией, подделкой, выдумкой, чтобы убрать сильного претендента на власть. Возможно, поначалу так думали многие, в том числе и партийные руководители. Но уже на XIV съезде Сталин берет Бухарина под защиту: в борьбе за власть. Сталину нужен был союзник, потому грубости из письма в свой адрес он пропустил мимо ушей.
"В декабре 1925 г. Сталин отнесся к неосторожному высказыванию Бухарина как к незначительной ошибке" (речь застенографирована): "Крови Бухарина требуете?! Не дадим вам его крови, так и знайте" (С. Коэн).
Соратники по партии любили Бухарина, знали его душевным, веселым, остроумным. Он не был кровожадным, никакого комчванства и высокомерия. Он был душой любой компании. Его одинаково уважали великовозрастные ученики Коммунистической академии и соратники по партии. Его любил Ленин и многое прощал ему. Бухарин покровительствовал писателям, которым досаждали пролеткультовцы.
 Руководитель миссии Красного Креста США в России Р. Робинс, который неоднократно встречался с Лениным и многих из ленинского окружения знал лично, отмечал: "Первый Совет Народных Комиссаров по своей культуре и образованности был выше любого кабинета в мире". И даже на этом фоне ближайших ленинских соратников Бухарин выделялся "высоким интеллектом, беззаветной преданностью идеалам социализма". "Уважительное отношение к товарищам по партии и личная скромность создали Бухарину огромный авторитет".
Только как совместить все это с тем, о чем пишет Николай Иванович в своей "Исповеди"? Почему же у Н. Бухарина не сложились отношения с Есениным, хотя они были знакомы с 1918 года? Почему вплоть до своей хулиганской статьи он словно не замечал поэта? Троцкий следил за творчеством Есенина, писал о нем, явно выделяя из поэтической крестьянской купницы, Бухарин же только раз обмолвился, что комсомольцы под "Азбукой коммунизма" держат томик Есенина.
 Не исключено отрицательное влияние на Бухарина Анатолия Мариенгофа, который познакомился с партчиновником в первый день приезда в Москву, а на следующий день уже сидел за столом своего кабинета. "По рекомендации Бухарина Мариенгоф стал номенклатурной единицей — техническим секретарем государственного издательства ВЦИК, единственного в своем роде печатного органа в стране, в задачу которого входило формирование так называемой новой интеллигенции" (Л. Занковская). Зависть всегда грызла сердце Мариенгофа, и хотя считал себя другом Есенина, себя, любимого, он всегда почитал выше, культурнее, образованнее.
Когда большевики начали "сворачивать" деревню на социалистические рельсы, многие современники в тот период вновь отшатнулись от советской власти, а в среде молодежи протест вылился в трагический добровольный уход из жизни. О самоубийствах молодежи пишут многие. "Над собою чуть не взвод расправу учинил", — свидетельствовал В. Маяковский. Написала в своих воспоминаниях и Надежда Вольпин, узнав о добровольном уходе из жизни шестнадцатилетнего Кирилла Мариенгофа:
"Сын Мариенгофа через долгие годы завершил своей смертью ту длинную череду самоубийств, которой якобы отозвалась Москва на гибель Сергея Есенина. То была переломная полоса. Многие, многие тогда свели счеты с жизнью. И чуть не каждый, в чем бы ни была причина его самоубийства, считал нужным оставить рядом с предсмертной запиской раскрытый томик Есенина".
Как свидетельствует последняя жена, Анна Михайловна Ларина-Бухарина, травля ее мужа началась в августе 1936 года и длилась до февраля 1937 года. За полгода изоляции степень нравственного потрясения была такова, что на последнем партийном собрании, где Бухарина исключали из партии, он уже не мог ни сидеть, ни стоять. Он лежал на полу, изможденный, исстрадавшийся, без всякого желания жить. Никто не подал ему руки, не оказал помощи и содействия. Это было жалкое зрелище. Друзья от него отвернулись.
Статьи-опровержения, которые он писал в эти месяцы, никто не печатал. Пытался письменно объясниться с друзьями, но те только отмахивались, на телефонные звонки не отвечали. Решил объявить голодовку, но в домашней изоляции никому до него не было дела, и своей голодовкой он только изводил молодую жену. За полгода такой изощренной пытки, когда человек не арестован, не находится под следствием, не сидит в тюрьме, но изгнан отовсюду, Николай Бухарин был сломлен. Анна Михайловна патетически восклицает: "Газета со святым названием "Правда" печатает гнуснейшую ложь!"
Страстная, но странная патетика. Ведь она свидетельствует против Николая Ивановича Бухарина, который много лет стоял во главе центральных партийных органов и воспитывал новую плеяду партийных журналистов. А в 1926-1927 годы Бухарин совместно с Сосновским все печатные средства натравил против Есенина.
"Сколько дурного, гадкого и глупого пишется о Сергее, — сокрушалась Софья Толстая-Есенина 16 октября 1926 года в письме Максиму Горькому. — Печать и руководящая общественность подняли дикую травлю на имя и творчество моего мужа". А после опубликования Н. Бухариным статьи "Злые заметки" Соня снова напомнит М. Горькому: "Вы единственный человек, который мог бы сейчас сказать по-настоящему, чтобы эти люди пришли в себя, а то они совсем взбесились. И все это с легкой руки Сосновского и Бухарина, Сергей уже стал "фашистом", по отзыву особо ретивых".
Травля инакомыслящих и лжесвидетельство могли сломить любого большевика, даже того, кто отлично понимал, что в прессе печатают "очередное изобретение коммунистической режиссуры": "Шум и треск, подымаемый нашими резолюциями, протестами, воззваниями и другими изобретениями коммунистической режиссуры, так велик, что заглушает собой стоны и вопли наших жертв и разоблачения странствующих донкихотов по поводу "московских палачей", — так напишет в письме-исповеди Бухарин, где изобличит всю "дряблую интеллигентскую сволочь, которая находится под обаянием наших громких лозунгов". Но применительно к себе не выдержал и сломался.

Продолжение следует