Вы просто ругались

   Вы просто ругались.

Я вижу кущи адского угла,
Где нету мне отродию прощенья.
Что ты мальцу убогому дола,
Для воли дерзкой воскрешенья.

Ты жизнь спросила увяданьем.
Спросони выбив стон мольбы.
И наградила мукай страшным созиданьем,
Так проклятой в меру младенческой судьбы.

Не легок путь бессовестной утраты,
Где я был бит в лицо родным.
Мне были видны райские палаты,
Где я мечтою был совсем чужим.

Хондра терзала плоть забвенья,
Так плачущей в порыве дня.
Я помирал в тоске бес всякого стесненья,
Лишь бы не кто не вспоминал меня.

Сразись с противной волей страха,
И ты почуешь длань чужой мольбы.
Пусть по тебе и плачет звонко плаха,
Ты позабудь все прелести девственной гульбы.

Ты будь любому рад мгновенью,
В котором ад не зря живёт.
И попусту последнему сердечному биенью,
Где смерть тебя за бок скребёт.

Она подарит кущи мирового ада,
В котором нет заступников любви.
Ты не найдёшь такого откровенно сада,
Где молвит сотона тебе живи.

Там нет порока всем заблудшим,
Тем что стал ублюдством во плоти.
За доброту за робость падшим,
Что не смогли на нет хулу свести.

Терзанья адского притона,
Прекрасно стелется в очах души.
Ты не найдёшь прекрасные затона,
Где молвишь ты жизнь страдания лиши.

Я девственно в меру прекрасен,
И нет в утробе мировом.
Я жить с тобой мой мир согласен,
И не посмею спорит о живом.

Ты жизнь моя тщедушна,
И в этом приговор ласковой нужды.
Моя душа навек послушна,
Не избежать безжалостной беды.

Ты на куски порвёшь всю прелесть рая,
Сорвав одежды так слепой любви.
Я прикоснусь к твоим пределам зная,
Что ты мне молвишь духом не креви.

Парит над лоном мирового духа,
Чёрный ворон дьявольской стези.
Я был отруган для услады слуха,
Где молвя ты очи кровью прослези.

То птица прощального восхода,
Был я рождён в мир бурных дней.
Я не познал что есть свобода,
И лишь годал в тени о ней.

Ты ворон похожи хоть миг забвенья,
Где я сорвусь в лучах звезды.
Для чести горькой для прощенья,
Где не чураюсь я беды.

Она посмотрит в очи мрака,
Где юность спит в своём венце.
И может будит вещай драка,
Что лишь мычит о проклятом конце.

Поди в мои объятия безумного порока.
Ты сам себе есть путь святых отцов.
Ты увидишь раньше срока,
Не осозная дней бездарности концов.

Ты растянулся на тропе терновом,
Что поросла руганью тебе родных.
Ты соблазнён был верным словом,
Тобой в бреду девственно слепых.

Ещё не мытый в мраке вздохов,
Ты был отобран в родах божества.
Ты был смущён отвратом входов,
И смрадом долгим скорби торжества.

Она лишь мать тебе родная,
Была отругана людскою молвой.
Она была стерпев святая,
А ты в хуле толпы живой.

Так немощен бесстрашно.
Тянулся к молодой ещё груди.
И пусть тебя все трогали дотошно.
И молвили он жив ещё гляди.

Несите проч в палаты смердов.
Он будит псом в грязи мирской.
Он просто поруганье дедов,
И был рождён в очах с тоской.

Она судьба порочного зачатья.
Была отброшена за честь всех мук.
И ты малыш поймёшь все прелести не счастья,
Вырванный из материнских рук.

Измызганный нарочно всем притоном,
Ты не нашёл в них духа торжества.
И возгласив рождение порочным стоном,
Ты увидал страданье божества.

Она мать глупая на веки прочих,
Сошлась с тобою на крови чужих.
То были рвота гной и страхи,
И боль в сердцах своих.

Сла тебя в кусты дорог.
Где псы голодают кость живого.
Ты знай так видно хочет бог,
Что б те любили в отчаяньи малого.

Вы накормите пастью гнилой.
Не забываемо в чаду похмелья.
Пусть всё пройдёт и зло долой,
Мы начинаем пир и разные веселья.

Я так хочу что б мать была жева.
И проклинала мир со мною.
Что б та была в грехах права,
И чувств теперь своих не скрою.

Беситесь суки в долгой ночи зла,
Вам не покорна плоть страданья.
Мне мать мальчишке жизнь дола,
Для вашего в терпеньи наказанья.

Я проч пойду в бессоном поруганьи,
Где нет хвалы за робкую мечту.
Я сам сожгу письмо в нищете стенаньи,
И прах горькой юности прочту.

То воля сына молодого,
Так бьющегося в мареве страстей.
Так не признавшего былого.
Ты мама будь со мной скорей.

Я брошусь птицей рвать жестокость.
Сравняв в агонии всю долю зла.
Ведь вы поверти это дикость,
Что смерть меня к себе звала.

Она не щадно юность притомила,
Грозив за каплю детской доброты.
И это всем казалось мила,
Что в ней все видели чудес черты.

То было пошлостью отчаянного гнева,
Всем было жалко плоть свою.
Она трепала словно ева,
В желанье выжрать суть мою.

Не помирая выси меркнут,
Всех долгих дней мирской хондры.
Что люди все со мною станут,
Лишь правдой голою стары.

Я сам несу разруху прозябанья,
Всей молодой и честной худобы.
Ведь вы все рождены не для страданья,
И от того душой слабы.

Терпите вы мою живую душу,
Которая сперва ждала смертельный приговор.
Я все кошмары сна обрушу.
И выполню с противным богом договор.

Что завещал лишь мне затронуть,
Хотя бы прах отрадного конца.
Я сам услышу как мертвечина миром стонут,
И сам вовью отродия винца.

Лишу вас сна и долгой лени.
В которой вы не видели мечты.
Вы кто забросил храма сени.
Узрите же какие я прошёл версты.

Я переулок шол в канавах видя псину,
Что сорвалась с цепи упрятавшись тайком.
Я им тогда в бурьяны кину,
Всю свою душу пусть с ними я не капли не знаком.

Вы сладко в рвоте погрызите,
То что хранил для буйства торжества.
Вы мне пожалуйста скажите.
Кто видел лик святого божества.

Не проходя дороги грязной,
Я видел пьяного в тряпье живым.
То был порок лик смерти сонной.
Что пряталась в миру с лицом кривым.

Я дал ему своё стесненье,
Что б он разжалобил всю тварь села.
Я верю будит миру воскрешенье,
Что будит жизнь убогому мила.

Они смотрели в очи голубого утра,
Ва мне выжав всю прелесть дня.
Я восходил в потёмках мора,
Всю ночь отродьем гоня.

Живите люди в этом бренном мире,
Где я стою травой дорог.
Мы все блуждаем в долгом пире,
В котором сам пропащий бог.

Скребёт крылатым смерти страхом,
Сойдясь в аду в обличий людей.
Он нас испытывает прахом,
Что б мы пылали жизнию сильней.

Я всё пойму когда все встанут,
Из чрева проклятой земли.
Когда на мир и бога взглянут,
И молвят то ты нам любить вели.

Я распахну свои объятья,
В безумном мареве свобод.
И крикну вы мне поголовно братья,
И я признаю человечий род.

А счас я жду что б солнце загорелось,
В тщедушном логове миров.
Что б все любили мальчика за смелость,
Где с вами я остаться век готов.
***