Детство. Начало девятого века

А было ли детство? Под хвоей сосновой,
под накипью прелой плетёнки дерновой,
под толщей земли, меж корней, под камнями,
под слоем золы пепелищ с головнями,
под спудом замшелых томов многолистных,
в густой киновари страниц летописных,
под стенами тёмных церквей закопчённых,
в сырых подземельях богов заточённых,
где капища срыты их цоколей ниже –
не там ли осталось? Ведь это всё – мы же!

          Случалось ли с вами? – на вольном просторе
          бывает, нечаянной грустью повеет,
          иль в гусельных струн вековом переборе
          послышится что-то, и сердце поверит –
          поверит в невинность далёкого детства,
          в года чистоты, простоты и покоя,
          когда лихолетий бессчётные бедства
          ещё не коснулись нас чёрной рукою.
          Привидится терем с резною оградой,
          и девица с прялкой в наряде старинном
          в светлице, готовой принять, по обряду 
          гостей дорогих, приглашённых к смотринам;
          и как, покрывая сажени и вёрсты,
          скользят по морозному инею сани,
          и сказочный чёлн, изукрашенный пёстро
          к лесистому берегу утром пристанет.
          Как, с дымом печным, из родных поселений
          туман оседает на сжатые нивы,
          и льются напевы былых поколений
          что в скомканной памяти всё ещё живы…

И прошлое видится в солнечном свете,
как будто и не было стольких столетий,
как будто и не было многих печалей,
и словно бы время застыло в начале –
не время ещё ни походам, ни тризнам,
варяги за морем, и Рюрик не призван,
и вид у соседей не грозен, а ласков,
и мир на сословья ещё не распластан,
и родичи вместе, в единой дружине,
покуда не стали друг другу чужими…
И мир был бесхитростен, прост, и обычен –
враг, если и был – только иноязычен,
а если и смерть, – то уж лучше от стали,
а если уход – только в светлые дали…
По павшим не выли – таков уж обычай:
у жизни и смерти так мало различий –
где прадеды наши? Да вот они, рядом – 
из красных углов смотрят ласковым взглядом…
А как лились песни при свете лучинном!
И как сладок сон под тулупом овчинным!
И как зачарован был детский наш разум
внимая былинам и дедовским сказам!

          И верили мы, сомневаться не смея,
          в тот мир за мостом через чёрную реку,
          куда не пройти, мимо логова змея,
          ни птице, ни зверю и ни человеку.
          Там, в заводях, в тёмных лесах, за ручьями,
          чьи воды мертвы – меж миров пограничье,
          там бледные навьи блуждают ночами,
          маня за собой и меняя обличье.
          Там, в кладезях древних, в местах потаённых,
          где ползают змеи по мшистым ступеням,
          а вещие птицы на кронах зелёных
          баюкают путников сладостным пеньем, –
          там скрыты великие тайны от смертных,
          что свято хранимы в подземном народе, –
          о чудах предивных, богатствах несметных,
          и глазу незримой стране – Беловодье.
          Там был, говорят, Святогор заколдован –
          поныне, в горах, в тихом месте безлюдном,
          в дубовой колоде, цепями окован,
          спит витязь до срока, спит сном беспробудным…

А быль то, иль небыль – да кто ж его знает?
всё время нещадно во тьму окунает.
И что нам от нашего детства осталось?
Немного осталось, лишь самая малость –
остался лишь дым над травою примятой,
и запахи хвои, полыни и мяты,
остались былины, что правнуки сложат,    
да эти напевы, что сердце тревожат…
Но сколько же в них затаённой печали –
быть может, о том, что осталось вначале,
задолго до вещего князя Олега, –
в далёком начале девятого века.


          2019 г., апрель.



… под слоем золы пепелищ с головнями … – Т. е. ниже слоёв XIII века, времени пожарищ Батыева нашествия.
… где капища срыты их цоколей ниже … – Древние христианские храмы часто ставились на местах языческих капищ.
… По павшим не выли – таков уж обычай… – тризна по умершим у славян была скорее похожа на праздник, чем на скорбные поминки, поскольку это были проводы сородичей в лучший мир.
… в тот мир за мостом через чёрную реку … – За Калиновым мостом, перекинутым через реку Смородину (Смрадину) считалось, лежит царство чужих мёртвых, враждебных славянам. Мост охранял огнедышащий многоглавый змей.
… хранимые свято в подземном народе … – Подземный народ (чудь белоглазая) – мифический угро-финский народ (не путать с чудью – предками современных эстонцев), ушедший в древности куда-то в леса и там скрывшийся в подземельях.
… и глазу незримой стране – Беловодье …– Беловодье – легендарная страна из славянских преданий, земля свободы и правды, ассоциируемая иногда с Ирием – раем древних славян.
… остались былины, что правнуки сложат … – Большая часть дошедших до нашего времени русских былин была сложена уже после крещения Руси в 988 г.
… задолго до вещего князя Олега… – Основателем русского государства справедливее было бы считать князя Олега Вещего (ум. 912 г.), а не Рюрика, который только положил начало правящей династии, но для объединения восточнославянских племён под единой властью ничего не делал – этим после его смерти занялся Олег.