Скромносовкусное 7

"В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С—м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К—ну мосту."

Фёдор Достоевский, "Преступление и наказание".

"Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина..."

Михаил Булгаков, "Мастер и Маргарита"

  Что я хочу этим сказать? А что тут говорить? Люди слышат, то, что хотят услышать, и видят то, что могут увидеть.

 "Он благополучно избегнул встречи с своею хозяйкой на лестнице. Каморка его приходилась под самою кровлей высокого пятиэтажного дома и походила более на шкаф, чем на квартиру. Квартирная же хозяйка его, у которой он нанимал эту каморку с обедом и прислугой, помещалась одною лестницей ниже, в отдельной квартире, и каждый раз, при выходе на улицу, ему непременно надо было проходить мимо хозяйкиной кухни, почти всегда настежь отворенной на лестницу. И каждый раз молодой человек, проходя мимо, чувствовал какое-то болезненное и трусливое ощущение, которого стыдился и от которого морщился. Он был должен кругом хозяйке и боялся с нею встретиться."

Фёдор Достоевский, "Преступление и наказание"

 "Каморка его...", "Квартирная же хозяйка его...", кстати, кого? Шкафа? Последнее существительное перед началом следующего предложения именно "шкаф". "Мимо хозяйкиной кухни, почти всегда настежь отворённой на лестницу." Кухня не может быть "отворённой на лестницу", в отличие от кухонной двери, которая, определённо, может. 

  В этом коротком отрывке - "хозяйкой", "хозяйка", "хозяйкиной", "хозяйке" - четыре раза. Многовато, мягко говоря. Но как написала одна импульсивная женщина - "Он великий писатель, ему простительно!". Правда, она про другого говорила, но и этот тоже - великий. Пусть читает на здоровье. А я пойду лучше себя перечитаю, чтобы такие "величия" где-нибудь случайно не проскочили.