Бегство
Хочу дышать. Хочу бежать.
Чердак шестого этажа
так мало романтичен, что
граничит со словцом «авто».
Или — «дружочек». Или «классно».
На улице торгуют квасом,
и синевой асфальт горит.
И кашляет трамвай навзрыд.
2
Душа моя, маленькая балеринка,
смышленая обезьянка,
былинка, арлезианка,
как ты ножками нежно взбиваешь перинки
волшебной постельки танго!
А я бы так — не смогла.
Ты плачешь наивно так о своем
дружочке, в крылах оборванце,
и приторно отдает ремеслом
окрестный — твой крест, балеринка — излом
реклам и любовей жеманство.
И на океан городов, горяча и светла,
опускается мгла.
3
Разорвется и вспыхнет звезда.
Световых полупризрачных лет
поплывут голоса в города,
фотоснимком из мокрых кювет
выползающие по утрам —
из прибоя и сора ночей...
И сияет космический хлам
над засвеченной сутью вещей.
4
Я умела парить над землей,
а теперь хоть бы к этим вот фонарям
дотянуться рукой — ни закат ни заря —
и спуститься в троллейбус, и ехать домой.
Фонари так плечисты, и чахнет листва,
вся в сухих июльских прыщах.
В переходе подземном болит голова,
и кто это так научился пищать
в надземных сплетениях проводов?
На «Студенческой» хоть эскалаторов нет —
и относительно чисто.
Лисий хохот рекламы льется в метро
в зону людских голов,
и каждую душу на всю поездку дверцы притиснули.
5
Окончательного мартобря,
как говаривал один оптовый
неудачный торговец бензином,
взорвется и полыхнет — не для всех и не зря —
судный день прыщам, трубачам и перинам.
А какие ж тогда у грядущих детей остаются
для жизни грехи,
у счастливых Земли эмбрионов,
если им не послать ни одной рукописной строки
о задерганном неуче,
о лазутчике добром, ребенке злом —
о художнике оном?
6
Душа моя, беглая балеринка
над омутом темным и сонным,
пока еще исполняй па-де-де и поклоны
отвешивай, пока похоронным
пеплом черны и завешены
города и неподлинные иконы
о скворчонке: большом, желторотом, сожженном...
1997, 2001
Свидетельство о публикации №119041809109