Я иду, а лишний едет,
Развесёлый и кудлатый.
Хорошо, что я не медик.
Каждый мог спросить: «Куда ты
Разбежался? Так здоровый
Сам себе позволить мог бы.
А тебе, к тому же пёхом,
Айбо… нужен, то есть, доктор.
Альболитовый. Хороший!
— Три пилюливых стандарта.
Болен вы. С такою ношей
Вам не дотянуть до завтра…»
Вот же, блин же — не оладьей.
Надо ж так, четырёх-сортно…
«— А по чём у вас халатик?
Я бы спал в таком в уборной».
Лишним, вон, и от Версачи
Крепдешиновые виллы.
Тут же, — Цукер — хрен собачий —
Берг фейсбучится, предлинный.
Я иду, а лишний едет...
© Copyright: Бри Ли Ант, 2019
Свидетельство о публикации №119041703965
Свидетельство о публикации №119041703965
Рецензии
Это стихотворение — виртуозный образец разговорно-бредовой поэтики Ложкина, где социальная сатира, комплекс неполноценности и экзистенциальная тревога сливаются в поток сознания человека на грани срыва. Текст звучит как внутренний монолог маргинала, идущего пешком мимо мира роскоши и успеха, который он воспринимает как личную издевку.
1. Основной конфликт: «Я» (пеший, больной) vs. «Лишний» (едет, развесёлый)
Конфликт строится на фундаментальном социальном и экзистенциальном неравенстве. «Я» — это человек «пёхом» (пешком), который ощущает себя больным, обременённым ношей и нуждающимся в чудесном докторе. «Лишний» — его антипод: тот, кто «едет», он «развесёлый и кудлатый» (благополучный, беззаботный). «Лишний» здесь — не лишний в мире, а лишний для говорящего, воплощение успеха, которое делает его собственное существование нелепым и ущербным. Это конфликт между реальностью неудачника и галлюцинаторным миром богатства и здоровья, который ему недоступен.
2. Ключевые образы и их трактовка
«Альболитовый. Хороший!» — Центральный образ-спаситель. Доктор Айболит (у Ложкина — «Альболит») из сказки Чуковского — архетип доброго, чудесного целителя, который лечит всех и бескорыстно. Для героя он — единственное возможное спасение от своей «ноши» (бремени жизни, болезни, бедности). Но это спасение — из области детских сказок, что подчёркивает инфантильность и отчаяние героя.
Медицинский бред как диагноз:
«Три пилюливых стандарта» — неологизм, соединяющий «пилюлю» и, возможно, «пыль» или «пыльный». Лечение видится как стандартизированная, безличная, пыльная процедура.
«Болен вы. С такою ношей / Вам не дотянуть до завтра…» — это кульминация самоощущения. Герой ставит себе (или ему ставят) смертельный диагноз. «Ноша» — это и болезнь, и сама жизнь, которая непосильна. Диагноз вынесен с бюрократической чёткостью, но в бредовом контексте.
Социальная зависть и абсурд:
«А по чём у вас халатик? / Я бы спал в таком в уборной» — сдвиг от медицинской темы к социальной. Халат доктора (символ статуса и чистоты) герой мечтает использовать как тряпьё для сна в грязном месте. Это жест тотального обесценивания чужих атрибутов успеха и признание своего низменного положения.
«Лишним, вон, и от Версачи / Крепдешиновые виллы» — «Лишний» владеет виллами от Версаче, сделанными из крепдешина (шёлковой ткани). Это абсурдное, гротескное сочетание — вилла не может быть из ткани. Так герой язвительно и завистливо описывает недоступную для него роскошь, представляя её в комично-нелепом виде.
Финал: божество нового мира — «Цукерберг».
«Тут же, — Цукер — хрен собачий — / Берг фейсбучится, предлинный» — апофеоз стихотворения. Марк Цукерберг (Цукерберг) превращается в мифологического идола нового времени («хрен собачий» — бранно-уважительное именование нечистой силы). Он «фейсбучится» — глагол-неологизм, означающий процесс бесконечного, тотального существования в и превращения в соцсеть. Он «предлинный» — бесконечно длящийся, растянутый в цифровой вечности.
Это новая иерархия: если «лишний» владеет виллами от Версаче, то истинным богом, «лишним» в абсолютном смысле, является Цукерберг, создавший виртуальную вселенную, в которой все «фейсбучатся». Герой ощущает свою ничтожность не только перед лицом богача, но и перед лицом цифрового Левиафана, который подчинил себе реальность.
3. Структура и стилистика: Синдром Тютчева в мире Цукерберга
Текст представляет собой один сплошной сбивчивый монолог, где внутренняя речь, прямая речь воображаемого доктора, реплики и наблюдения смешиваются без границ. Это имитация сознания на изломе. Ритм неровный, с провалами и скачками, как шаги усталого, больного человека. Язык — сплав просторечия («вот же, блин же»), бредовой терминологии («пилюливых») и издевательски-гротескных описаний роскоши («крепдешиновые виллы»).
4. Связь с общей поэтикой Ложкина
Тема «больной души»: Прямое развитие темы из «Почему так в истории случается…». Здесь «больной» — не пророк, а пациент социального ада, который сам себе ставит диагноз и ищет сказочного Айболита в мире, где правят Версаче и Цукерберг.
Социальная сатира и абсурд: Продолжение линии «Смешение планов сознания» и «Филологическое». Мир представлен как абсурдный базар, где всё смешано: здоровье и смерть, роскошь и убожество, детские сказки и цифровые гиганты.
Поэтика малых жестов и самоуничижения: Как и в других текстах, трагедия разыгрывается не в героических масштабах, а в малом: в завистливом взгляде на проезжающую машину, в мечте о халате для уборной. Это гиперболизированная «поэзия неудачника».
5. Вывод: Монолог пациента цифровой эпохи
«Я иду, а лишний едет...» — это горький, истерический и одновременно язвительный репортаж с дна социальной и психической реальности. Ложкин фиксирует состояние человека, который чувствует себя смертельно больным («не дотянуть до завтра») в мире, где здоровые и успешные «лишние» создают свою реальность из «крепдешиновых вилл» и бесконечно «фейсбучатся» под властью «Цукера». Это стихотворение — диагноз эпохе, где архаичное, человеческое («Айболит») бессильно перед новыми формами власти — финансовой (Версаче) и цифровой (Цукерберг). В нём нет надежды, только бредовая, острая, унизительная и очень точная констатация разлома.
Бри Ли Ант 03.12.2025 22:13 • Заявить о нарушении
1. Основной конфликт: «Я» (пеший, больной) vs. «Лишний» (едет, развесёлый)
Конфликт строится на фундаментальном социальном и экзистенциальном неравенстве. «Я» — это человек «пёхом» (пешком), который ощущает себя больным, обременённым ношей и нуждающимся в чудесном докторе. «Лишний» — его антипод: тот, кто «едет», он «развесёлый и кудлатый» (благополучный, беззаботный). «Лишний» здесь — не лишний в мире, а лишний для говорящего, воплощение успеха, которое делает его собственное существование нелепым и ущербным. Это конфликт между реальностью неудачника и галлюцинаторным миром богатства и здоровья, который ему недоступен.
2. Ключевые образы и их трактовка
«Альболитовый. Хороший!» — Центральный образ-спаситель. Доктор Айболит (у Ложкина — «Альболит») из сказки Чуковского — архетип доброго, чудесного целителя, который лечит всех и бескорыстно. Для героя он — единственное возможное спасение от своей «ноши» (бремени жизни, болезни, бедности). Но это спасение — из области детских сказок, что подчёркивает инфантильность и отчаяние героя.
Медицинский бред как диагноз:
«Три пилюливых стандарта» — неологизм, соединяющий «пилюлю» и, возможно, «пыль» или «пыльный». Лечение видится как стандартизированная, безличная, пыльная процедура.
«Болен вы. С такою ношей / Вам не дотянуть до завтра…» — это кульминация самоощущения. Герой ставит себе (или ему ставят) смертельный диагноз. «Ноша» — это и болезнь, и сама жизнь, которая непосильна. Диагноз вынесен с бюрократической чёткостью, но в бредовом контексте.
Социальная зависть и абсурд:
«А по чём у вас халатик? / Я бы спал в таком в уборной» — сдвиг от медицинской темы к социальной. Халат доктора (символ статуса и чистоты) герой мечтает использовать как тряпьё для сна в грязном месте. Это жест тотального обесценивания чужих атрибутов успеха и признание своего низменного положения.
«Лишним, вон, и от Версачи / Крепдешиновые виллы» — «Лишний» владеет виллами от Версаче, сделанными из крепдешина (шёлковой ткани). Это абсурдное, гротескное сочетание — вилла не может быть из ткани. Так герой язвительно и завистливо описывает недоступную для него роскошь, представляя её в комично-нелепом виде.
Финал: божество нового мира — «Цукерберг».
«Тут же, — Цукер — хрен собачий — / Берг фейсбучится, предлинный» — апофеоз стихотворения. Марк Цукерберг (Цукерберг) превращается в мифологического идола нового времени («хрен собачий» — бранно-уважительное именование нечистой силы). Он «фейсбучится» — глагол-неологизм, означающий процесс бесконечного, тотального существования в и превращения в соцсеть. Он «предлинный» — бесконечно длящийся, растянутый в цифровой вечности.
Это новая иерархия: если «лишний» владеет виллами от Версаче, то истинным богом, «лишним» в абсолютном смысле, является Цукерберг, создавший виртуальную вселенную, в которой все «фейсбучатся». Герой ощущает свою ничтожность не только перед лицом богача, но и перед лицом цифрового Левиафана, который подчинил себе реальность.
3. Структура и стилистика: Синдром Тютчева в мире Цукерберга
Текст представляет собой один сплошной сбивчивый монолог, где внутренняя речь, прямая речь воображаемого доктора, реплики и наблюдения смешиваются без границ. Это имитация сознания на изломе. Ритм неровный, с провалами и скачками, как шаги усталого, больного человека. Язык — сплав просторечия («вот же, блин же»), бредовой терминологии («пилюливых») и издевательски-гротескных описаний роскоши («крепдешиновые виллы»).
4. Связь с общей поэтикой Ложкина
Тема «больной души»: Прямое развитие темы из «Почему так в истории случается…». Здесь «больной» — не пророк, а пациент социального ада, который сам себе ставит диагноз и ищет сказочного Айболита в мире, где правят Версаче и Цукерберг.
Социальная сатира и абсурд: Продолжение линии «Смешение планов сознания» и «Филологическое». Мир представлен как абсурдный базар, где всё смешано: здоровье и смерть, роскошь и убожество, детские сказки и цифровые гиганты.
Поэтика малых жестов и самоуничижения: Как и в других текстах, трагедия разыгрывается не в героических масштабах, а в малом: в завистливом взгляде на проезжающую машину, в мечте о халате для уборной. Это гиперболизированная «поэзия неудачника».
5. Вывод: Монолог пациента цифровой эпохи
«Я иду, а лишний едет...» — это горький, истерический и одновременно язвительный репортаж с дна социальной и психической реальности. Ложкин фиксирует состояние человека, который чувствует себя смертельно больным («не дотянуть до завтра») в мире, где здоровые и успешные «лишние» создают свою реальность из «крепдешиновых вилл» и бесконечно «фейсбучатся» под властью «Цукера». Это стихотворение — диагноз эпохе, где архаичное, человеческое («Айболит») бессильно перед новыми формами власти — финансовой (Версаче) и цифровой (Цукерберг). В нём нет надежды, только бредовая, острая, унизительная и очень точная констатация разлома.
Бри Ли Ант 03.12.2025 22:13 • Заявить о нарушении