Пред образом скорбящей Одигитрии и Христа во славе

(2-сторонний образ XII века. Греция. Кастория.)

«Откуду начну плакати окаянного моего жития деяний…» Откуду начну… и начну ли, впрочем… - так приближаемся  к Великому посту… В который уж год – при-ближаем-ся и ожидаем великих, потрясающих до оснований человеческого естества – слов Великого канона, что чуть ни физически - сотрясут нас в нашем нерадении, в нашем неведении о себе самих, в нежелании нашем созерцать и узнавать собственную греховность дабы изжить из себя, из-быть, из-гнать, из-вести из себя, из-бавиться от нестерпимых уже, не-сносных, совершенно не-пере-носимых греховных тягот… хоть бы от-части – освободиться от пут этих, ставших нашей – моей не-естественной природой, не-от-личимым от меня – моим – свойством. Откуду – начну плакати… и начну ли…
И вот: от слышания – вера, от слышания – со-трясение естества человеческих составов в нас. От слышания ли только… И вновь – обратимся, - обратим себя к образу, к этой памяти о дивной встрече с ним, произошедшей, вот уж более года – тому. Встрече с образом - удивительным, о-даривщим, о-сенившем нас дивно, у-дивишим нас… на Византийской выставке в Эрмитаже. Образом скорбящией – о-скорбленной Божией Матери из Кастории. Греческая Гостья или же Повелительница, Утешительница, У-кротительница наших грехов, У-веще-вательница наша. Откуду начну плакати, Царица Небесная, пред образом Твоим – о грехах наших… о грехе – моём… - начну.
И вот, вот – этот образ: последняя четверть XII века, Византия, срединная Греция, Кастория, - во глубине Второго Рима - произошедший к нам нынешним… Двусторонняя икона, отойти от которой не было никаких сил, никакой внутренней способности и возможности… воз-вращаться к которой было совершенно необходимо и естественно и желанно пре-бывать рядом… и вновь удаляться от неё вглубь выставочного «фельдмаршальского» зала в совершенной невозможности находиться… находить себя хоть сколько-нибудь продолжительно – вблизи… но возвращаться, возвращаться только к ней – вновь. Почти болезненно и нервически, со-трясённый образом, по возможности – повторял эти свои хождения в Эрмитаж, пока Она гостила у нас.
Двусторонний образ: скорбящая Одигитрия – на одной стороне и Христос во гробе – «Царь Славы» - на другой стороне иконы. Страстной образ, человеческий, о-человеченный , слишком о-человеченный, – перед нами. Слишком близкий. С лишком – пре-избыточно - про-явлено страдание, со-страдание Богоматери. Слишком явлено торжество Христа, упокоенного во гробе и пред-ставленного, пред-ставившего-Себя в образе Своём – нам. Откуду начну плакати – о себе? – так помышляем теперь. Пронзительный взор Богоматери отведён несколько в сторону от нас, но и отведённый – сокрушает сердце человека, при-ближающего–себя к образу. Не оставит этот взор действительно Девы – хрупкой, молодой девушки, - позволим себе это неподобное слово, - не оставит этот взор о-скорбленный страданием, превышающим человеческую возможность его пре-одолеть. Хрупкий лик. Тонкая, изящная шея, окутанная мафорием. Огромный, синего цвета нимб Матери Божией – со-прикасается с нимбом Богомладенца, сидящего на Ея коленях… Богомладенца – Христа, скорее – юноши, отмеченного невместимой нами умудрённостью… мудростью превыше человеческого разумения. Христос Эммануил на Ея коленах с внятно прописанным крестчатым нимбом, со свитком в левой руке, правой рукой – благословляет двуперстно. Правая рука Божией Матери написана тонкой плавью, настолько тонкой, что сквозь неё, внятно прочитываются складки мафория. Уже ли это следы живописных утрат и потёртости красочных слоёв? – или такова была нарочитая цель художника, творца символа –может ли быть, что не вполне осознанная им, но скорее - не вполне внятная теперь нам – цель. Не допустить в написании правой руки Божией Матери плотных красочных слоёв, но сделать Её жест как бы невесомым, про-зрачным, - не скажем при-зрачным, но про-ницаемым для нас. Невесомо отточен и усилен лёгкими пробелами, - едва прозрачен жест Её правой руки, воз-водящей к Не-познаваемому Богу, про-являющему Себя и явственно благо-словляющему нас – Богу. Крупная рука Божией Матери не доминирует над Её ликом… Несколько не естественно пре-поднесена она к благословляющей деснице Спасителя, немного при-поднята к благословляющему жесту и, прежде всего, прежде нас – Сама Божия Матерь вос-принимает благословление от Сына Своего. Левая рука обнимает ножки восседающего Христа. Вся фигура Богородицы как бы включает в себя из-ображение Сына, словно бы прижимает Она к Себе ребёнка, зная о том, что случится с Ним, про-зреваягрядущее, про-зревая и про-живая его, пред-существуя и присно пре-бывая в нём.
Младенец – на коленях Богородицы, в Её оьбъ-ятиях, но про-видит Мать крестное Его страдание., про-видит непереносимое… и скрбь на Ея челе, почти судорога – сводит брови, взор – отведён от предстоящего – вправо, в сторону от Сына и немного в сторону – от нас, грешных, со-зерцающих то, чего и не подобало бы видеть нам – саму, собственно – скорбь. Богомладенец – смотрит прямо, на – нас, - смотрит, несколько вскинув левую бровь, в-сматривается величественно, властно, из глубины грядущего пред-лежащего Ему страдания – в-сматривается, благословляя, в со-страстие наше, в подобо-страстие Ему. Зная о страданиях и о воскресении Своём грядущем , зная и при-внося нам это знание, вместе со стойкостью в вос-приятии Его. Вместе с подобо-стастием нашим – взывает наше подобо вос-кресению в Нём, со-воскрешению с Ним.
Суров лик Богомладенца – Спасителя, пре-одолевшего Свою боль, внёсшего – нам, в наше спасение Своё Бого-человечество. И Богоматерь, - Её человеческое естество, не способное перенести и пережить того, что пере-жить над-лежало Ей.  Возможно ли словом – о-писать, о-свидетельствовать то, что в-живую, - явлено в живо-писанном образе… и может ли слово, не в-падая в избыточную экстатичность, - расчитывать на хоть какую-то адекватность передачи, пре-поднесения, пре-дания видимого символа. Но достойно ли слова – оскоплять себя перед образом, изживать всяческую надежду и само дерзновение к возведению в символ и удовольствоваться лишь только тем, что неисходно пре-бывает в области рас-судочного… рассуждая лишь только о технологиях, истории создания и обстоящего событийного контекста, даже и о иконографических нюансах, о смысловых пре-поднесениях нам и о вос-хождениях через о-смысление и рассудочное у-своение символа… Не так, не на это – настроена и настраивает нас – икона… Откуду начну – плакати о грехах окаянного моего жития.  Плакати – воздыхая о себе – перед крестным страданием Бога, со-страдая, со-распинаясь въяве просыпающимся во грехе человеческим естеством своим – плакати… Пред ощущением страдающего Сына в человечестве Божией Матери – плакати о – себе, от-странённом. Сострадает нам лик, сведённой судорогой пред-ощущения, пред-ведения, пред-чувствия крестного убиения Сына. Воздержимся ли от человеческого со-переживания перед этим образом. Но и человеческое со-переживание, со-страдание перед образом – есть ли форма про-являемой – нами – любви, живой и тёплой любви нашей, составляющей собственно нашу веру, воз-делывающей веру нашу.
В верхней части образа к нимбу Божией Матери пре-подносят свои прикровенные облачениями руки два ангела, маленькие фигуры – в верхних углах иконного ковчега – при-касают-себя к нимбу Божией Матери – при-кровенными, со-крытыми руками. Здесь – знак и символ таинства со-прикосновения духовной сущности ангельского чина к про-сиявшей святости в человеческом естестве Богоматери. Нимб – символ святости в Богоматери – пересекается, с областью нимба Христа – Богомладенца, является фоном для про-явления нимба Христа. Можно бы сказать, что нимб Богомладенца про-явлен на половину – на фоне золотого Божественного естества – на общем фоне образа и на половину – на фоне нимба Богоматери. Нимб Спасителя на-кладывается на нимб Богоматери и как бы про-изводится из сияния нимба Богоматери. И, вместе с тем, фигура Богомладенца – умудрённого мужа во младенческом образе, – вос-седает, у-покоивает-Себя на коленях Божией Матери, словно бы на престоле славы и объ-ята Её рукой. Святость – как таинственный и непреступный свет – почитается ангелами. Ангелы при-касаются к святости – прикровенно. Таинственно это со-прикосновение ангельского чина и святости Богоматери… таинственно и неизъяснимо словом, пре-подано в символе – и довольно бы нам сего. О-посредовано покровом это со-прикосновение святости в человеке и ангельского чина. При-кровенно, сокрыто, утаено, - таинство – таинственно в самом символе, его про-являющем для нас. Ангелы, прикасающие себя к нимбу Богородицы, не несут с собою орудий страстей. Назвать это из-ображение «страствным»  по внешнему, «атрибутивному» иконографическому признаку – нельзя. «Страстным» это изображение делает исключительно – лик Божией Матери, лик, напряжённый, лик со-страдающий, ведающий о страданиях и как бы уже – про-живающий их. Лик пребывает внутри страстей Спаса, внутри страдания Сына, лик пред-ведающий о чуде в таинственных из-речениях Спасителя… о явленных и грядущих чудо – творениях, о ис-целениях больных, о вос-крешениях мертвых, о сонмах учеников, о ужасающих истязаниях и предательстве, о страшном распятии и положении во гроб… - обо всём этом – ведает Божия Матерь, ведает и несёт в Себе это ведение, содержа на коленях мудрого Богомладенца, - взрослого, величественно - проживающего Своё крестное страдание. Младенец как бы уже – прошёл сквозь предел человеческой боли, пронзил самое дно земного человеческого существования, которое есть погибель, - про-шёл сквозь эту погибель и вникнул, про-ник, триумфально и сокрушительно - вос-шествовал в жизнь вечную, в воскресение. Изнутри этого про-хождения, изнутри этого опытного нашего взаимного постижения и про-никновения Спаситель – благословляет нас.
Центральным значимым символом, смысловым средо-точием иконы является благословляющий жест Христа – Богомладенца. Действительно, если мысленно построить некий логически – геометрический центр иконного ковчега, - этим центром будет двуперстное благословение, - к нему при-поднимается десница Богоматери, к нему же – устремлён свиток в левой руке Богомладенца, - свиток, содержащий в себе некое не явленное нам воз-водящее свидетельсвтво о таинстве про-речений, от-кровений, про-мышления Божьего о свершившемся, совершающемся и о том, чему должно быть совершённым. Здесь – символ таинства, воз-водящего к непосредственному, не-о-посредованному – от-кровенному благо-словению Христа. Эта символика проста и таинственна… очень немногословна и чрезвычайно красно-речива, глубока… и на поверхности сосредоточенного символа, воз-вышается над символом, - образ, - пре-восходит символизм чувственное, страдательное, человеческое, девическое лицо Божией Матери. На изящной тонкой шее с нежными чертами в овале Её лица, в написании губ… и судорожно сведённых морщинах лба и линиях Её бровей, свидетельства о нестерпимом, не-пере-носимом в человеке мучении, со-страдании, совместном страдании Матери и Сына. От-ведены от нас Ея очи, смотрят в сторону, - словно бы не снести нам прямого взирания этих очей, не пред-назначены этот взгляд нам, - мы перед ним – только случайные и недостойные свидетели того, о чём знать нам не должно. Словно бы невозможно ни воспринять нашим чувствилищам и самим - пережить нам эту боль Матери, встретившись во-очию, око-в око. Гляда в упор на пред-стоящего, не к пред-стоящему это в-зирание Матери Божией, не выражает, не износит из себя, не при-вносит нам Своего страдания Матерь Божия… лишь свидетельствует нам, случайным со-зерцателям образа. И мы, недостойные сего, - видим страдательное про-явление Её содрагающегося естества… и не отвратим ли очей, если без-участно стоим перед видимым, у-стыжённые. Этим взглядом – мимо текущим, - прочь нашего окамененного нечувствия. Но можем ли не со-пережить, не принять в себя частицу Её мучения, словно бы личного прохождения с Нею и Сыном – сквозь смертную муку, сквозь рождение Его в смерть и про-хождение сквозь смертную теснину – в пространство жизни вечной. Перед нами собственно – судорога этого смертного у-теснения и у-казания – пути сквозь неё, сквозь смерть – к вос-кресению и жизни вечной, чаемой, как прочитываем в нашем credo… прочитываем после всякого пробуждения ото сна – символа умирания… перед вос-кресением со Христом в вос-приятии Святых Даров – прочитывает и утверждаем, из-носим из себя соборне – свидетельства о чаемом – воскресении через о-доление смерти, через про-хождения сквозь неё во-след за Христом… про-читываем, про-певаем соборне, про-износим из себя слово о чаемом, воз-глашаем – и приступаем со страхом и верою.
Обратная сторона иконы – тело усопшего Христа. Тело Его и нимб написаны единым телесным золотисто – охристым колером., без разделения на цветовые нюансы, симолические свойства изображения святости и живописания лика. Этот же цвет, использованный для написания тела, лика и нимба – использован и при написании пробелов – золотых нитей в волосах Сасителя. Мёртввый человек… умерший Бог… - мёртв ли – перед нами. Волосы Спасителя разделены золотистыми прядями – так близко, привычно, знакомо нам, - в иконах мы встречаем этот из-образительный приём, любим его в образах, близких по времени создания к касторской Одигитрии, - в образе Нерукотворного Спаса новгородского, образе «Ангела Золотые Власы». Мертво ли тело Христа пред нами, отъ-единена ли от него душа, оставили ли его дух. Живо - слегка вскинута левая бровь усопшего, уснувшего лика, - так же, как и левая бровь благословляющего Богомладенца, в-зирающего в нас на коленях Одигитрии. Изящно, если позволительно так сказать об этом, - тонко изогнута бровь усопшего, стловно бы из-ображает со-кровеннцю мысль, саму жизни, слегка при-кровенную веком очей. Трепещет и мерцает, брезжит едва внятно нам, едва распознаваемо - неотъемлемое бытие Бога в образе усопшего Христа, - несёт в себе несомненное состояние внутренней жизни, не оставившей усопшего… спит Христос во гробе, - царственным сном Царя Славы – утаив от нас смертию Своею неотъемлемое Своё бытие, - с спит к воскресному пробуждению. Сосредоточив в смертной тишине воз-растающее триумфальное над погибелью пробуждение… - спит. И, словно бы – тонко - трепещет исчезающий смертный сон на веках очей Спасителя, - вот ещё мгновение в очах наших – и воспрянет от глубокого наклона Его глава – и войдёт Он всем Своим человеческим и Бого-человеческим естеством сквозь смерть – в самое жерло ада, самое нутро смерти, в самое глубинное чрево не-бытия – про-никнет Своею жизнью, - и взорвётся погибель, воспринявшая, впустившая в себя Жизнь Его. Не устоит пред этим вхождением, про-никновением Бога… изнутри будет – одолён и повержен, сокрушён – ад, в момент рас-крытия этих очей – взорван, поруган, «огорчён» и «у-празднён» - оставлен в праздном неделании перед Вошедшим сокрушительно. «Где его победа!» - воскликнем тогда со Златоустом. Праздному аду – не будет пищи во Христе… ничего сродного не найдёт он в Боге, ничем не напитает свою ненасытность… Победительно Царь Славы – упокоен в образе перед нами. Упокоен и сей час – пробудится – здесь.  Пробудится и – вос-креснет.
Можно ди добавить что-либо к сказанному. Можно ли и достойно ли – говорить об образе перед ним… Не расточаем ли вымолвленными словами - молитвы, не у-праздняем ли откровения сердечного мёртвым словом перед Богом живым… про-говаривая слова перед образом Его жизни… Веруем, что не под-меняем одно – другим, не запруживаем словами течения нашей мысли, нашей молитвы, нашего сердечного у-стремления перед образом. Пытаем-себя рас-пространить далее, к Перво-образу, рас-крывая себя к Нему, рас-терзывая собственное окамененное естество – к про-буждению, вос-кресению и вос-шествию Христа. Но чем выше наше именование видимого – тем более образ со-ответствует нашему почитанию и нам. Роскрышь собственного живого образа – перед образом Бога в иконе – вот, что достойно со-творять молящимся здесь, образо-творцам по природному пред-назначению своему, при-касающимся к образу живописному, столь откровенному перед нами.
Видим же, видим – об-рамление этого образа. Красным киноварно – обжигающим цветом – о-черчены поля иконы и со стороны Одигитрии, и со стороны образа Царя Славы. Более внутри ковчега иконы – не встречается этот алый, обжигающий, опаляющий цвет. Именно в точке, на поверхности при-ближения и со-прикасания и области мiра, меня и пространства образа – это поле, это горящее киноварное поле, разделяющее мiр тварный, профанный, самого меня, предстоящего – и мир не от мiра, про-явленный образом в ковчеге. Существует эта грань, как не допущение к не-подобному не подобающему дерхновению, как о-стращающий символ о-даривания страхом Господним вблизи Бога, сокровенного образом. Со-прикосновение мiра и образа происходит на самой грани этой, на предельно малом у-далении от ковчега, в точке близ-лежащей к ковчегу, в киноварном иконном поле, о-сязаемом нашими губами, в точке приложения наших уст к из-ображению. Эта грань – граница со-прикосновения образов – есть иконное поле алого цвета, внутри которого – в-мещён образ. О-граничивающий нас образ – внятно, геометрически выверенно, алым цветом артикулировано, - о-значивает, об-о-значивает грань со-прикасающихся миров. Воспомним здесь об образе Владимирской иконы Божией матери. Исследователи относят время создания его к периоду, близкому времени создания нашей Касторской Одигитрии. Вспомним огромные, широкие поля Владимирского образа, также выкрашенные киноварным колером. Огромное поле Владимирской иконы… и тонкие обжигающе – алые поля иконы из Кастории. Различна ширина полей, но едино-образно понимания поля, как ближайшего символического пространства приникания образа и мiра, физического со-прикосновения, взаимного проникновения образа иконы и образа в человеке, предстояшем, приникающем. Уже за – границей этого киноварного поля, за гранью мiра, за гранью со-прикосновения – область написания ангелов, внутри области видимой, но благочестиво уже не-доступной нам – со-прикасаются покровенные руки ангелов и нимб Божией Матери.
Изображение Скорбящей Божией Матери, можно так сказать, - отцентрировано по оси иконного ковчега, - нимб Её находится по центральной оси и верхняя часть нимба почти со-прикасается с алой обводкой образа на его полях… почти со-прикасается, - малое пространство от-деляет ковчег – область символической святости от пространства со-прикосновения мира вне-образного – с образом. Иное устроение пространства изображения мы видим на обратной стороне иконы. Голова Спасителя при-клонена к Его правому плечу и всё изображение не отцентрировано, от-клонено от центральной оси, будто бы динамически раз-балансировано, содержит в себе потенциал про-движения в символическом пространстве. Смещён и нимб Спасителя, от-делён от правого поля иконы, где прописан тёмный крест, почти сливающийся с мрачно – синим фоном. В левой части иконного ковчега нимб со-прикасается с обводкой… здесь, в области со-прикосновения – очень значительны утраты красочного слоя и нам оставлены тем обширные пространства для домысливания о былом, исчезнувшем символе. По совершенно малому фрагменту оставшейся живописи на этом участке мы можем судить о том, что нимб Спасителя, скорее всего, не нахлёстывался на алую обводку, не исключал ей, но как бы – исчезал под нею, не прописанный до конца, - алой обводкой поля, наложенной верхним красочным слоем - размыкалась окружность нимба, контур поля – накладывался сверху и символ исчезал под обводкой… Первенствовала – настороженность о – страстка наша, символическое огненное от-деление предстоящего от из-ображения. Область святости фактически – со-прикасалась с алой обводкой… и, значит, о-посредованно этой алой линией со-прикосновения – со-единялась с пред-стоящим миром. Этот нюанс видится чрезвычайно значимым и мы не можем не обратить на него внимания.
Заметим ещё: нимбы со стороны образа Одигитрии и со стороны Царя Славы – разного цвета. Осмыслим значимость этого символа, этой цветовой инверсии знака. Синие нимбы Богомладенца и Одигитрии. Золотой цвет нимба Царя Славы. Страстное – изображение в Одигитрии… Пре-славное – в умершем теле. Умер ли Христос» Не рыдай Мене , Мати, во гробе зрящи… Царь Славы – пред нами, - славою – про-сиял Его нимб. Пре-одолел страдание Христос – на грани просыпания, про-буждения – перед нами, на грани исхода из успения – Его естество. Такое впечатление, что уже – дрожат Его веки, брови и всё лицо – свидетельствует о внутреннем биении пробужденной жизни, почти не про-явленной в этом про-буждении. Ещё миг – и вос-станет Он во славе Своей, - уже про-сиял Его нимб, уже при-поднята Его бровь… дыхание – уже вливается в Его ноздри и наполняет Его грудь. Нет никаких признаков обез-силенной, убитой плоти, обез-славленного смертью человеческого естества. Спит Христос – и не умер Он – на самой грани вос-кресения – спит.
Несомненно – распознаётся убедительный символ, заложенный к нашему восприятию, символ, созданный нарочито, талантливо, - прочитывается при усвоении, осознании одновременно – двух граней, двух сторон этой двусторонней иконы. Понятно, что невозможно предстать двум граням иконы единовременно, но осознавать, объять обе грани образа своим сознаванием, вос-принимать их в символическом значении – возможно вполне. Имеем в виду цветовое решение образного пространство сторон иконы, некое взаиное пре-вращение, ин-версию цвета в основных составляющих живописи этих образов: фонов и, условно говоря, нимбов… Это же замечание относится и к цветовому составу личной живописи. Образ Богоматери Скорбящей написан на светлом фоне золотистой охры, - на этом царственном, победительном и убедительном фоне золотого отлива – про-явлены тёмные, синие нимбы, сгустившийся лазурит о-мраченной синевы , внутри которой – написан лик Богоматери. Внутри подобного же цвета нимба – рас-цвечен и выделен крестчатый нимб Богомладенца – отрока Эммануила, благословляющего. Золотой кресчатый знак – вписан внутрь сгустившейся синевы нимба Спасителя – вновь употребим это сравнение, - изнутри этогоцветового сгущения – про-явлен лик Христа. Иное цветовое устроение образа видим на обратной стороне иконы, где цвет нимбов Одигитрии и Богомладенца – переходят в цвет фона и цвет фона образа Одигитрии становятся цаетом нимба и тела Христа. Тёмно синий цвет фона вокруг мёртвого тела Спасителя, оттеняет, контрастно вы-являет фигуру и нимб Спасителя, - этот образ неожиданно именуется Царём Славы и именование это требует особенного о-сознания. Сила Господняя в немощи со-вершается  - так про-ясняем мы себе это, казалось бы, не вполне внятное именование образа. Вокруг – тёмный сгустившийся фон – на нём почти не прочитывается очертание креста Христова позади Его фигуры, справа от нас. Крест как бы растворён во мраке, окружающем Христа, со-цветен, со-природен страданию и ужасу – мраку, изнутри которого – разверзается нам явление воскресения, рас-крывается Слава Божия. Чем гуще тьма, тем ближе Бог… Чем ночь темней, тем ярче звёзды, - вспоминаем известное. Вот из этой темноты, распахнувшей себя, вместившей в себя смерть Христа – внятным контрастом особенно явственно вы-является цвет Славы Христовой. Умершее тело, внутри него мы безусловно - прочитываем живую Жизнь, не возможно нам назвать это тело – мёртвым, внутри него – живёт и бьётся царственное бытие, - эти глаза вот-вот раскроются перед нами. Живая – глава склонена к правому плечу. Тело, лик, сами струи ассиста Его волос написаны тем же символическим «золотом», что и нимб. Золото сияния славы Божией, святости Божественного естества – не передаётся к восприятию иначе, как через символ нимба –этот же золотой сиятельный цвет нимба использван в роскрыши тела Спасителя. Вот такое взаимное обращение пре-вращение цвета – создаёт некий объём и полноту символизма. Повторимся, на едином иконном пространстве, с разных сторон его, обращённых к нам, отъёдинённые друг от друга, но мысленно воспринимаемые нами нераздельно, - из-ображены разные грани, разные наполнения, пред-посылки к символическому про-яснению нашего со-знания, о-сознавания перед образом… со-знания со Христом. Торжествующая благодать про-явлена на одной грани образа - пред-ощущением скорби и грядущего Воскресения. На противо-положной стороне образа: сгустившаяся скорбь, страсть, ужас и сама смерть, погрузившая в себя человечество Богочеловека – не в силах одолеть Христа в Его силе, не возможет за-тмить Его славы. Не может объять Его святость, не может вынести Бога внутри себя… - не выносим, не сносен для смерти, внутри сгустившейся тьмы – Бог. Но не воспримем же этот двугранный, объёмный символ, как некое у-равно-вешивание святости и иного, противо-положенного пространств, как у-равнивание тьмы и света, - не к тому, не об этом – символ перед нами. Не уравнены Бог и противник Его – это тема к отдельному размышлению, которое затруднительно и, как представляется, опасно, затрагивать вскользь, на основании одного лишь распознанного символа. Выскажемся лишь кратко и определённо. Бог не смешиваем со злом, тьма, объявшая умершего Христа, со-держащая про-славленное в успении тело тьма – не есть Бог. В руцы Твои предаю дух Мой – не означает, что руки Господние – казнят Сына. Так – вос-примем этот символ, пред-назначенный более к молитвенному приниканию, чем к разумному у-яснению, - но не оставим этого символа вне нашего внимания, сосредоточивая своё понимание на со-вмешении смыслов обеих смысловых граней иконы в инверсии цвета, о-значивающего символ.
В этих образах – сокровенно и не от-ображено всё, что несколько вторично, что составляет земное бытие Божией Матери: вос-питание Младенца, воз-растание Его, вос-стание Мужа _ Учителя Христа на проповедь… крестные муки, снятие со креста и положение во гроб… - всё это не явлено здесь, но от-ображено единым очертанием бровй Божией Матери, выражением Её взгляда, судорожным сведением чела, подбородка, страстным от-ведением отнас Её взора… - всё это в-мещено здесь и от-ображено так искренне, откровенно, человечески непосредственно и близко нам по-человечески. Не может не отозваться увиденное в нас, не может встреченный образ оставить встретившего – прежним, не изменив не запечатлев себя. Не может человек, соприкоснувшийся с образом – отойти от него таким же, каким он подошёл к иконе, пусть и стиснутой в музейных узилищах. И пленённым образом – Богоматерь - пришла к нам, пусть не к совершению Богослужений и литургических действий, не к молитвословию перед Ней, ноу одному только созерцанию и молитво-мыслию предстоящих в музейных экспозициях. Пришла к нам Богоматерь из Кастории… и не отойдём прежними, встретившие Её приход. Умягчатся ли наши злые сердца, со-зерцая Её. От-зовутся ли наши глубины.
Грядёт и – движется в величавом течении Великий пост. Одним вос-поминанием об увиденном образе, одним поминовением о нём вос-трепетало сердце и душа,  благодарно и со-чувственно… это ли человеческое про-явление душевных ощущений… содержит ли хотя бы начаток должного нам духовного делания или одно только само-разжение недолжных в молитве чувств от вос-поминания об увиденном из-ображённом страдании, облечённом в форму духовного символа. Умягчается ли, хоть бы к посту, злобствующее сердце моё увиденным и ожившим в воспоминании… умягчится ли, наконец, начнёт ли от этого у-мягчения – плакати о грехах своих. Откуду начну… и смогу ли не начать, умягчённый одним лишь вос-поминанием об увиденном однажды. Смутимся виденным… и , быть может, довольно сего – новоначальному, причина слёз которого темна и неудобовразумительна. И случится ли во мне таковой - отзыв образу, как деятельное со-чувствие созерцаемой страсти, со-переживание, молитвенное со-страдание, жаление Бога и со-страдание скорби Матери Божьей, как от-зыв, как со-чувствие, со-переживание, отражённое чувствами, на-ведённое со-переживание, сим-патия – со-страстие моё.
Течёт Великий пост… чинно, по-следовательно, по-степенно и величественно – восходит к триумфальному торжеству. Хорошо и рассуждать об этом образе в подобающий день и подобающий час, по-следующий за Вос-шествием в Иерусалим, на исходе Страстной седмицы, в день страстей Спасителя – тогда - будет выставлен образ Скорбящей Богоматери на все-общее, соборное обо-зрение… на молитвенное по-трясение пред-стоящих перед ним. Нынче же – памятуем о том, как усоп Лазарь и из-ведён из четырёхдневной темницы своей смерти. К прославлению Христа, Бога чудо-творящего, Который и Сам во след за Лазарем – про-делает тот путь, что прообразовательно – со-делал с ним...  так – памятуем нынче, в Лазареву субботу поста. Сам Бог, лично – пройдёт сквозь теснину смерти – и воскресает Он перед нами… в нас – во гробе нашей души, – веруем, - воскреснет Он. Сколь у-местно изображение скорбящей Богоматери – именно сегодня, в субботу Лазаря, сколь уместно пред-чувствование скорби в бытии без-скорбном, в бытии обыкновенном, в существовании обыденном – пред-чувствование воскрешения Христа, и неизбежного вхождения, проникновения в воскрешение через смерть. Победа над смертью чествуется уже сего-дня, в субботу Лазаря четверодневного. Со-трясены составы людей, видевших, ощущающих смерть, обоняющих её тле-творный запах. Уже – смердит… и нестерпимо это зло-воние для человека, видящего, как отворена гробница и слышащего воз-глашение Христа: гласом великим: «Ла;заре, гряди; во;нъ!»… И исходит Лазарь из тьмы гробовой… в-никает в нашу обыденность, как не-вместимое чудо. И со-трясены составы видящих это. Гробница – распахнута, изжита жизнью – смерть, пре-одолена повелительным воз-глашением Христа: Гряди! Вон! – и, повинуясь Слову Бога Слова Христа, - ис-ходит из смерти своей - Лазарь. Сотрясены утробы и чувствия всех со-присутствующих этому ис-хождению. К этому же исходу – обращена, у-стремлена десница Божией Матери скорбящей, - к этой радости одоления смерти воз-водит нас Её жест, - этою радостию о—даривает нас вертикально устремлённое и к нам – рас-пространённое благо-словляющее двуперстие Богомладенца. На эту радость – указует воз-водящий наше разумение таинственный свиток в левой руке Христа - Эммануила.  Изнутри этой радости – сурово и победительно – властно – в-зирает в нас, в-сматривается в нас благо-словляющий Богомладенец, у-венчанный крестчатым нимбом. Понуждаемы этим образом, в-дохнавляемы, об-рамляемы, во-ображаемы им, активно – сотрясены наши утробы пред-видением страдания в страдальческом лике Божией Матери, сурового лика Младенца. И об-надёживается всё естество наше – включённое в охватывающий нас, вос-принимающий нас - символ… Смердит уже… смердит – наше недо-мыслие, наше пре-бывание во грехе не – вос- приимчивости Господа, наше недо-верие и неведение пред-вещаемого нам вос-крешения. Нам – смердит смерть, при нас, для нас пре-возможена она, избыто это смертное зло-воние, раз-веяно, как пепел не-бытия… И ис-ходит жительствующий – живой Лазарь к торжествованию продолжающегося бытия и к утверждению нас… и об-надёженных, и у-веренных о Господе.
Жив Господь, и в погибели смертной – победительно – жив, - об этом свидетельствует нам Его из-ображение. И вновь вспомним здесь: если существует Троица Рублёва, значит: существует Бог! Продолжим же, сообразное увиденному нами: если есть Царь Славы, во гробе – спящий неусыпно… - значит: есть вос-кресение Христово! Предъ-явлена нам Жизнь, растущая, набухающая святостью и о-живо-творяющая наспред-возвещением вос-крешения нашего во Христе и со Христом – милостию Его. Да не отпадём же тогда! Да не примем без-участно, да сотрясёмся же в составах своих вместе со скорбящей Матерью Господней. Вот, сей час – рас-пахнутся веки Царя Славы, царствующего в сени смертной… Сей час – про-изойдёт жизнью росток вечного существования – Он Сам… и крест про-цветающий – про-цветёт. На самой грани этого пред-существования, на грани распахивающейся Вечности – задерживаемся в мгновении Лазаревой субботы, пред-восхищая и пред-чувствуя царственное триумфальное вос-шествие мира Божьего, что не от мiра сего в наш, в сей мiр. В-зываем чаемого Царствия Божьего, «яко на небеси и на земли» - чаемого и наступающего уже – завтра же – пред-стоящего – нам вос-кресения Вербного. Да воскликнем же тогда, с возможно полно-ценным осознаванием – воскликнем, сотрясённые в своих не-зыблемых составах и нечувствительных остовах потревоженные… Воз-бужденные  к встрече Христа, воз-бужденные образом Скорбящей, - огненно и искренне, от всей полноты сердечной, нестерпимой и неудержимой – про-изнесём из сокровенных глубин… Вос-кликнем соборне – завтра же: Осанна в вышних! Осанна…
…со-страдание Богу перед образом Его страсти, со-страстие, умягчающее злое сердце, наполняющее его теплотой, делающее его вос-приимчивым к Богу… со-страдание, рас-пространяющее серце, раз-верзающее утробу сердечную к вос-приятию видимого и открывающегося. Рас-положенность к вос-приятию доверчивого таинства. О том ли – помышляем перед видимым образом… Это ли – предмет со-вместного делания образа Божьего в человеке и образа Божьего, коему пред-стоит человек. Не пренести видимого в постоянном пре-бывании перед этим из-ображением… На малое благо-приятное время Великого поста при-открывается предъ-является этот образ… И не на весь пост, но лишь на Страстную седмицу, перед самым вос-кресением со-переживаемым в полноте причащения – полагаем так, что - возможно перенести видимое, находить себя вблизи этого образа, пред – ведая и пред-чувствую Пасху Христову.
Наше (моё) недостоинство – предложить образу, предъ-явить перед ним - ему ли?, - при-ложить, ужаснувшись… но и обнадёжившись распознаванием образа в себе самом… Мимо нас глядит Божия Матерь, в сторону – страну далече от нас…Но – прилагаемся – прикладываем уста свои к иконе, припадая к деснице путеводительствующей, вос-носящейся, возводящей ко Христу. К живо-писанной деснице, пусть бы столь прозрачной плавью раскрытой, но не призрачной вовсе – к деснице - припадаем, восходя этим путеводствующим жестом – к перстам Спасителя, благословляющим нас…
Свидимся ли ещё когда-то… сведёмся ли неизведанными путями друг ко другу, уведаем ли взаимно и не гадательно, как улыбнётся Первообраз о встрече нашей… и не позабудем ли тогда друг о друге внутри этой улыбки… Уже ли на грани идоло-служения, идоло-почитания этот всхлип! Образу Твоему – поклоняюсь, к Тебе Самой возводящему и к Сыну Твоему – к моему личному Богу… Пред образом Твоим предстою, его – почитаю, словно бы во врата преизрядно откровенные за тонкой завесой видимого – робко, но искренне - скребусь нечаянной молитвой: «Откуду начну плакати окаянного моего жития деяний…»




Промозглая персть Великим постом грустит о весне.
Уже ли во мне, вместилище грёз, печального света,
В без-путной душе – руины тепла Господнего лета, -
Как вопль о себе – не-смысленный бред в без-совестном сне.
Где дар мой зарыт, забыт, погребён – в пучине, на дне
В кромешной душе, - там Божий престол и мерзость пригрета.
Шевелится плач, как мартовский дождь в обличье сонета
И льётся, стыдясь прохладной строфы, от сердца – вовне.

Кому – обращу без-удержный стих, сплетая венок…
Расслышанным быть надежду – прими, болезный, гласящий, -
Не молкни, рыдай, живой нахтигаль на севере диком,
Что кокон тугой – свивая себе из трепетных строк.
Вдруг! Чудо во мгле, - се: образ – воз-ник Царицы скорбящей…
Бытийствует Бог над смертью моей внимательным ликом.

+ + +


ЛИК ПРЕЧИСТОЙ

Промозглая персть Великим постом грустит о весне, -
Вот – образ её: Прекрасная Мать... Пречистая Дева…
Дитя – на руках – невиданный плод сокрытого древа, -
И виждь и вкуси, со страхом – укрой в своей глубине…
Но взор – отвела. Пред-узнано что в непрожитом дне? -
Быть может, итог моей пустоты и Божьего гнева.
О вере – пою… Кимвалом звенят, бряцают напевы,
Когда не вос-прял от смерти своей, реальной вполне.

Мерцают слова… и разум впотьмах, а голосом лживым
Пред ликом Твоим и взором Твоих пре-скорбных очей
Смогу ли дерзать, смолу ль, испросив, – воз-жаждать ответа…
Источники слёз без-донны, тихи: у Господа живы
Текущие с Ним… - се чада Его… и ты ли ничей… -
Ужель обо мне, вместилище грёз, печального света.

+ + +


ДЕСНИЦА БОГОМАТЕРИ

Уже ли ко мне, вместилищу грёз, печального света,
В без-путную топь, в теснину тоски без-местнейших мест, -
Когда-то и здесь – царил, полыхал и звал благо-вест…
А нынче – хандра в затишье души – унынья примета, -
Ужель для меня, как лествица – мне – десница воздета,
Из ямы – моей возводит горе спасительный жест…
Я, Он и Она! И царственный путь известен, отверст, -
В-никаю в него и благо-дарю молитвой пропетой.

Как трепетный знак прямого пути, внушительный символ, -
Прозрачная плавь… - в-зываешь, влечёшь на встречу к Нему,
Да сделаю – шаг, - иного  не ждёшь, не жаждешь ответа.
Он Сам – низойдёт и про-изнесёт улыбчиво: мир – вам!
Ужель этих слов и Слово – Его тогда не приму
В без-путной душе, в руинах тепла Господнего лета.

+ + +


ДЕСНИЦА ХРИСТА

В без-путной душе – руины тепла Господнего лета.
О чём вопрошу… Стенаю о Ком? Жалею и жду.
В без-видной глуши… - покойной судьбы в уютном чаду?
Иль света во тьме, живого дождя в тоске пусто-цвета?
Уже ль прорастёт плодами во мне, хоть малым куплетом
Пред ликом Его - достойная стать, с собою в ладу
Листвою шурша в прекрасном саду у всех на виду,
Усердием рук, заботой - Его и песней – согрета…

Довльно мечтать унылой строфой в пустой ворожбе.
Вот: образ и жест – ковчег отворён в Его средо-точье,
В Его полноте, что не понести, в Его – новизне, -
К Нему – припаду, да не растворюсь в прогорклой судьбе.
Я - вижу – Его. И не обманусь без-выходной ночью.
Что вопль о себе? – несмысленный бред в без-совестном сне.

+ + +


СО-ЧЕТАНИЕ НИМБОВ

Как вопль о себе несмысленный бред в без-совестном сне.
Унынье души, рас-сеянный взор, молчания приступ.
Ужель – пустота во веки веков… и ныне, и присно…
Опять ужаснусь: рождается ночь, как символ в окне.
И холод, и глушь в печальной груди, в её валуне.
Лишь путы путей на Божьих стезях всё также – кремнисты.
Но шаг мой – упрям, покуда – дышу, угрюм и неистов…
Уже ль – уступлю молитву – своей о ней - болтовне…

Сияния – знак: вот – крестчатый нимб ко мне при-внесён,
На фоне его – о-значенный свет Небесной Царицы,
Как будто в тени, - за Древом Креста из-вестно Жене
О Чаше Его… о боли – моей… - трепещет позём,
Лазоревый свет – струится в него, ложится на лица, -
Зде - дар мой зарыт, забыт, погребён в пучине, на дне.

+ + +


АНГЕЛЫ И НИМБ СКОРБЯЩЕЙ

Где дар мой зарыт, забыт, погребён… в пучине, на дне
Упрятан, сокрыт и тленно смердит в каком погребенье? –
Пустая мечта о верном пути, пре-красном мгновенье, -
От Смысла отпав, бряцают слова в ничтожной цене…
Арх-ангельский чин… об-личье его в такой белизне, -
Про-явлено вдруг у нимба Ея их крыл мановенье,
Покровы их рук опущены в глубь живаго свеченья.
Се – образ таков – в моей нищете на-гляден вполне.

Пред ним устою ль, раз-венчанный царь, рас-христанный аз.
Вос-приняв Его, не я ли – распял в сердечной темнице.
Так скорбь обо мне? – и, значит, - уздой наброшено вето
На ропот и вздор… - Она отвела простор Своих глаз,
Но жалость Её  - пре-выше надежд, не смотрит на лица
Кромешной души, где Божий престол и мерзость пригрета.

+ + +


ЛЕВАЯ РУКА БОГОМАТЕРИ – ПРЕСТОЛ СПАСИТЕЛЯ И СУДИИ

В кромешной душе, - там Божий престол… и мерзость – пригрета
Усопший - смердит, без-волен и нем, поверженный дух
В-грызается в прах, змеится, что червь, ужасен и глух, -
В-зывай ни в-зывай – не может вос-прять… не ищет совета, -
На нём искони, как свойство, как знак – при-родная мета:
У-своенный грех и жажды о нём не выскажешь вслух,
Слагая дела по букве смертей в несносный гроссбух
Всё красишь – себя… не встретишь вовне ужасней портрета

Ладонь – предо мной, - приемлющий жест, как Чаша, глубок.
Вот – под-линник мой, не познанный текст, не прожитый символ, -
Уже ли – искал для красок живых себе – трафарета.
В-никаю, теку… о-формлен, объ-ят мой дикий лубок.
И не воз-ропщу, пред-ставив себя Господствам и Силам…
Шевелится плач, как мартовский дождь в обличье сонета.

+ + +


СВИТОК В РУКЕ БОГОМЛАДЕНЦА

Шевелится плач, как мартовский дождь в обличье сонета.
Туманная взвесь и морось – и снег когда-то вдохнул, .
Тоске о себе промозглую клеть, шутя, распахнул…
Про-ветренный дом, родной эрмитаж, утробу аскета…
И злоба – вошла, как тонкий сквозняк, как жало стилета,
Про-никла в нутро, со-делалась – мной, когда я уснул.
И вот – не раскрыть ни вежд, ни души… без-донно – тонул
Мой бедный Адам… без-виден проток в без-вестности где-то.

Соломинкой – здесь… паучья нить – в падучей глуши.
Забрезживший знак природы иной как свиток предъ-явлен,
Что солнечный блик в пещере пустой на склизкой стене, -
О нём – умолчи, о нём – возрыдай, о нём не пиши… -
Воз-водит собой… и песня – растёт, хоть голос печален –
Он льётся, стыдясь прохладной строфы от сердца – вовне.

+ + +


ИНВЕРСИЯ ЦВЕТА НИМБОВ И ФОНА

Как? – льётся, стыдясь прохладной строфы, от сердца – вовне
Речение слов о зле и добре, о воле Господней
И воле – моей пред ликом Его в моей пре-исподней…
Как в панцирь пустой природой – в-мещён в пре-скорбной вине.
Пред Ликом – лицо, как образ - Его… ужель наравне.
Когда не - сравним, подобен кому? Всегда, как сего дня
В-зирая, вгляжусь… и про-изнесу, вдыхая свободней,
Горячее: Бог! – и Имя – впущу в просторном огне…

Повысветлен фон, а нимб – о-мрачён пред-веденьем смерти,
Но крестчатый знак рас-крыт, рас-простёрт, со-держит сусаль.
Над немощью букв – победа Его и жизни исток.
При-идите – вси… со стахом – вкусить… в-местившие – верьте.
В составы и кровь в-никает Его природа и даль, -
К Нему – обращу без-удержный стих, сплетая венок.

+ + +


АССИСТ НА ВОЛОСАХ СПАСИТЕЛЯ

К Нему – обращу без-удержный стих, сплетая венок.
К Нему – просочусь остылой душой, о-скорбленной речью.
Рас-пластан, разъят… При гробе Его – лишь боль человечья
Исходит, как жизнь, струится из ран, течёт между строк.
Предъ-явлена ложь. Пульсирует ритм, преступно высок.
Без-стыжей гурьбой сомненья – в упор – сражают картечью
Всю немощь мою, весь «ангельский чин», всю робость овечью:
Вот – гибель моя – во аде – Христос – у-ниженный – Бог…

Сиянье чела, всё тело, как нимб и ассист пре-дивный.
Дождём – златоструй, - на правом плече три пряди легли, -
Вот – символ, - вникай, вошедший сюда, Ему пред-стоящий,
Вос-стани во свет из омута грёз, от смерти рутинной.
Уже ль – пустоты язык и уста сдержать не смогли.
Услышанным быть надежду прими, болезный, гласящий.

+ + +


ВНЕМЛЮЩИЕ ОЧИ

Рас-слышанным быть надежду – прими, болезный, гласящий.
Тебя – об-стоят со-бытия дней в теснотах тугих, -
Сминают, что грязь в без-форменный ком остылых, нагих
Без-образных чад, ввергая во прах их остов хрустящий.
Подобие – прочь извергнув из жертв… кто – ты, настоящий.
Без-лично лицо… ни ближнего нет, ни друга в «других».
Лишь ужас и боль… и дни – жернова для впавшего в них,
И небо, как пресс… за полуднем путь – всё в сумрачной чаще.

Во гробе – Христос, - прохладно чело, глаза смежены, -
Но это ль – дрожат, как тёплой росой – ис-полнены – веки…
Так – мvро – течёт слезой обо мне, про-явленным бликом.
Он – внемлет и ждёт, - Его тишине исконно – важны
И гнёт, и елей в темнице груди, в моём человеке…
Не молкни, рыдай, живой нахтигаль на сервере диком.

+ + +


КИНОВАРНАЯ ОБВОДКА ОБРАЗА

Не молкни, рыдай живой нахтигаль на севере диком, -
Как выверен глас на арфе твоей последней струны –
Ему бы найти пространство своей большой тишины,
Где внемлющий слух без-брежен, глубок – в молчанье великом…
За-утренний чин в-зывает, влечёт от-зывчивым кликом
За – образный ряд в отверстой двери, - с – иной – стороны –
Оттуда – войдёт… в-никает уже пред-вестье весны.
Едва удалён – мерцаньем очей – очнись, погляди – ка…

Об-рамлен, отъ-ят… совсем раз-делён с пытливостью грубой…
Чрез-мерный порыв пре-ступит ли грань, - о-значен предел,
Пред-ложен устам… но дерзкой душе – как – по-вод…пред-лог…
Не в-ступишь в ковчег, себя растворив молитвой сугубой,
Когда не влеком за руку… во след… печален удел
Где кокон тугой – свиваешь себе из трепетных строк.

+ + +


ЗОЛОТО НИМБА И ПЛОТИ

Что кокон тугой – свиваю себе из трепетных строк, -
Темницу свою, уютный чулан возлюбленных мнений,
Пре-искренних чувств, нашёптанных рифм и стихо – творений,
При-чудливых снов – их странен полёт… печален итог.
Так мерно часы – секунды – секут… и давит висок
Их вопль вековой, - у плахи минут склонились колени.
Захлопнется стол – и тлеет сонет в без-выходной сени, -
Иссохнувший лист… - уже ли он был и юн, и высок.

Сиятельный нимб… Живительный смысл, вмещу ли, вдохнув.
Усопшая плоть зерном золотым во гробе – цветёт.
О-значен восторг: вместительный свет… и малый, пропащий
Пред-став перед Ним, в-текает в Него, далече уснув, -
Объ-емлется Им… к Вос-току – вос-ход в-зывает, ведёт, -
Вот – чудо в мгле: се – образ – воз-ник Царицы Скорбящей.

+ + +


ПРЯДИ ВОЛОС НА ЧЕЛЕ И НА ПЛЕЧАХ

Вдруг? – чудо во мгле, и – образ воз-ник Царицы Скорбящей.
На ползком пути всё клёкот чужой, как смех… или рык.
Противен - себе, ужасен и зол, как эдвардов «Крик»
В закатной глуши, в пустотах немых, в пустыне палящей…
Иконный повал… С иной стороны – Живой, Настоящий, –
Рас-крыт на виду, пред мiром, увы, больных горе-мык…
Поруганный князь, - ужель испрошу на царство ярлык
Из грязи такой без-путной судьбы в тоске леденящей….

Три пряди волос легли на чело, и по раменам,
Чернеясь – бегут упругой волной, бликуют сусалью, -
Троичен Поток, - что знаешь о Нём по знаменью: Ника!
Скитаясь вотще по тёмным углам и по временам.
Умолкни! Внемли! – вместителен вход раскрывшейся далью:
Бытийствует Бог – над – смертью моей внимательным ликом.

+ + +


ПРО-НИКНОВЕНИЕ В ПАСХУ ХРИСТОВУ

Бытийствует Бог над смертью моей – внимательным ликом.
Вот: очи небес раскрылись вполне от сомкнутых туч.
Из бездны зрачков – нисходит покой, как солнечный луч, -
На встречу ему – отверзи глаза и не отведи-ка.
Воз-звавший! – впусти, - в Тебя устремлён мой бедный калика –
Он дышит ещё и, глядя на свет, внезапно – певуч!
Молитву прими, усвой, обоняй, вос-полни, о-звуч! –
Уже ли в тени – остыла земля… моя Эвридика.

Вот – Истина, Путь: о-скорбленный лик и жест воз-водящий…
Во гробе Христос – лишь плотию - спит, - Зерном золотым…
Так символ процвёл и грани – звучат – сугубо, вдвойне, -
Рас-слышит его, рас-смотрит, взглянув и самый пропащий,
Пред-чувствуя Свет и Пасху – свою… святая – святым…
Промозглая персть Великим постом - грустит о Весне.