Городу Эн

            1
Если я прохожу вдоль забора,
я невольно читаю апокрифы,
потому что для целей борьбы и задора
сочиняют их нам люди добрые.

Я с любовью гляжу на старушку,
что писала, на цыпочках стоя:
Виктор Цой, ты живой! Ты живешь снаружи
этих стен и всякого строя!

Но я также отчетливо слышу,
как ревниво процокали каблучки
тех, кому адресат был ниспослан свыше —
за спиною старушки на цыпочках.

Если я пробираюсь меж крыш или башен,
что нередко за мною водится,
город мой, весь апокрифами украшен,
мне смеется, как второгодница

в третьем классе начальной гимназии:
да, ее сочинения ложны, бесплодны,
но мы любим их, ждем, и порою холодной
для себя запасаем их на зиму...

Или, скажем, в районном торговом отделе
Феликсовской администрации:
сколько бдительности и тоски в строгой деве,
что в настенной живет аппликации!

Пальчик держит у рта: «Не болтай!» —
и смеется, как вертухай!

              2
Сохрани нашу речь навсегда
            за янтарные злые обмолвки —
и Железнодорожный район.
Первомайско-Октябрьского сизо-сплошные наколки —
и в Советском ретортовый сон...
Рябоватый и стрелочный Кировский,
а за ним —- обмелованный Ленинский
Феликсовский — родил oт тоски
старостинский, Калининский...
Но один среди них борцовский:
площадной, раздвижной
                За-ельцовский.
Ах, касался и он парт-монетов бухих
и в Центральный вцепился провидяще.
Он не хуже других и не лучше других,
а — бывают почище еще!
Февр. 1998