Градиентная гуща

Пробел в сознании…но явно только сон, так биполярно разделить мог…   
Полярных Альп верхушку вырезав, пробить в них шоколадную лавину…
Скрестив её не то с кипящим маслом, ни то с бурлящим перцем Халапеньо,
И пенье тонкое чрез акацию раздул до горна грозного в горах.
И вновь верхушка скал с просветом сквозь гранит,
с уютным городком, где счастье есть… и клёв весны…

Сижу. Не трогаю ни тела. Но рухнул навзничь, свернувшись по команде «ваш заказ?» 
Улыбка без лица меню настырно мне суёт. Отбился кое-как секретным кодом «кофе»
Ушла, ну слава Богу, хоть бы насовсем как мамонт ледниковый…

Под дребезжание контузии, где грохот культовой попсы в подушечных окопах,
Перемежался с жатвой перетолок томных, все перепёлки на мази,
и каждая чудная, хоть не лишённая той страсти дочек Мнемозин - охоты,
Порхает память в астероидах, Иштар надитой голосит,
Крыло с крылом цепляя в слякоть, зерном растапливая дых.
Их отражение чумазое в разводах пола, что отпечатки свежих душ
И тушь течёт, девиц толкая в омут тихий чувств.

А мне бесчувствие опять. Хоть кофе принесла она. Глотни.
Пытаясь удивить меня своей игрой. В руках держала сахарный тростник.
И пряничными пальчиками, скользящими по трубке, она взывала, взор мой уводя, 
и сахар кубиками падал в чашку. Не удивляя ни черта.

Вот там витраж шумит разбитным светом, побелка битников во мраке млеет, 
На колокольцах зимних звон пиалок, иглой молочной вышита розетта,
одета в пенку космоса, безмерного в пределах чашки, апогея.
Одна из вечнокарамельных, свисал её с обрыва неуловимый лепесток,
что лопнул в тот же миг, когда мосты все сжёг.
Ведь путь по головам пустым дощат, и принимал его, я также натощак.
Мост ринулся в пучину, под властью ложки капучино формой завертелся негр,
Едва ли, официантка, забудет о том дне,
Как ураган узоров Кампучия скрутил навечно мой язык.

Опять ярлык. Вы осмотрелись тут? Глаза с щеками из-под кофты
И брови скачут лошадьми. Ресницы опахалом на морщинки дули,
Хотя какие тут морщины? Вас надули! То перья птицы, великий гоготун!
Под стать, вновь скрылся экзотический мираж в эпохе тундр…
Я продолжал верстать.

Дизайн безумен, не отходчив, по книге «Сделай сам. Cafe .» 
Со стен смотрели дети юга, голодные до eyes ответных и heads в аутодафе,
Но я подачек не кидал им, меня клонило в сон Марены -
Оленей зыбкая тропа, и не взглянуть без умиленья,
На чём построен городской распад!
Конструктор для больших детей по городу разбросан,
В легенде названный Hand Made,
Не утоляя голод свистом, но жаром вызывая хлад.
Сухой как детский завтрак, в юности как фан пристрастья Кортни Лав,
Мыл полки, вдыхая пыль привычек, в ремесленном отделе латте-арт,
Нирвана стойкая стояла в коробке плана-heart с вином,
И краник дёргал у прилавка Галактик бой как смурф смурной….

Ветер на улице, лица скрывает.
По городу шастает.  Кофе остыл.
И денежный сток... вращает девицу - картонный флагшток.
Не мог я общаться, Брабанцио сторож,
Всё щурит в меня и на мавра глядит,
осечки ждёт пьяной, смекалка шакала…
Нет уж! Так не пойдёт! Посмотри!
Как в нос тут тычок, и хохот глухой, такой что сбивающий с дум
Не ясная вещь…не искомая…беги поскорей, Помпадур!

Еду все вспышкой поливают, ведь соусы вредны, 
Вы глазом мерили напрасно, но верить сказкам не с руки,
и рэп играл, да солнце битом било по кости,
Как ледорубом в толстый лёд, как в лоб еврейский в полцены,
На улице покой свободный, чистый. Здесь подчинятельств множество напрасных,
И дикий жар от правнуков Стаханова, и гулкий стрёкот льда от клоуна, контрасты!
По трассе бегать за окном опасно, а тут ребёнок мечется икрой.
Красный бар – террор!
Жёлтый переулок, твой фасон!
зелёный свет горит…
глоток последний, отдых разрешён.

Однако, даже на пит-стопе, она всё также на лыжне,
Привычка? Новичка? Едва ли.
Глоток последний. Жила истощилась. Она уже бежит.
Рука к руке и око к оку, мы вместе оказались на том дне.
Гора с чудесным ликом восстала колоссом в фарфоровом сукне.
Я сразу понял, хозяйка медных гор, еду разносит в синеве.
Но тут бурчание смутило накал геройской позы…уж поверь…

Звон церковного брюха. Голодный паршивец…
Актриски Ракс Шарки танцуют, в рясах в обтяжку ютясь,
Храмы науки, культуры, да денег, сплетают цепочку цветастых гримас,
на стыке природы, крепятся воском бар-ветеран да кофейня-свежак.
Гирлянда - естественный фуникулер, что носит с горы до пригариных фраз,
выбитых в скалах, карнизах земли, пока цифра в тех ризах поддаться клялась….

Фартук с джинсами до рёбер, хозяйственность с халдейским ремеслом,
Боди цвета обожжённой глины, спина-снежок, что тут же пригвождён,
Столь же красива, натуральна, как стан источен и изба широка.
Как волосы, завитые в узор барочных люстр, и мысль модерна в лампах черепка…
Я спал, но был бодрее ночи. Она вздохнула наконец…лишь утренний зевок.   
Я злопыхал, и оком жёг пространство. Она порхала около в прострациях меж звёзд….

Сорвав эмоций гроздь в странствиях Поднебесной, я вышел из противоречий всех,
Закрыл глаза, что к сердцу вдруг примкнули, и поместил воспоминания в сейф.
Я взял ту чашку, метнул её об стену, и вышел из сторожки, был виден лишь мой след…

Вершина айсберга. В руках сосуд дрожащий,
Я растворится в нём готов был… но снова, вновь, тупик!
Узор прекрасный кофе на дне чашки…и официантка скрутила формами язык…