Гидраргирум

1 глава


Каждый раз, когда я засыпаю — попадаю в параллельный мир.

Вчера во сне я был храмовой совой. Я вил гнездо на внутреннем подоконнике разбитого витражного окна. Собирал соломинки и высохшие травинки у подножия высокого крыльца из серого холодного камня. Храм зарос мхом и густые ели вокруг него сплетались так плотно, что казалось, будто здесь всегда стелились сумерки. Но от стен исходила теплая, защищающая аура, даже плачущие ангелы внутри, битое стекло и прогнившие доски не омрачали атмосферу покоя и величия.

Не помню, что было дальше. Не помню, что было между. Ничего не помню.

Сегодня мне снилось, что я крошечный серый зверь, похожий на лису, но прямоходящий, и размером с муравья. На мне была белая глиняная маска с красной вертикальной полосой на лбу и узкими прорезями для глаз. Снимать её не разрешалось, потому что она определяла мой клан.

Мы жили на листах гигантских марангов в густом тропическом лесу. Пасли пушистых красных гусениц, и чтобы к холодам сохранилось больше гусеничного мяса, летом питались в основном соком растений.

Все кланы враждовали из-за того, что гусениц очень мало. При встрече чужаки убивали друг друга, забирая все припасы. Одни могли высоко прыгать как мы, другие ловко карабкаться по стеблям и стволам деревьев, третьи быстро бегать на дальние расстояния. Выживал тот, у кого острее зубы, чтобы защитить свою территорию и семью.

Я скакал по огромным малахитовым листьям кофейного дерева, прислушиваясь к крикам квезаля.

Иногда мне удавалось подпрыгивать так высоко, что появлялось приятное согревающее ощущение полета, которое я очень любил, когда был совой.

Так получалось, что каждый раз когда я спал — я мог стать кем угодно. Меня даже мучили сомнения, не наяву ли это все? Потому что засыпания были похожи на маленькую смерть, а сны — на маленькую жизнь.

Внезапно надо мной замаячил белый огонек бутона орхидеи. Почему-то увидев его, я испытал неописуемое чувство страха. Хотелось спрятаться, замкнуться, убежать, но лапы перестали слушаться и вели прямо к нему. Медленно, против собственной воли, я приближался к цветку. Конечности онемели, в животе поселился жар, а голова налилась болезненной тяжестью. Бутон светился, увеличивался, приближался, крики квезалей становились оглушительно громкими. Я протянул лапы к цветку и по ним растеклась теплота и молочный свет.

Моё пробуждение было внезапным, как разряд молнии по всему телу. Белый свет операционных ламп, блеклая выложенная белым кафелем комната. Я находился на столе, руки и ноги связаны ремнями. Казалось, что к каждому сантиметру кожи подключен провод. Все тело болело и зудело, чувствовалась тошнота и привычная головная боль. Мне надели на лицо кислородную маску, дышать стало легче и свободнее.

— Здравствуйте, Эмма. Как вам спалось? — спросил высокий человек в белом халате, вокруг которого суетились другие люди.

В моей голове одна за другой проносились мысли: его зовут Завлаб, так написано на белой шапке. Эмма— это я? Но я отчётливо помню, что меня звали Меркьюри. Мне нечего ему ответить, только острая ненависть, закипая внутри, вырвалась жалобным и усталым стоном из горла. Каждый раз он прерывал мои сны, и я видел только его темные глаза, а остальное лицо пряталось под хирургической маской.

Завлаб нахмурился и стал ещё более жутким, рыская пальцами по прозрачному монитору справа от меня. Эти движения похожи на узоры заклятий, и я вспомнил высохшего пожелтевшего долговязого некроманта, который преследовал меня во сне совсем недавно.

— Как самочувствие?

Тело перестало болеть, в голове понемногу рассеивался туман. Я молчал, пока со свистом не затих звук какого-то громоздкого аппарата. Его вибрация была настолько привычна, что даже незаметна. Завлаб потянул за рычаг и стол подо мной со скрипом изогнулся. Теперь я как бы полусидел на нем.

— Отменное, — мой голос эхом разлетелся по комнате. И он женский.

— Помните что-нибудь? — Завлаб нагнулся ко мне, включая диагностический фонарик на лбу и посветил прямо мне в глаза, — Зрачки в порядке, — констатировал он.

— Ничего.

— Совсем? — строго и раздраженно переспросил он, поднимая брови.

Стоит ли говорить ему, что я был совой?

— Я был совой, облаками, драконом. И серым зверем в маске, скакал по листам в тропическом лесу, — с лица ученого спала надежда, взгляд стал печальным и очень усталым, — А ещё был человеком.

Завлаб снова поднял брови.

— Расскажите поподробнее о своём человеческом воспоминании…