Сокрушайся, сердце! 2001

Андрей ПОПОВ

CОКРУШАЙСЯ, СЕРДЦЕ!

Стихи


Сыктывкар
Коми книжное издательство
2001


84 (2 Рос – Рус) 6
П 56

Художник Г.А.Туесова

         
       Попов А.Г.
П 56  Сокрушайся, сердце!: Стихи.– Сыктывкар: Коми книжное издательство,    2001.– 000 с.

ISBN 5-7555-0...

Стихи воркутинского поэта Андрея Попова – о главном: о состоянии души человеческой, ее чистоте и глубине чувств, о вере как звезде путеводной, о сердце, которому чужда бесстрастная созерцательность. Стихи этого поэта, известного в республике, искренни и современны, они требуют вдумчивого прочтения, углубленного осмысления.

84 (2 Рос – Рус) 6

     470201000 – 0...
П ————————— 25 – 98 м
     М 128 (03) – 98

ISBN 5-7555-0...

                ; А.Г.Попов, 2001
                ; Г.А.Туесова, оформление, 2001
                ; Коми книжное издательство, 2001

––––––––––––––––––––––––
РЕДАКЦИЯ

1

По-русски плачет над рекой ветла...

ЗВЕЗДА РУБЦОВА

Терзаться — так высоким русским словом,
А не игрой усталого ума:
Ей ничего ни дорого, ни ново,
Горит, да в сердце остается тьма.

Когда чадит усталое безверие,
То нам нельзя принять его дела,
Нельзя забыть, что мы сыны Империи —
А не колониального угла.

И потому взойдем на холм — и снова
С него увидим и зеленый шум,
И крест церковный, и звезду Рубцова —
Звезду полей, звезду российских дум.

И силы обретем стерпеть измены
И от беды расплакаться навзрыд.
И вы постойте, братья, резать вены.
Бог не простит, Россия не простит.

Когда чадит ленивое безверие,
То кто-то должен бить в колокола
И сохранять высокий дух Империи,
А не колониального угла.

И сохранять молитвенное слово,
Державный свет, трудолюбивый ум
И храм, и волю, и звезду Рубцова –
Звезду полей, звезду российских дум.

1994
 
               

***
                Рече безумен в сердце своем: несть Бог.
                Пс.13               

Безумен в сердце скажешь: Бога нет.
И мысли нищего о Господе – потеха.
Развеселившись, в продолженье смеха
На паперть бросишь несколько монет.

А Бога нет, так и России нет,
Есть зимняя равнина, есть помеха 
Для здравого рассудка и успеха,
Для европейских знаний и примет.

Снедающий народ мой, словно хлеб,
Тебе забавно, что необходимы
Соборный свет нам и святой Владимир,

И благоверные Борис и Глеб,
И дар любви к родному пепелищу...
Господь с Россией – знает каждый нищий.

1993


***

А. Пашневу

Если вдруг доживем до расстрела,
То поставят, товарищ, к стене
Нас не за стихотворное дело,
Нет, оно не в смертельной цене.

Мир уже не боится поэта,
И высокое слово певца
Он убьет, словно муху, газетой,
Пожалеет на это свинца.

Для чего сразу высшая мера?
Водка справится. И нищета…
Но страшит его русская вера,
Наше исповеданье Христа.

В ней преграда его грандиозным
Измененьям умов и сердец.
И фанатикам религиозным
Уготован жестокий конец.

Вновь гулять романтической злобе.
Как метели, в родимом краю…
Если только Господь нас сподобит,
Пострадаем за веру свою.

А солдатикам трудолюбивым
Всё равно, кто поэт, кто бандит —
Не узреть им, как ангел счастливый
За спасенной душой прилетит.

2000               


***
Как грустно плачет над рекой ветла,
Что жизнь течет в каком-то Вавилоне,
Что в лик Спасителя вонзается стрела,
Что снова кровь сочится по иконе,

Что снова плен. Ржут за Сулой комони.
Горят костры – незваным несть числа.
И память выжигается дотла.
Куражится чужанин: «На гармони

Сыграй, Иван, хочу народных сцен!» –
Но как избыть державный ропот рода?! –
Дочь Вавилона! Капище разброда,

Измены, разрушения! Блажен,
Кто с чистым сердцем чистыми руками
Твоих младенцев разобьет о камень.
               
1993

***

Ты говоришь, что ты – народ,
Его мечта и суть,
А я – нечаянный просчёт,
Недуг, обратный путь.

Я говорю, что я – народ,
Его ревнивый взгляд.
Что это я иду вперёд,
А ты идёшь назад.

Пока мы спорим от души,
Рвём разум пополам,
Народ торопится, спешит
Привычно по делам –

Построить дом, посеять рожь
Иль огранить алмаз.
И – слава Богу! – не похож
Ни на кого из нас.

1993               

ИСЦЕЛЕНИЕ

То был недуг, сметливая отвага –
Сиди на печке, слушай птичий грай,
Считай ворон и уважай варяга,
И лаптем щи зеленые хлебай.

Надежды утоляй насущным хлебом,
Не усложняй высоким небом суть –
Зови себя сарматом иль дулебом,
А хочешь –
                чудью белоглазой будь.

Но только, к непогодам осторожен,
Шепчи за все признательный глагол ...
С печи не встать,
Каликам перехожим
Ответил я: – Недуг меня извел.

И милости просившие смиренно               
Рекли, узнав,
Что скорбны дни мои:
– Ты, чадо, стань –
                от идольского плена –
И жаждущих водою напои.

И усмехнулся я простым и добрым
Словам калик,
Но – странно!– ощутил,
Что немощи исчезли,
                аки обры,
Я ощутил в себе избыток сил.               

– Стань, чадо!
Скуку раздави, как муху,
Химеры разгони и мартобри.
Отцу и Сыну и Святому Духу
Сердечную молитву сотвори.

Сей мир бесславно множит и стареет,               
Боится героических времен.
Но русским стань, а не гипербореем –               
И ты непобедим, и ты спасен.

1994

***

И храм взорвут, искрошится гранит,
И страх ночной войдет в сердца мятежен,
И город запылает и сгорит,
И юный брат глаза навеки смежит.

И новый день стыда и панихид
Восславит смерть, для душ готовя мрежи…
Читай псалом, Господь тебя хранит –
И нет иных покровов и прибежищ.

Читай псалом и медленно вникай
В холодный дол в его печаль густую,
И объясни своим ученикам –

Падут и десять тысяч одесную…
Но Бог хранит твой небогатый дом,
И твой тяжелый слог, и твой псалом.

1993

***
               
Работай, душа!
Как сжимает виски
Безвыходность творческой муки! -
До сути разламывать надо куски
Вселенской  властительной скуки.

Кругом ее глыбы,
Кругом ее прок
И каменный дух произвола.
Ты видишь, какой происходит подлог,
И так не хватает глагола!

1997               


***

Иконы плачут,
бесы хохочут,
а люди спорят, кому жить хорошо.

1999

***

Стали люди сгорать, как сухие дрова.
Не выходят у них ни дела, ни слова.
И с утра так болит голова.

Наше время проходит. Душа-инвалид
Мстить не может, но не забывает обид.
Помолчит, помолчит – и сгорит.

Как мы долго взрослели – хмелели от книг.
Как мы быстро стареем – стремительно, вмиг.
Вступит в вечность подросток-старик.

Никуда не спешил. Ничего не успел.
Ни решительных слов. Ни значительных дел.
Помечтал, промолчал – и сгорел.

1999

20 ДЕКАБРЯ

Преподобне Антоние Сийский,
О предивный помощниче наш,
Жизнь уходит с просторов российских,
Остаются — печаль и пейзаж.

Вдаль — дороги, как судьбы, разбиты,
Вдоль — деревни, пусты и черны…
Помяни наши митрополиты,
Удрученный народ помяни.

Умираем в похмелье тяжелом
Среди самых великих полей.
Ты стоишь перед Божьим престолом,
Помолись своим чудным глаголом
И любовью блаженной согрей.

2000


***

Даст Бог,
жить я буду долго –
и еще испорчу вам
статистику
русской смертности.

2000   


2

Краткий миг бессмертья...



***
                И.Д.Шамрай

Прием процедур и таблеток,
Нелепый больничный халат,
Смиряют волненье диетой,
«Дышите ровней»,– говорят.
Твой строгий покой не нарушу.
С диагнозом я не знаком.
Но душу, бессмертную душу,
Вдруг станут лечить порошком.
И, горьких испив люминалов,
Подумаешь – сил больше нет,
Доверчиво примешь усталость,
Как добрый и здравый совет.
Тревожные слезы иссушишь,
Друзей поменяешь и быт...
Скажи – пусть не трогают душу.
Не лечат. Ничем. Пусть болит.

1985
               

***
Увы, страницы летописных книг
Не сохранили память о моих
Живучих предках. Но от них в наследье
Достались мне терпенье и  усердье.
И в день мой смотрит молчаливый лик
Из дальнего забытого столетья,
И сознает душа свое бессмертье,
Пускай всего лишь на короткий миг.

1987



***
Провинция пылко нелепа,
Но русские снятся ей сны.
И ближе здесь звезды и небо,
И люди, и чувство вины.

Несет свое честное бремя
Не слышная миру строка,
И медленней тянется время,
Поэтому жизнь коротка...

1994

               
ВОРКУТА

В подвалах вечной мерзлоты
Без отпеваний зябнут кости
Прорабов и рабов тщеты
И жертв служения и злости…
А мы привычно ходим в гости
И дарим книги и цветы.

И сетуем за чаепитьем
На зимний стиль календаря.
Ни эпохального событья,
Ни тихого монастыря.

И говорим: «Пора в столицы» -
И сразу шумно за столом!..
Где угораздило родиться,
Там и живем.
Так и живем.

1993

СУХАРИ

Ни грез не ведала, ни слез,
Когда от русских стуж
В свои края ее увез
Американский муж.

Чего не жить?– Создать уют,
Порядок и покой,
Да только хлеб не продают –
Пшеничный и ржаной.

Чего не жить?– Принять уклад
И негритянский блюз.
Но хлеб – то странно сладковат,
То кисловат на вкус.

Как тошно, мамочка! И соль
Не солона совсем.
И мама шлет ей бандероль
В далекий Сан-Хосе...

Глядит на маленький пакет
И знает, что внутри –
Не сувенир, не амулет –
Простые сухари.

Их потрясти – они шуршат,
Обернутые в бязь!
И умиляется душа,
И ощущает связь

Со снежной родиной – и слух
Вновь услаждает свой.
И перехватывает дух –
Как пахнет хлеб ржаной!

Чего не жить? Учить словарь
И улиц, и сердец.
И медленно сосать сухарь,
Как в детстве  – леденец.

1997
               
ИЗ ЕККЛЕСИАСТА

Всё никчёмно – нет пользы в трудах.
И ворчлива судьба, как старуха,–
Множим грех, возвращаемся в прах...
Суета и томление духа.

Всё никчёмно – всё было в веках.
Не насытить ни зренья, ни слуха.
Жаждем сути. Живём впопыхах.
Суета и томление духа.

Но печальные мысли отринь
И оставь состязанье гордынь,–
Весели свою кровь медовухой.

Взыщет Бог – будет время Суда.
Помни это. А всё – суета...
Суета и томление духа.

1991


***               

                Блажен читающий и слушающие
                слова пророчества сего…
                Отк. 1,3       
               

Город молод – то спит, то мечтает,
То поплачет, то трудится рьяно.
Нету времени – и не читает
Он пророческих слов Иоанна.

Проще жить – хорошо, да не просто,
И терпения так не хватает…
Ну и что?! Чем поможет апостол?
Почему же блажен, кто читает?

Как понять среди брани и смеха,
Увлеченному собственной силой,
Что за Всадник? Куда он проехал?
И какая Труба протрубила?      

1998

В ГЕРМАНИЮ

Прощай, Татьяна!
Что осталось?! –
Распить коньяк, потом - портвейн.
Потом заметить: - Юбер алес!
Добавив: - Ауфидерзейн...

И вспомнится про чемоданы,
Что паковала торопясь.
Забыты зимние туманы,
Снег - русский,
Уличная грязь
И c заполярным небом связь.

Тебя не будет - это странно.
И, может, где-то через год
Отвечу: - Где сейчас, Татьяна?!
Татьяна далеко живет.

Наверно, при каком-то деле
И теле - не хочу и знать,
Какую поминает мать,
Какие выбирает цели...
Но ест немецкие тефтели,
Ей письма некогда писать.

***


Мне тяжелы с людьми порою встречи.
Их бойкий вздор невыносим уму.
Закрою дом и душу. Не отвечу.
Как хорошо быть только одному!
Переживу уныния и стужи,
И времени необратимый ход.
Никто не возмутит. Никто не нужен.
Но горько, что никто и не придет.

1998
               
СРЕДСТВО ОТ ОДИНОЧЕСТВА

Не ворчи, что холодно от мира.
Одиноко — позови гостей.
Не жалей закуски и гарнира
И напитков крепких не жалей.

Наливай — чего итожить хмуро?
И друзья, которые навек,
Скажут прямо: «Цельная натура!
Ты же настоящий человек!

Ты всегда даешь серьезный повод
Выпить нам за самобытный дар.
Лет-то тебе сколько? Просто молод!
Ну, не молод, так еще не стар.

Жить во мгле и бесконечной смуте
Все устали, только ты один
Видишь ясно и идешь до сути…»
Надо еще сбегать в магазин!

Пустоту, что в душах и в бокале,
Лишь поэт поймет, а не верблюд…
И друзья — поймут твои печали
И забудут, как тебя зовут.

1998
               

***

В задремавшую душу вернулась тревога
И, умом овладев, разогнала покой.
День подходит к концу, да петляет дорога,
Вижу двор постоялый, а надо домой.

Где мой дом, за какою верстой и границей,
Где не скучный попутчик, а любящий брат?
Задремавшей душе показалось, что снится
Это время чужое, холодный закат,

Что очнешься от сна – чья-то злая потеха
Перестанет терзать, станет ясен подлог.
Эх, надежда и вера, куда я заехал?!
Вижу двор постоялый и шумный шинок.

То ли выпить и спать, то ли гнать на пределе.
Все темней небосвод, все острее вина:
Где мой дом – где Россия молитвы и цели?
Все недосягаемей она.

1997               


***


Исключений не будет.
Все сгорит.
И рукописи тоже.

1999




3.

В ожидании России
               
               
МОЛИТВА РУССКИХ

О.Михайлову

1.

Наполеон в подзорную трубу
рассматривал российские холмы
и поле генерального сраженья,
рассчитывал маневры и атаки
и в стане неприятельском заметил
движенье непонятное.
                Как странно!
Великое собранье московитов!
Зачем?!
Вгляделся повнимательней:
хоругви, священники, восточная обрядность...

(Молитва за Отечество творилась
перед святой иконой чудотворной
Смоленской Богоматери.)

– Нелепо!–
воскликнул император-полководец,
властитель образованной Европы.–
Нелепо уповать не на искусство
военное, не на расчет и гений,
а на каких-то идолов.
                Но завтра
я одержу еще одну победу -             
над дикостью...

А русские молились.

2.

Как модны ныне чувства корсиканца!–
Привычно усмехнуться:
разве может
помочь нам пенье церкви?
Не влияет
оно своим искусным благозвучьем
на курсы акций и процент кредита.
Спасут Россию биржи и юристы,
и вклады иностранных капиталов,
а не богослужения.
И вскоре
расчет одержит полную победу
над дикостью...

Но русские молились.
И молятся светло и терпеливо.

Молитва за Отечество творится
перед святой иконой чудотворной
Смоленской Богоматери.

Аминь.

1994
               

* * *

Вам пора собираться — опять за картонной стеной
Что-то грозно мычат и ругаются грязно спросонок,
Вам пора уезжать — пахнет долгой войной и пивной,
Умирает страна, и безудержно плачет ребенок.

Сколько можно терпеть, что зима остается зимой,
Сколько можно страдать  от общественных головоломок,
А от пьяной обиды вдруг выхватит нож наборной
И ударит под сердце какой-нибудь местный подонок.

Как легко говорить, что родились  в проклятой стране,
Как легко повторять о ее неизбывной вине —
Так легко будет вам уезжать. Я о вас помолюсь.

Да улягутся страсти, попутные дуют ветра,
И судьба обретает простые заботы. Пора!..
Или вы, или Русь.

1993

***

Молитвы время…
Сердце верит.
Верит!
Но снова спорят в нем наперебой
Двуликий Блок, огнепоклонник Рерих
И граф непротивленья Лев Толстой.

И как избыть их искренние смуты,
Метельные сомненья и пути,
Рассудка чернокнижные цикуты?
Молитвы нет –
                России не спасти.

1993
               

ФЕВРАЛЬСКИЕ ДУМЫ

Еще февраль не до безумья пьян,
Не до горячки думских депутатов,
Еще убийца чистит свой наган —
Ему из Гейне помнится цитата.

Еще готовят толпы горожан
Призывы к безначалью на плакатах
«Кругом измена, трусость и обман»,—
Предчувствует российский император.

И молится
              о сумрачной стране,
Где веру разменяли на идеи,
Где запросто предавшие лакеи
О царской исповедуют вине:

«Прости, Господь, им злобные слова,
Прости, Господь, им гордые деянья.
Россию не оставь без покрова,
Кончины прежде — дай ей покаянье».

Еще февраль — оратор и тиран —
Не заморочил юного солдата,
В походный не ударил барабан,
И брат еще не пролил крови брата.

«Кругом измена, трусость и обман»,—
В дневник еще не пишет император,

Но знает,
Ибо холодно душе —
Как холодно и в ставке, и в столице!
И тайна беззакония уже
Свершается —
И скоро совершится.   

1995

ИНОК

Монах по городу идет,
Нас, суматошных, замечает,
Как наши души круг забот,
Пустых и гордых, помрачает.

Мы поглядим на странный вид:
Скуфья и старенькая ряса,
На женщин, вроде, не глядит,
Совсем не ест, наверно, мяса.

Идет  усердный нелюдим,
Творит молитву непрестанно,
Когда мы снова говорим 
Замысловато и пространно.

Он город никогда суду
Невольному не подвергает,
Что все спасутся, полагает,
И лишь ему гореть в аду.    

1997               


***


На кладбище тихо…
                Не хочется слов,
В них нет непременной нужды,
Но грозно несем мы своих мертвецов,
Свершая над ними суды, -

Одним произносим сурово хулы,
Другим воздаем похвалой…
А мертвые только, как долг, тяжелы,
Хранят себе вечный покой.

И дела им нет, что они не правы
Иль все предсказали впопад,
Что не пожалеет забвенье травы.
- Чего вы молчите?
Молчат.

Предались простак, и мастак, и мудрец
Иным – искупительным – снам…
Душа, помолчи глубоко, как мертвец.
И мертвых
Оставь мертвецам.

2000


В ПРИВОКЗАЛЬНОЙ ПИВНОЙ

Г. Спичаку

В привокзальной пивной, темным хмелем томим,
Мрачно буркнул мужик, как ругнулся:
«Кильдим!»

Непонятное слово, чудной оборот,
Но его не забыл привокзальный народ.

Не ответить уже, сколько лет, сколько зим
Прозывается эта пивная «кильдим».

В ней любые сословья изводят досуг,
В ней врачуют хандру и похмельный недуг.

И, устав от ума, набираются — в дым,
И судьбу поминают нелестно — кильдим.

И судьбу запивают унылым пивком,
И толкуют, что делать, — идти в гастроном?

Или в колокол бить? — Как ударить в набат!
Что же делать? И кто, наконец, виноват?!

Кто же русский аорист пустил на распыл,
Что бормочем, бубним свой кильдим —
«дыр бур щил»?*

Самовитый абсурд, невеселый итог —
Морок, пьянка, свобода (!) —
кильдим да бобок…**

Безыконный барак и безвольный протест,
Басурманская кривда нас поедом ест.

В тридесятых пещерах угрюмый колдун
Насылает, как порчу, — властителей дум.

Осеняет просторы заклятьем своим —
Чернокнижным, двусложным, надежным —
кильдим.

Нет! Пока еще ведомо зренью сердец —
На нечистую силу есть меч-кладенец.

Так не медли, приди и веди, светлый князь!
В привокзальной пивной твоя рать собралась.

Но приходит не кесарь, не витязь — монах,
Юный инок — обычные четки в руках.

— Поспешите к обедне, — спокойно зовет. —
Вы же русский народ, привокзальный народ!

Отжените гордыню, уныние, блажь,
Надо Богу молиться и петь «Отче наш…»

Но смиренному иноку мы говорим:
— Да пошел ты подальше, пошел ты…
в кильдим.

Тут такие дела начинаются, брат!
Тут решают, что делать и кто виноват,

Кто за нас, а кто друг иностранных держав,
Кто захватит вокзал, кто возьмет телеграф…

Хватит демонам править великой страной! —
Гнев выходит, как пена из кружки пивной.

Гнев мешает молиться, хотя бы сказать:
Боже наш! На Россию излей благодать…

1995

* «Дыр бул щил» – начало известного стихотворения А.Крученых, создававшего свой «самовитый» язык. Стало нарицательным обозначением бессмысленного.

** Бобок – название рассказа Ф.Достоевского в «Дневнике писателя» (1873г.), означает лепет мертвецов, нечто бессмысленное.


ВИДЕНИЕ АВВЫ МАРКЕЛЛА

Он на молитву встал. И вдруг
Услышал в предрассветной рани,
Как где-то рядом трубный звук
Зовет полки на поле брани.
И шум услышал – будто в бой
Вступили ратные дружины –
За монастырскою стеной
В тревожном сумраке долины.
Пришел в смятение монах –
Какое может быть ристанье,
Чье это злобное рыданье
В пустынных искони местах?
И видел – робкий свет исчез,
Тьма ожила, пустилась в танец,
И перед ним явился бес
И закричал державно: «Старец!
Бой здесь идет, а не в степи.
Коль хочешь, чтоб не воевали
С тобою, то ступай и спи.
Сном утоляй свои печали.
Нам до ленивых дела нет,
Но с теми в неустанных битвах,
Кто дал решительный обет,
И с неусыпными молитвах».

…Господь, сынов Твоих и слуг,
Молю, спаси в широкой длани.
Помилуй нас…
И трубный звук
Зовет полки на поле брани.

               
***

Сколько странных учений  повсюду!
Этот – гуру, а этот – халдей,
Тот – факир. Как затейны причуды!
На погибель крещеных людей!

Верят в Разум – холодный и черный,
Верят в кошки трагический чих.
В ничего!
Ни икон чудотворных,
Ни молитв, ни святынь, ни святых.

Ни к чему им
Непрядва и Китеж,
И пасхальный тропарь, и псалом,
И Россия...
И ангел-хранитель
Горько плачет за правым плечом.

1994          
 
***
               
Когда нас к собранности душ
Напевно призывает дьякон,
Хочу молиться я и плакать,
Как воин веры, кроткий муж,

Освобождаться от обид
С несокрушимым постоянством.
Но вдруг помыслю – дьякон пьянством,
Не очень-то таясь, грешит.

Помыслю про чужой запой –
В душе рассеянность и вялость.
Ах, жизнь! Разымчивая малость –
И пропоют за упокой.

Еще немного – и предел,
На том придётся мыслить свете,
Где все небесны, словно дети…
А я зачем-то повзрослел.

2000

ВОРКУТИНСКИЙ ПЕЙЗАЖ

Зима.
И снова зима.
Бесконечная зима.
И в душе никакой природы.
Одни идеи.

1999


ДИАЛЕКТИКА ОЖИДАНИЯ

В ожидании земного рая.
В ожидании свободы.
В ожидании Годо.
В ожидании конца
                этого беспредела.
В ожидании России.

1999




4

Одна любовь спасает и спасет...

               
***

Вновь наступит весна, возвращая надежды приметам.
Но студентка – красивая!– в библиотеку войдет,
Книгу выберет «Сборник совсем неизвестных поэтов»
(Никому неизвестных в тот очень двухтысячный год),

Терпеливо и бережно перелистает страницы –
Многолетних раздумий и опытов краткий итог.
По счастливой случайности в сборнике том сохранится
Мое лучшее стихотворение – несколько строк.

И она их прочтет – не поймет невеселый мой юмор,
Но она улыбнется – на улице будет весна.
И подумает: «Бедный, когда, интересно, он умер?
И какая была у него, интересно, жена?»

1986


***

С востока запах гари доносило.
Как ни милы любовные утехи,
Я облачился в ратные доспехи.
И в путь.
               Пора.
                Взошло уже светило.
Со мною Бог да молодая сила.
– Ты пропадешь!– жена заголосила.–
Куда тебя несет?
                Сильна орда,
Угроз твоих не убоятся ханы,
Ни храмы не спасти, ни города,
Придет Илья –
                он
                отомстит поганым...
Терпела Русь. Ждала приход Ильи.
А у него как будто нет семьи.

1987

               
***
Порядок строг – и даже слишком строг.
Пишу тебе – в палату не пускают.
Как там дела?
Высок ли потолок?
Какого цвета?
Что еще – не знаю.

Осознаю – святой заботы нет.
На сердце пусто,
Побеждает разум.
Передаю печенья и конфет.
Привет.
И книгу Зощенко «Рассказы».

Еще два дня – и никаких кругов
Больничного внимания и ада.
Махнем в Москву!
На все махнем рукой.
Всего два дня – и снова будем рядом.

И не казнись – я больше виноват.
И не кляни меня и сухость слога,
И странный проговор «больничный ад»...
Душа моя, вдруг существует ад?
Как будем жить,
Когда поверим в Бога?!

15 октября 1981


***

Снедает душу вовсе не нужда,
А теплый ум, его скупой расчет,
Мой добрый ангел и моя звезда –
Одна любовь спасает и спасет.

Но искушает варварская речь,
Чужой закон и собственный разброд,
И гибнет от меча поднявший меч –
Одна любовь спасает и спасет.

Со мною помолись, осилим страх,
Злосчастие в сердцах и у ворот.
В земных исканьях и на Небесах –
Одна любовь спасает и спасет.

1984

               
***

В лесу, где лешим сломана нога,
Спасаясь от химических отходов
И от греха нетрудовых доходов,
Живет в избушке старая карга.

Собрав росы,
                готовит горький морс,
И чует:
             гордый дух идет с поклоном.
Идет к ней,
                хоть страшил ее законом,
Стыдил за длинный и сопливый нос.

Его уже нисколько не смущает,
Что ведьма в непогоду превращает
Лягушку, испеченную в золе.

Так женщины
                от здравых слов скучают,
Журналы мод листают и мечтают
О праздничных полетах на метле.

1987               

***

От железного слова планета               
Умирала, дыша тяжело.
Незаметное сердце поэта
За планету сраженье вело.

Кто кого одолеет – решалось.
Но внезапно вернулась жена,
В роковой поединок вмешалась:
– Помоги. Не могу я одна.

Напряжение воли насмарку,
Напряжение целого дня.
– Самобранку найди,
                скороварку,
Почему ты терзаешь меня?!

От железного слова планета
Задыхалась, смертельно больна...
Но важнее дела у поэта,
Если есть у поэта жена.

1996

***

Нет февраля,
и нет унылых мыслей.
Я засыпаю, положив голову
на колени весны.

1981

***
               
Наверно, там, где горные распадки,
Где на загадки, краски и осадки
Природа своевольная щедра,
Вращают землю шквальные ветра
И мимоходом рвут брезент палатки,
Где компас странно вдруг себя ведет,
И нет от денег никакого прока,
И где вбиваешь прочно в вечный лед
Железный наконечник альпенштока,–
Ты поневоле тянешься к словам
И веришь, что любви не стать привычкой,
Завертывая понадежней спички,
Чтоб не смогли промокнуть, в целлофан.
И я порой жалею от души,
Что не был в неизведанной глуши,
Что у причудливых речных излук
Я не страдал от длительных разлук.
И не следил, когда ж вулкан потухнет,
И не вдыхал болотного метана,
И думал о любви своей на кухне
И в очереди думал за сметаной,
И не несли мне золота ручьи.

Когда к врачу вели с женой мы сына,
То о непроходимых котловинах
Я как-то забывал мечты свои.

И понимал, хоть снились рюкзаки,
То, что другие понимали сразу:
Чтоб написать хорошие стихи,
Не обязательно искать алмазы,
Не обязательно спешить на полюс,
Что все дано нам – молодость и совесть,
Желанье знать,
Наивно пренебречь
Предосторожным доводом рассудка,
К душе своей прислушиваться чутко
И слышать – медленно в ней зреет речь,
И понимать талантливый язык
Обыкновенных судеб, грустных книг,
Кварталов городских и деревень,
И силы не беречь на черный день.
И силы не беречь. И ждать Весну.
И верить,
Верить, что дает права
Судьба тебе на светлые слова.
И я люблю,
Люблю свою жену.

1988               


УПРЕК

Ты исписался. Ты дошел до точки.
О чем ты пишешь?! Разве ты поэт? –
Жене своей не посвятил ни строчки,
Когда  тебе стираю я сорочки?
Тебе готовлю завтрак и обед?

Я ухожу! –
                ходи по дому хмуро.
Перебирай словесную руду –
«Гадюка – мука»…хоть «Лаура – дура».
Душа проснется, в ней литература.
Уснуть не сможешь, если я уйду.

К тебе подступит позднее прозренье! –
Какая без меня на сердце мгла,
В квартире – пыль и пепел от куренья.
И ты напишешь мне стихотворенье.
Пиши скорей, пока я не ушла!

1986

***

Прости меня. Прости мое ненастье,
Ворчливый дождь,
Что полюбил не душу, а согласье
И тела дрожь,

Что сердце предложил тебе и руку,
И скуку книг.
Прости меня. Мою смешную муку –
Мой черновик –

Мой вечный спор, которому досталась
Тревога дня.
Прости мою несдержанную старость.
Прости меня.

1993
               
***

Поэты – себялюбцы, гордецы,
Но что напишут, сбудется построчно:
Сойдутся все начала и концы,
Сойдется все – до полуслова - точно.

Стихов не будет, если скажешь ложь,
И если дан мне скромный дар поэта,
То я предвижу, что переживешь
Ты много лет – не только это лето.

Твоя болезнь
Пройдет,
Пройдет,
Пройдет...
Пусть на полвека, но еще осталось
Делить с тобой нам кров и небосвод,
Делить с тобою нам любовь и старость.

Еще полвека...
Время есть пока –
Взглянуть на звезды,
Помолиться Богу,
И долго жить,
А унывать слегка.
И ты меня переживешь немного.

Однажды утром попрошу позвать
Священника. Жаль, рядом нету  сына.
И, причастившись, лягу на кровать.
Глаза сомкну.
И не проснусь, Марина.
Душа моя отправится в полет,
Преодолеть воздушные мытарства...

Но о другом хочу сказать:
Вот-вот
Твоя болезнь
Пройдет,
Пройдет,
Пройдет...
Помогут и молитвы, и лекарства.

Стихи помогут – и сомнений нет.
Стихи помогут, знающие точно,
Что скромен дар, да все-таки поэт.
Мелю пустое -
                сбудется построчно.

1994


               
ВЕНЧАНИЕ

В роковые минуты явились мы в мир,
Всеблагие пируют, не зная покоя.
Но умолкли надменное время и пир –
И священник повел нас вокруг аналоя.

Тихо скажем, что будем друг другу верны,
И поверим, что сможем любви не утратить.
В роковые минуты нельзя без жены,
Без торжественной тайны и без благодати.

Только время исчезнет – что будет за ним?
Обретем полноту мы небесного дара,
Иль останется наше единство земным
И спасительным лишь от ночного кошмара?

1995


5

Как несбыточно слово!..



СУДЬБА

Жил русский поэт – он от Бога обрёл
Сердечное слово, державный глагол,

Молитвенный вздох валаамской тиши,
Смиренье и меч православной души,

Лицейский бонтон, холмогорский подзол…
В крещенский мороз он ко Спасу ушёл.

Но только и ныне в прозрачных стихах
Ревниво находят имперский размах.

Находят опасный имперский аршин
И веру в имперскую волю равнин.

Дано претерпеть и посмертную месть
Тому, кто не предал российскую честь.

1992
 
***               

Как несбыточно слово!
Незваный глагол
Убеждал не молчать и спешить напролом,
И сложилась строка – я, волнуясь, прочел.
Все не так,
Надо было писать о другом.

Я мрачнел, становился чернее чернил.
Я хотел говорить, но не ведал о чем,
И незваный глагол неумело чертил,
Понимая, что надо писать о другом.

О другом... Но о чем?! О мерцаньи светил?
О борьбе, о погоде? Как злобно в трубе
Воет ветер, как гаснет свеча?..
И решил:
О другом – это просто сказать о себе.

И постиг черновик и последнее дно,
И глубокое небо, и шорох в избе,
И гул времени...
Снова изводит одно:
Как спокойно и просто сказать о себе.

1994
               
***

Пророки читают молитвы,
Твердят покаянный канон,
Им зримы грядущие битвы,
Печали последних времен.

Поэты не очень серьезны,
Не дал им Господь глубины.
Вглядевшись в высокие звезды,
Заметят лишь – зимы морозны,
И мысли людей холодны...

1998


МЕСТО МЕСТИ

           Город пошлый, город грязный!
           .........................................
           Погрязай в рутине вечной,
           Город сплетен и клевет!
           Град пустынный, град увечный,
           Град – презрения предмет!
                И.Куратов, «Усть-Сысольск»

Волнуясь заметил поэт, а не злясь,
Высокое чувство не злится –
Какая на улицах давняя грязь!
Как скучно в зырянской столице!

И то, что открылось душе и уму,
Доверил стиху безоглядно…
За это и памятник ныне ему,
Чтоб было другим неповадно,

Поставлен не там, где порядок и свет,
Где мысли чисты и трактиры,
А именно в граде, который предмет
Презренья гражданственной лиры.

Но здесь и признанье теперь, и престиж –
Какое изящное мщенье!
И в каменном платье никак не сбежишь
Из мест своего вдохновенья.

Да кто и помянет, что жил человек
И умер от смуты сердечной –
Пустынная улица, сысольский брег
И северный город… увечный… вечный.

1997
               
***
                К.Вагинову

Кастальская каста, вельможи
Лирических правил и грез,
И каждый твердит и итожит
Судьбу, что летит под откос.
И ты – рассудительный – тоже
Уставам их веришь всерьез,
И споришь с упрямым  прохожим
О русских объятьях берез.
А мысли по древу, как мыси.
И правды нагольны. И присен
Случайный мальчишеский стих.
И ты – непреклонный – зависим
От лир Городских Дионисий,
От сказов и рун избяных.

1993

***

Дмитрию Фролову
по прочтении
цикла его стихов «Лешие»

Не строга зависимость, однако
Зачастую вспыльчивый поэт
Сочинит поэму о собаках –
И на пса похож его портрет.

Изменяют творческие муки
Внешний вид, преображают взор.
Воспоешь  началие науки,
Не лицо имеешь – монитор.

По себе об этом знаю – грешен,
Вдохновенье застает врасплох,
Увлечешься сиволапым лешим –
Зеленеешь, как болотный мох,

Борода клочками, бровь космата
И в глазах лесной таится мрак.
Леший, хоть не зверь, как терминатор,
Сила-то нечистая – лешак.

Туго знает дело – ум наш кружит:
Унывай и от страстей дури.
Стоит одолеть ему снаружи,
Начинает искушать внутри.

Осеняй крестом себя почаще,
А не то – собьет лешак с пути,
Заведет тебя в такие чащи,
Из которых душу не спасти.

1995

               
***
             Моим стихам, как драгоценным винам,
             Настанет свой черед.
                М.Цветаева

Ее стихам настал черед,
Я пью их допьяна.
Черед ее стихам пройдет,
Как действие вина.

Приходит и уходит хмель,
И власть его, как блажь,–
Утихнет гордая метель,
Разымчивый кураж.

И осознают дух и кровь,
И осознает речь
Надежду, Веру и Любовь,
Молитву, Крест и Меч,

И путь земной и неземной,
Знамения страниц,
Невольный вздох за упокой
Души покончившей с собой,
За всех самоубийц.

1994

***

Его в сосновый гроб положат,
Заплачут горько, что поэт
Душой мятежною извелся,
Отмучился во цвете лет.

Не разобрались в нем соседи,
Бездушный век, дотошный ЖЭК...
И я подумаю: от водки
Хороший умер человек.

Зачем унылому запою,
Бессмысленному кутежу
Он отдал дни свои? Не знаю.
Не понимаю. Не сужу.

1997


***
                В.Ц.

Как часты с унынием встречи,
Без веры на сердце темно.
Ты пишешь –
                от мира не лечит,
Зато понимает вино.               

Ты пишешь без всякой утайки –
До самого черного дна,
Где бесы сбиваются в стайки,
Что снова – вино
                и вина.

Но чем безнадежней дорога,
Сильнее и трепетней страх,
Тем строже движение слога,
Яснее присутствие Бога
В безбожной тоске и стихах.

1997


***

Изведем себя, неутешные,
И раскаемся, просветленные,
Но опять сотворим поспешные,
Сотворим слова потаенные.

Да не ввергни во тьмы кромешные
Наши головы забубенные,
Прости, Господи, души грешные,
Многогрешные, беззаконные.

Сладки, сладки нам смыслы туманные,
Гимны гневные, песни майданные –
Но очисти от праха словесного,

Вседержитель, спаси люди странные,
Паче всех человек окаянные,
Не лиши Ты нас Царства Небесного.

1994


***

Не пишется... И возмутиться нечем
На белое бесстрастие листа...
Молчание спасительнее речи,
И светлый ангел заградил уста.

1997

***

Сочиняешь стихи,
иногда их внимательно слушают,
но даже безногий нищий,
пьющий стеклоочиститель,
считает тебя неудачником.

1999



6

Нас легко предавать...

***

Нас легко предавать – мы доверчивы, словно киты,
наши грезы не замки воздушные строят – скиты,

чтобы в них поселить первородное чувство вины,
строят бомбоубежища, чтоб отдохнуть от войны.

Мы не ждем – невдомек,– что герой по-хазарски лукав,
аккуратный трибун, адвокат человеческих прав.

Странный колокол, Герцен – пугать европейских ворон,
низводить бородинское небо и веру, и трон.

Из подвальной бойницы ударить и в честь, и в беду,
в прописную присягу в кромешном чеченском году,

в нашу юную, светлую, присную, русскую рать.
Нас легко предавать – до смешного легко предавать.

1995
               

***

В Отечестве нашем любезном
Дела словно сажа бела –
Сойдет по указам железным
На дол неоглядная мгла,

И кто-то с досадой, но сладко
Взовет до соседних морей:
«Извека здесь нету порядка!
Придите и правьте скорей!»

Надвинутся грозные мраки,
Прольются густые дожди –
Из них себе черные фраки
Сошьют волевые вожди.

И скажут спокойно и кратко:
«Поищем простые пути,
Извека здесь нету порядка,
Придется его навести».

Должно быть светлее, не так ли?
Раздуем побольше костер –
Зажгутся халдейские пакли,
Затянется гарью простор.

И кто-то ругнется украдкой,
Украдкой – до дальних морей:
«Извека здесь нету порядка...
Придите и правьте скорей!»

Поправьте законы и прясла,
Дороги, а лучше народ,
Которому вечно неясно –
Никак ничего не поймет.

И мне непонятно – загадка –
Зачем до британских морей
Шуметь: «Нет извека порядка!
Придите и правьте скорей!»

Неужто без этих болезных
Призывов к варяжским князьям
В Отечестве нашем любезном
На хлеб заработать нельзя?

1996

***

Нет, не судил,
Но быть космополитом –
Быть гражданином мира не желал,
Обрезанный выходит идеал!
За это назван был антисемитом.

Антисемит – какая в этом ложь!
И чуть её заучат по-другому,
Сочтут, что на еврея я похож
(А я похож) –
Спасусь ли от погрома?

1991

***

Что нам остается? Да просто жить, 
А если пригнет нужда —
Молиться
И Бога благодарить   
За хлеб насущный —
Что  в поле есть сныть,   
Крапива и лебеда,
Что  есть еще один день
Возлюбить. 
Что  в небе светла звезда.

А им,
Нашедшим свой случай предать,
Невзвидевшим белый свет,
Что им остается? —
Пересчитать
Тяжелых тридцать монет.

Пересчитать
Впопыхах барыши,
Вдохнуть эпохи бензол,
Вернуться и крикнуть: — Я согрешил!—
Швырнув на храмовый пол

Монеты…
И слушать их скучный звон,
Предчувствуя вечность мук.
Что им остается?
Скорее, вон —
Петля, осиновый сук...

1995
         
***

Усталость, зима и морока
Блаженные гонят слова —
Для праведников и пророков
Камней не жалеет Москва.

Народ-богоносец… Да ношу
Не может никак удержать.
Неужто три Рима падоша?
Четвертому же — не бывать.

Идет литургия неверных,
Проклятья срываются с уст.
Зима и усталость, и скверна,
И дом оставляется пуст.

1998

***

Видения торопит наркоман,
В неприбранной квартире городской
Плоть уязвляя маленькой иглой,
Чтоб серый мир стал чуточку румян.

И вот уже – расходится туман
Над тихою равниной и рекой,
И солнце дарит волю и покой.
Так подлинно, что верится в обман.

Село проснулось. Утро настает!
И сладко слушать даже скрип ворот,
И, возлегая на перине стога,

Светло смотреть – погнал коров-толстух,
Козлов и коз решительно пастух…
Нет, не пастух, то – обезьяна Бога.

1998               
 
ОНИ…

Когда я возвращался домой,
Меня остановили двое незнакомцев,
Спросили – который час?
И сколько звезд на небе?..

Кто не натыкался
На такие неожиданные вопросы?
Потом идешь, ругаешься,
Объясняешь близким,
Что звезды не поддаются счету –
Неужели мир сошел с ума?..

А по морде ты уже получил.

1998

***

Город мой изменился –
поутих,
постарел, стал мудрее,
обманувшей свободе
перестал объясняться в любви,
и тревожно молчит,
словно предал хорошего друга,
и рассеянно смотрит, как падает снег,
и темнеет декабрь.
И я тоже, как он,
не хочу понимать это время,
где без кроткой молитвы
совсем замерзает душа.

1998

***

            По плодам их узнаете их.
        Мф. 7, 16

Цитировал Сартра, страдал, что народ
Лишен своих прав, не имеет свобод.

- Проснитесь! – взывал.  – Не живите по лжи!
И слово посеял – взошли мятежи.

И слово посеял – и всходит нужда.
И узнан по горькому вкусу плода.

И правды свои, как московскую пыль,
Собрал и уехал с семьей в Израиль.

1993

***

Любимая дщерь Вавилона.
Нужды не имея ни в чем,
Ты храмы во имя мамоны
Творишь на песке – золотом.

Но только напрасны работы –
Песок размывает вода.
Не скажут твои звездочеты,
Откуда наступит беда.

Внезапно краса оскудеет –
По всей изобильной стране,
И души твоих чародеев
Сгорят, как солома в огне.

1999

ПЕЧАТЬ

Не взвоют враждебные вихри,
Не грянет всемирный салют,–
Придет незаметно Антихрист,
Начнет свой обыденный труд.

Откроет бюро и конторки,
Куда, не ропща на судьбу,
Толпа потечет – три шестерки
Послушно поставить на лбу.

«Где ваше духовное зренье!–
Младенца воскликнут уста.–
Терпите позор и гоненье,
Но не предавайте Христа!».

Но скажут, что даже монахи
Признали Верховный Указ,
Что грубы библейские страхи,
Иная эпоха сейчас.

Эпоха широких понятий.
Прогресс победил на земле!
Осталось поставить печати –
И на православном челе.

2000

ПЕРЕД ВЕЛИКИМ ПОВЕЧЕРИЕМ

Мы — не скифы, мы — русские, дело не в скулах, а дух
Зиждет нас православный, хранит девяностый псалом.
Нас не тьмы азиатские — несколько древних старух,
Иерей и епископ — но мы никогда не умрем.

Не умрем от судов, перестроек, свобод и сивух,
Третий Рим обращающих в скучный всемирный Содом.
Примем русское бремя, насущного хлеба укрух,
В храм войдем, осенив непокорную душу крестом.

Это время последнее. Это последний итог.
Нас не тьмы азиатские. Надо нам вместе молиться -
И откроется мужество русских и узких дорог.
И да будут светлы наши юные старые лица.

«Разумейте, языцы,
И покоряйтеся, яко с нами Бог!»

1995



7.

Я понимаю их, душа понять не может...

***
Был ясен день, вела дорога к цели,
И Бог хранил, и горе – не беда,
Когда вдруг мне с густой высокой ели
Прокаркал черный ворон: «Никогда!»–

Нас окружает мрачная среда,
Торопится напомнить о пределе
Возможностей,  о тщетности труда,
Изводит душу думами о теле.

И ясен день. И небо голубое...
Нет, ворон! Нет!  Мне верится в иное –
Твой гордый грай, ревнивый грай твой значит,

Что верен путь, и близок я к удаче.
На ярмарке у старого цыгана
Тебя куплю я вместо талисмана.

1988

               
ВЕКОВОЙ ОПЫТ

I.

Ни в устье Колымы
И ни в краю хурмы,
Ни под шафе,
Ни в резкости полемик,
Ни с баррикад,
Ни в собственном гареме
(И ни в чужом!),
Ни близким, ни богеме,
Ни тет-а-тет
Не зарекайтесь от тюрьмы...

В любой стране
И при любой системе.

2.

Ни отступленье тьмы,
Ни светлые псалмы,
Ни мудрости прозрение
И бремя
Не обещают,
Что наступит время
Избыть совет -               
Не зарекаться от тюрьмы.

В любой стране
И при любой системе.

3.

Свобод сладки дымы,
И пылкие умы
Спешат открыть,
Что в тягостном яреме
Цензуры
Принуждали в каждой теме
Скрывать протест.
Но в прозе и в поэме
Суть между строк –
Не зарекайтесь от тюрьмы...

В любой стране
И при любой системе.

1988

ВСТРЕЧА С ЦЫГАНКОЙ

- Постой, красивый!
-  Все у вас красивые.
- Дай погадаю.
 -  Ни к чему мне знать
твои рассказы,
все равно соврешь.
- Ах, не совру,
услышишь только правду,
не сомневайся -
скоро в твоей жизни
изменится все к лучшему,
красивый,
ты обретешь и власть, и состоянье.
- Тоска какая!
Грустное пророчество!
- Постой, постой,
слова мои сбываются -
счастливым будешь.
- Вот еще несчастье…
               
1996

***
               
Советуют друзья,
Высказывают мнения –
Количеству души               
На душу населения
Разумный есть предел.
Предел всему положен.

Я понимаю их –
Душа понять не может.

1987
               
ГЛАСНОСТЬ

К чему пришли мы, россиянин,
К свободе или же к тому,
Что по закону ныне Каин –
Не сторож брату своему?

1993

***
С такой свободой, россиянин,
Тревожно сердцу и уму.
Выходит по закону Каин –
Не сторож брату своему.


***
Еще один нищий на помойке.
Следует ждать великих потрясений.
Надо копить на небесах.

1999

СУП ИЗ ТОПОРА

               Наваришь горячего супа, -
              и жить веселей.
                Ду Фу


Трудновато живем, но с охотой,
Что нам бедность, раз беден, кто скуп.
Есть вода – это больше, чем что-то –
Значит, будет готовиться суп.

А с нехваткой жиров и приправы
Разберемся и выход найдем –
По преданиям нашей державы
Сварим суп со своим топором.

Объясним мудрецам-инородцам –
Не берется народ на измор,
На Руси непременно найдется
На веселое дело топор.   

1999   


***

Сказка – ложь, зато намек сгодится,
Сбережет от глупости и скуки...
Полюбил Добрыня еретицу,
Волочайку, знавшую присухи.

Для нее спешил на шумный рынок
Покупать шелка и орхидеи,
А к любимой приходил Горыныч,
Потому что змеям ближе змеи.

И о лжи узнав, на полнолунье
Богатырь завыл –
                навзрыд заплакал,
Что его красивая колдунья
Обратила верною собакой,

Водовозной клячей,
И пудовый
Меч покрылся ржавчиной от слез.
По молитве матушки крестовой
Выжил, а не сгинул,
Аки пес.

По молитве спали чары –
                духи
Разбежались вон по закутам.
Волочайку, знавшую присухи,
Разрубил Добрыня пополам.

Говорил, нисколько не жалея,
Говорил, обиды не тая:
– Любодейка!
Ты ласкала змея.
Умирай по праву, как змея...

Называешь вымыслом досужим
Древний опыт (сказка – это ложь),
Но невольно ищешь – ах, как нужен! –
Добрый меч.
                Иначе пропадешь.

1996

***

До чего же грязно!
Крысы бегают по подъезду.
Читай после этого Марселя Пруста.

1999

***

Кому нужны семейные печали? –
О них ты скажешь, будто невзначай…
Друзья, повеселившись, заскучали.
И предали. Живешь как на вокзале.
Так оставайся –
                или уезжай.
 
К чему бродить, как сыщик, по квартире?
Решай сейчас – вперед или назад.
А ты напился и бренчишь на лире,
Что никогда ты не бывал в Каире,
На Кунашире, на Гвадалквивире –
В Днепропетровске! – это плагиат.

Себе солжешь, не поскупясь на пиво –
Подумаешь, великая беда!
Беда вошла…И ты молчишь…Ревниво…
Жена устала быть с тобой счастливой.
И ты ей не поверишь никогда.

1985

***

Зря людей старательно пугаю,
Разъясняю русскую беду…
Заведу-ка лучше попугаев,
Слушателей верных заведу.

Я кормить их буду, не жалея
Самого отборного зерна,
Расскажу, как русская идея
Нам необходима и важна.

Без нее восторжествует смута,
Новости без веры и любви…
Ешьте, дополнения уюта,
Птички разлюбезные мои.

Вам дано вникать светло и чутко
В несуразный для кого-то вздор,
Вы поймете, где печаль, где шутка,
Не прервете долгий разговор.

Это люди вновь себя изводят,
Замыкаясь в беспробудный труд,
Сетуют на то, что жизнь проходит,
Друг от друга быстро устают.

1999

***

Привычно начинаю – «нам...». Кому?!
Кто эти «мы»? Кого я обобщаю?
Что с ними разделяю – чашку чаю,
Вину, молитву, русскую суму?

Нет никого. Опять сижу один.
Гляжу в окно, веду борьбу с тоскою.
И понимать, что в сердце нет покоя,
Никто не расположен... Даже сын.

1998


8.

Кто-то помолился обо мне...


***

Счастливые повести наши скучны,
Дела благочестия кислы.
О, бедная душенька, как мы грешны,
Как сумрачны тайные мысли.

Зачем возлюбили житейские сны,
В расчет принимали везенье, -
О, бедная душенька, как мы пьяны
И так далеки от спасенья.

Построили дом себе – падает дом,
Стоял на песке и на глине.
О, бедная душенька, мы пропадем
По нашей безмерной гордыне.

Нас радовал пепел, а не благодать,
Мы веры отринули камень, -
О, бедная душенька, как нам рыдать
Такими сухими глазами

1999

               
***

Нас ожидают яма и петля,–
Точнее я не нахожу ответа
В священных книгах Ветхого Завета –
Позорный плен, бесплодная земля.

Внимайте, огрубевшие сердца,
Что говорят пророческие главы,
Восплачьте же, имеющие право
Отвергнуть милосердие Творца

Восплачьте же, пока сухая смерть
Не прибрала одну шестую суши,
Пока еще слепые наши души
Способны разрыдаться и прозреть.

1998

***

И день спешит мой, и сон тревожит,
Смятенье множит вину,
Я раб ленивый – уныл, ничтожен –
В житейском море тону.

Я раб лукавый – кто мне поможет,
Просить, кого же дерзну?
Святой избранник, угодник Божий,
Твой меч срамит сатану,

Небесный инок, чудес источник,
Умилосердись, подай
Десницу помощи, светлый отче,
Молитвенник Николай.

И разум – плоть, и душа во мгле,
Святой Николай, моли Бога о мне.

1995


***
                Надежда моя сидит одесную Бога.
                Св. Тихон Задонский
Прости, Господь, что я извел года
В сердитых спорах, бойких диалогах.
Все ближе, ближе страшный день Суда…
Моя надежда одесную Бога.

Прости, Господь, незрелому уму
Иронию сомнения и слога
И помоги неверью моему…
Моя надежда одесную Бога.

Прости, Господь, что в суете сует
Кружило душу по кривым дорогам,
Что мне казалось в скорби – Бога нет...
Моя надежда одесную Бога. 

1996

               
СОВЕТ ОПТИНСКИХ СТАРЦЕВ

Подвижники молитвы и поста,
Чтоб гордых дум преодолеть прельщенье,
Шли убирать отхожие места –
Так души обретали очищенье.

Хорошее лекарство для ума,
Врачующее самый здравый гений,
Послушное сгребание дерьма
Значимей философских рассуждений
(И сложных стихотворных сочинений).

Но мы горды – и собираем мысли,
Как словари, храним благой совет,
А мест отхожих никогда не чистим.
Поэтов много...
Вот и я поэт.

1998

***

Беспечные братья, мы стали седы,
Прижившись в чужой стороне,
Не ведали горя, не знали нужды,
И хмеля хватало в вине.

Смеялись, писали пустые стихи.
Забыв про Отеческий дом,
Но голод настал – и пошли в пастухи,
И стадо свиное пасем.

А ночью холодной томится душа,
Что время подходит к концу.
Как жили легко! – и спеша, и греша…
Вернемся скорее к Отцу.

Вернемся, оставим чужие пути,
Падем на колени пред Ним
И горько заплачем: виновны, прости,
Прости нас –
И вдруг умолим.

1995

***

Прельщенные нежданным  урожаем,
Рассчитываем будущие дни,
И смыслы тайные невольно не стяжаем,
А душу убеждаем – отдохни!

Возрадуйся, надкусывая грушу,
Что в житницах плодов земных не счесть…
Да ангелы торопятся по душу,
И даже груши спелой не доесть.

1997

***

Поселился в типографской краске,
Со страниц журналов и газет
Шумные рассказывает сказки,
Жизни замечательный сюжет,

Смелым чувствам посвящает главы,
Новости последние ведет
Бес обыкновенный и лукавый –
У него система и расчет.

Приручает он глаза и уши,
Так издалека заводит речь,
Чтоб увлечь доверчивую душу
И на муку вечную обречь.

Человек однажды разгадает,
У кого находится в плену.
Господи! Но силы не хватает
Небо созерцать и тишину.

1997


***
                Се, стою у двери и стучу: если кто
                услышит голос Мой и отворит дверь,
                войду к нему, и буду вечерять с ним,
                и он со Мною.               
                Откр. 3, 20


Мы вцепились в судьбу, как репей,
И друг другу не верим, как звери…

Он стоит у закрытых дверей,
Он стучит в затворенные двери.

Мы слова превращаем в свинец,
Чтобы лить их в неверные уши…

Он стоит у закрытых сердец,
Он стучит в затворенные души.

Мы затеплим о мире свечу,
Но войну и измену заметим.

«Се, стою у двери и стучу»…
Открывайте же, бисовы дети!

1995

***

Душа моя, не считай седые волосы.
Нет возраста.
Есть Бог.

1999

***

Страсти, страсти –
                гордые стихии –
Стихли вдруг в сердечной глубине,
Слышу я смиренье литургии:
Кто-то помолился обо мне.
Кто он, мой заступник перед Богом?–
Кто сумел простить, не упрекнуть
И моим бесчисленным тревогам
Попросил спасение – и путь.
Верую.
Как долго и как странно
Я блуждал, как будто жил вчерне.
И вхожу я в Церковь покаянно –
Кто-то помолился обо мне.

1993

***
Обратятся  империи в пыль,
И валы океанские – в сушу.
Но Господь сохранит Израиль,
Русь Святую – смиренную душу.

Прахом дума земная пойдет,
И надежда, и слава земная,
И от гнева устанет народ,
Знаков неба не распознавая.

И сгорит гордый мир, как ковыль, -
До последнего дома разрушен…
Но Господь сохранит Израиль,
Русь Святую – смиренную душу.

1997


9.

Оставим кураж декадентов...


 
МАРИНА

Когда устали судьбы ведать Парки –               
Вращать свое веретено планет,
Когда мечты звереют, как овчарки,
Натасканы насмешками газет,               

Когда цари бранятся, как кухарки,
Когда в цене измена и извет,–
Что я могу?! Так…в качестве ремарки
О светлом чувстве написать сонет.

И объяснить, пусть грустная картина,
Куда ни кинешь взгляд, со всех сторон,
Но я люблю – и в этом вся причина,

Что я движеньем звезд не раздражен,
И рассказать, тебя зовут Марина,
Пространствам зим и сумракам времен.

1992

ИЗГОТОВИТЕЛЬ АМУЛЕТОВ

Гордый жрец, седой пророк Перуна,               
Толкователь басен и кощун,
Кобник, исчисляющий кануны
Засух и потопов, и горбун,

Звезды поглощающий и луны,
Облакогонитель и колдун,
Ведьма, возвращающая юность,
Сторож кладов и травы Плакун –

Все спешат ко мне купальским летом
За волшебной силой – амулетом –
И устало просят: «Изготовь

Знак судьбы, чтоб в наши заговоры,
В чары и в проклятья, и в потворы*,
В ненависть вошла твоя любовь».

1992

* Потворы – колдовские действия.

 
* * *

Уже поэты, но еще мальчишки,
Защитники идеи и земли,
Ушли на фронт…
Ни записные книжки,
Ни головы свои не сберегли.

Неторопливо, деловито, хмуро
Убила их великая война.
История родной литературы
Не вспомнит их простые имена.

И только незаметно краеведы
Опубликуют небольшой рассказ
О посвященных в чаянье победы,
О трепетно молящихся за нас.

1998


СТАРЫЙ ВОИН

Молодежь решила быть в сторонке,
Лечит грыжу, прыщики и сплин.
Кто — в ларьке, кто — на бензоколонке.
Старый воин во поле один.

У него не конь, а просто кляча.
У него не меч, а ржавый дрын.
Кто-то плачет, кто-то деньги прячет.
Старый воин во поле один.

Никакого боевого поля
Знать не хочет просвещенный сын, —
Это придурь, прихоть алкоголя.
Старый воин во поле один.

И у всех — ответ и оправданье.
Столько убедительных причин!
Старый воин рядового званья
Умирает во поле один.

1998

ПОИСК

Тундра-тундра, лишайники, мхи…
Я о них сочиняю стихи.
Я открыть хочу лучшие чувства.
Да не движется что-то строка,
То ли память моя коротка,
То ли тема сложна для искусства.

Шёл не раз через тундры туман 
И простор кочковатых полян –
Красоту видел скудной природы.
Утопал я во мхах и снегу,
Потому и молчать не могу…
А сказать ничего не выходит.

Я листаю в уме календарь,
Я листаю толковый словарь
И «Теорию стихосложенья»,
И томлюсь, и не сплю, как сова,
И лысеет моя голова
От отсутствия воображенья.

Жизнь моя, где же твой результат?!
Результат — и не в склад, и не в лад.
Неужели всё только причуда?
Спит талант?! Никаких перспектив.
Выпью кофе. Прочту детектив.
Выжму гирю, что весит два пуда.

Разломаю ударом кирпич,
Ничего мне не надо опричь.
Не вздохну по родимому краю —
Что мне тундра, лишайники, мхи?!
Но о них сочиняю стихи.
Вновь о них я стихи сочиняю.

1998

***

Какое там служение?! Когда
Растрачена молитва на стихи,
На сумраки упрямого труда,
На радости от точной чепухи.

И мается усталый черновик,
Избавиться не в силах от тревог –
Волнуется за выверенный слог.
А миру не до наших тонких книг.
Какой там подвиг?!
Помоги нам Бог.

1998

***

Мы встретились с радостью. Хлеб преломили.
Хлебнули вина. И затеяли спор.
Я стал объяснять, что считает Вергилий.
А он говорил, что сказал Пифагор.

Смешное упрямство! Подобного тона
Сомнительной мысли не стерпит никто.
Я резко спросил: «Ты читал Честертона?»
Он буркнул в ответ: «А читал ты Кокто?»

И мы разошлись – отчеканивать слово.
И все было ясно. И не по пути.
Я крикнул вослед: «Почитай Соловьева!»
А он огрызнулся: «Толстого прочти…»

1992
               

***

Оставим кураж декадентов,
Прервем наш нешуточный спор.
Шумит бригадир, что цемента
Не хватит, что жидок раствор.

Прервем о стихах и сонатах,
О ритмах и мифах... Всерьез
Доверим на время лопатам
О форме и сути вопрос.

И утро реально и грубо
Смешает, почти примирив,
Мистический стиль Сологуба,               
Щебенку, анапест, тариф.

1986

***

                Ей в другую сторону...
                (из песни)

У нас теперь семья – единый дом,
И каждый день терпения уроки.
Я говорю:; На запад не пойдем!
А ты не хочешь думать о востоке.

Стоим на месте ; усмиряем нрав,
Друг друга открываем с удивленьем.
Но не гляди, прошу, на книжный шкаф,
Не увлекайся модным направленьем.

Не искушайся книгой о пути,
Что укрепляет только в укоризне.
Семья хрупка, ей не перенести
Горячий спор о смысле нашей жизни.

Терпенью учимся ; докучливый урок,
Зерно согласья осторожно сеем.
И чем тебе не нравится восток?!
Тогда – на юг, там все-таки теплее.

1984

***

Как воет метель! Как темно!
Проходят минуты и годы.
Душа моя смотрит в окно
На грозную смуту природы.

Зачем я живу на земле? –
Стареет душа и томится.
Зачем мои звезды во мгле
Тревожные спрятали лица…

1999

НЕБО РОДИНЫ

Нас небо не влекло,
Как сложная шарада,
На плечи нам легло –
Держать кому-то надо.

Держать тяжелый свод
Приходится отныне –
Как уберечься от
Заносчивой гордыни,

Что курит фимиам
Про терпеливый гений,
Про светлый труд, что хам
Подпивший не оценит.

Вдохнешь лукавой лжи,
А небо и придавит.
Спокойнее держи.
Господь нас не оставит.

1997

***

Посмотрю на снег в начале мая,
Про себя решу, что повезло –
Замерзал Овидий на Дунае,
Мне у моря Карского тепло.

Мне хватает света и озона,
И на размышления – чернил.
Милый край не одного Назона
В вечной мерзлоте похоронил.

Майский снег на улице кружится.
Дал Господь насущный хлеб и кров.
Что мне Рим, надменная столица?!
Почитаю я молитвослов.

Не живи, душа моя, в обиде
И за лад благодари Творца,
Не ропщи на местность, как Овидий,
Все стерпи до самого конца.

1999

               
10.

Пока я собирался написать о зиме...

О ЛЮБВИ

1
Ухожу – отвергнутый любимой...
Как весна мгновенно изменилась!
Осенью угрюмой обернулась
И ещё немного – и заплачет,
Разревётся, не стыдясь прохожих.

2
Нет, пожалуй, я преувеличил,
Нет, душа смятенна не настолько,
Чтоб весну и осень перепутать,
И дождя, я думаю, не будет.
И любимой называть не надо
Женщину – красивую, и только.

3
Ухожу – отвергнутый красивой
Женщиной. Но день стоит весенний,
Облачно и ветер, но на завтра
Обещали ясную погоду.
И красивых женщин очень много.
И весна недавно наступила.
Женщина как женщина – и хватит...
С внешностью совсем обыкновенной!

4
Женщиной отвергнут. Неприятно,
Но бывает с каждым человеком.
Слово-то неточное – «отвергнут»,
Не идёт оно к моим привычкам –
Из иного стилевого ряда,
И подходит больше для романсов,
Чувственных романов с эпилогом.
Не отвергнут – просто «нет» сказала.
Нет, так нет. Всё к лучшему на свете.
В том числе весенние прогулки!

5
Я иду и напеваю песню
О лазурном небе, южном море
И о стройных девушках на пляже,
И о новом креме для загара...

1980


ЛИТЕРАТУРНАЯ ПОЛЕМИКА

Музе свернули шею.
Критик убедительно доказывал,
что такое положение ее головы
является неожиданной формой искренности
и соответствует
возросшим интеллектуальным запросам
нашего сложного времени.
Но не все с ним соглашались.
Были мнения, что надо свернуть шею
в другую сторону.


***
Пока я собирался написать о зиме,
Наступила весна.

Пока я собирался написать о тебе,
Ты ушла от меня.

Пока я собирался написать,
Что ты ушла от меня,
Наступила весна.

1979


***

Воркута – по-ненецки означает
«место, обильное медведями».
Последний  из них решил как-то
проведать свои исконные владения –
и из него сделали хорошее чучело
для краеведческого музея ...
Вероятно, он так и не понял перемен к лучшему.
Просто не успел.

1990

ВОСПОМИНАНИЕ О ПЛОХОЙ ПОГОДЕ

Такое небо, как будто
его постелили над порогом –
вытирать грязные шляпы и головы...

1985

***

Алтынного вора вешают,
а полтинного чествуют.
Русская народная пословица

Карманник алтынный, молись,
Не смог ты постигнуть размаха,
Пей чашу позора и страха -               
Висеть на веревке тебе.

Твоя незавидная роль -
Являть на общественной сцене
Трагичность преступных влечений
И неотвратимость суда.

А если кто видит обман,
Подлог в предлагаемой пьесе,
То всей независимой прессе
Придется смеяться над ним.

Что за обличающий тон?!
С ума вы сошли от гордыни -
Бродите себе по пустыне,
И жгите глаголом пески.

Хитрец трехгрошовый, молись –
Молись на полтинного вора,
Слова твоего приговора
Зависят от воли его.

Пока ты бездарно ловчил
И что-то по мелочи смыкал,
О будущем нашем великом
Он думал – и сил не жалел.

Полтинное дело тащил
По топкой российской дороге,
К обману алтынному строгий –
Висеть на веревке тебе.

1994
               
ДОСТИЖЕНИЕ

Мы всегда были смелыми -
ничего не боялись,
                кроме правды,
а теперь нам и правда нипочем.

1988

***

Развиваются человеческие отношения,
Предательство все чаще становится во имя будущего,               
во имя дружбы,
а то и совсем бескорыстным...

И я подумал:– А не добавлять ли в водку
синильную кислоту?!
Надо же когда-то покончить с пьянством.

1993


***

Любовь приходила,
когда ей вздумается,
и на ревнивые вопросы:
– Где ты была?!–
отвечала:
- Какие у нас разные стихи...
.
1980

               
***

Нашим детям
холодно с нами,
и они жмутся к теплу телевизора,
к искусственному огню...
Господи, как мы слабы!..

1993


***

Мир упал мне на плечи,
а я не умею –
ловчить, как Геракл.

1997

***

Не знаю, что делать,
знаю, где можно купить гранатомет.
Но даст ли на это благословение батюшка.

1998




11.

Пойдем, душа, спасение искать...



ВОСПОМИНАНИЕ О СТАРОСТИ

Старый-старый человек плакал.
Он не научился утверждать:
«Не зря прожил…».
Не умел ворчать,
Что сутки стали короче,
А врачи невнимательнее.
Старый-старый человек плакал.
Он не хотел радоваться
Шумным переменам и тихим дням.
И никак не мог вспомнить,
Где же расстался с молодостью.
Старый-старый человек плакал.
Ему исполнилось двадцать лет…
Огромный возраст!
Жизнь стремительно исчезала.
И не было рядом
Доброго старца иеросхимонаха Анатолия,
Который бы просто сказал:
«А ты не торопись».

2000

***

Он источил в пути чугунный посох,
Хлеб каменный в дороге изглодал.
Сомнение мучительных вопросов
Вело его по хмурым городам,

По летним весям и по звонким росам,
Осенним грозам, золотым годам.
Беседовал со звездами философ,
Высоким их доверьем обладал.

И понят был. И штормовые волны
С ним спорили до полной хрипоты.
Так истина ему открылась, словно 
 
Стихийное явленье красоты...
И только суд признал его виновным
В упрямых сочиненьях клеветы.

1988

СВОБОДА

Нечистый дух,
Обживший русский пыл,
Вдруг удалился из страстей народных,
Ушел скитаться –
                и в местах безводных
Искал покоя, но не находил.
Покоя нет.
Решил тогда: вернусь
В знакомые пределы и приюты,
Откуда вышел, где я сеял смуты.
В пустыне – скука...
И спешит на Русь.
Покинутый им видит
Русский дом,
Избавленный на время от терзаний,
Дом выметен и убран –
                но не занят!
Украшен, но не поселилась в нем
Молитва.
И с собою семь других
Нечистых духов, что мрачней и злее,               
Берет –
               и входит в смелые идеи,
В горячий спор и в бесшабашный стих...
Что с Родиной растерянной моей?!
Ее недугам снова нет исхода, 
В ней бесы пляшут и кричат:– Свобода!
А матери хоронят сыновей.

1995

***

Слово «русский» запретно, поэтому честно и сладко, -
Чем настойчивей время твердит свою грозную месть,
Что нет русской души, нет ее непосильной загадки,
Что нет счастья для русской судьбы, -
                тем верней они есть.

Тем вернее, что время боится, лукавит, морочит
И, легко раздражаясь, клянет молчаливый народ,
И усердно скрывает под спудом египетской ночи
Вечность русского неба и русского утра приход.


Встанем, братья по слову запретному, справимся с ложью.
И помыслим о горнем. И знаменья вспомним святынь,
Что Отечество наше – Престола Господня подножье.
И о нем во спасение душ поревнуем.
                Аминь.

1996

               
МАТЬ И СЫН

В русском городе Грозном под музыку пуль               
Жизнь со смертью идут, как военный патруль.
Сын – хороший водитель, он возит бензин
В русском городе Грозном.
                Единственный сын.
Мать глядит в телевизор, слепая от слез,
Вновь ей видится факел – горит бензовоз.
Комендантское время тревожит страну –
Мать с дорожною сумкой пришла на войну,
Закрывает собой чей-то дальний прицел,
В сумке брюки и куртка, чтоб сын их надел
И бежал бы – и бросил бы минную твердь,
Обманув командира, присягу и смерть –
От нелепого, страшного, злого труда.
Сын ей тихо ответил:– Нет, мам, никуда
Не поеду я – надо кому-то и здесь.
Ты же, помнишь, учила, что главное – честь,
Что на страх и на трусость есть совести суд.
Я сбегу, а Серегу и Женьку убьют?
Я сбегу - новобранца посадят за руль,
И, считай, что мишенью он станет для пуль,
Что таит - и не ведает - каждая пядь.
И его тоже ждет одинокая мать.
Комендантское время, лихая пора,
Убегай – и до сердца не тронут ветра.
Убегай, хоронись непогоды и смут.
Убежим – хладнокровно Россию убьют,
Не жалея на русскую долю свинца,
Расстреляют в упор, как мальчишку-юнца.
Мать рыдала, внимая сыновним речам.
И с последней надеждой вступила во храм,
Где исходит от строгих икон благодать,
И в смятенные души зрит Божия Мать –
И молитва простая звучит в тишине
О единственном сыне и скорбной войне.
Сбереги их, Владычице, юных солдат,
Отведи от судьбы их смертельный снаряд.
И пехотные роты спаси – проведи
Через минное поле безглазой беды.
Пресвятая, простри Свой незримый покров,
Сохрани их, единственных наших сынов...
В русском городе Грозном под музыку пуль
Жизнь со смертью идут, как военный патруль.

Март 1996

***

Н.М.

В светлый час духовного ристанья
Станет мир невыносим, как ложь,–
Ты слова Священного Писанья
Русским сердцем медленно прочтёшь.

И отдашь последние рубахи,
Что стесняли Божию рабу,
И уйдёшь – искать среди монахинь
Песню, и свободу, и судьбу.

Путь к спасенью предстоит неблизкий –
Восходить в молитвенном труде,
И тебя благословит епископ
Печь просфоры на святой воде.

И, внимая делу упованья,
Посрамишь уныние и ложь,
И слова Священного Писанья
Русским сердцем медленно прочтёшь.

И сольются перед образами,
Освещая келью и миры,
Благовест и горечь предсказаний,
Боль поэта и любовь сестры.

1995
 
***

Пойдем, душа, спасение искать...
Не будем мстить.
Не станем ненавидеть.
Простор бескраен,
А тропа узка,
Ведущая в небесную обитель.

Пойдем, душа!
Иначе жить темно –
Темно от снов и мысленных прилогов.
Погибнуть просто, так немудрено –
В путях широких,
На больших дорогах.

Пойдем, душа!
И понесем свой крест.
Роптать нам на усталость не престало.
Пойдем, душа!
Из неутешных мест, 
Колена преклонивших
Пред Ваалом.

Пойдем, душа!
Иначе жить – тоска,
Иначе надо мстить и ненавидеть…
Простор бескраен,
А тропа узка,
Ведущая в небесную обитель.

1995

               
ЧЕРНОВИК
               

                … если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе               
                сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет
                невозможного для вас…   
                Мф. 17, 20


Не раскрылись глаза, не отверзлись темницы,
И не сдвинулась с места гора, чтоб и впредь
На плечах оставаться. Да что с ней случится?!
Так и будет вынашивать мышь и смотреть

На непрочной любви черновые страницы. 
И с горой на плечах надо будет терпеть,
Как роняет душа, не умея молиться,
Золотого молчанья разменную медь.

Что же будет с горой?! Веры мне хватило.
Свистнет рак на горе, над сомненьем шутя,
Чтобы слов черновых испарялись чернила –

На турецкую пасху смывались молитвой дождя…
Что же будет со мной,  будет с Родиной милой?
Отверзайтесь, темницы! Глаза бы хотя.

1994


***
                То вид Отечества: гравюра,
                На лежаке солдат и дура.
                И.Бродский

Не лик, а вид Отечества, гравюру,
Лубок мыслитель созерцать привык –
Кривую улицу, согбенную фигуру,
Железную кровать, священный броневик.

И потому все следует к сумбуру,
К распаду и крушенью,
                и мужик
Пьет политуру, славит диктатуру
И не читает запрещенных книг.

Холодный ум подлог не покоробит –
Он созерцает вид, а не юдоль.
Изыскан слог, его признал бы Нобель –
Решит академический Стокгольм...

А на Руси – и чернозем, и снег,
И сон, и бунт, и Бог, и человек.

1992

***

Когда поймешь, что ничего не значишь,
Что виноват кругом,
О счастье переменчивом не плачешь,
Льешь слезы о другом.
Что я ищу – каких великолепий.
Событий и услад?
В них смысла нет –
                исчезнут, словно пепел…
И вижу – младший брат
Лежит в объятьях смерти безобразной,
Глядит в небесный свод.
Душа его, ослепшая в соблазнах,
В какой предел бредет?
И как моей – растерянной, незрячей –
Предстать перед Судом,
Когда наступит час?..
                И тихо плачешь.
И виноват кругом.

2000

***

Я шел к алтарям,
А пришел к декабрям,
Я в сумерках русской державы
Плутал по идеям,
По снам,
По снегам –
Как дни оказались лукавы!

Вдруг нет никаких
Ни путей,
Ни идей.
Не видно ни зги, ни исхода.
Есть сбивчивый ямб
И усталый хорей.
Декабрьская ночь.
Непогода.

И жизнь обругала,
Как пьяный мужик.
Я выслушал мат и угрозы…
Пошел к алтарям,
А листаю дневник
И лью недуховные слезы.

1999

***

Никто не знает Бога и царя.
Ночь не проходит – в безднах декабря
Грустит моя мечтательная лира.
Где добрый плод? Уже лежит секира...
И жизнь проходит.
                Неужели зря?

1999



12.

Где сладкий дым Отечества?..

ИЗ МУРОМА

Не верь шишигам и халдейским книгам.
Отстой заутреню. И торопи отъезд.
И путь прямой лежит через Чернигов.
И мимо славный Леванидов крест.

Во стольный град, что под хазарским игом,
Что обложили данью. А окрест –
Разбойный свист. Ни милостей, ни выгод.
Но Бог не выдаст, а свинья не съест.

От свиста травы  никнут и дубравы –
Прочь осыпаются лазоревы цветы.
И чёрной силушки стоят на переправах

Сторожевые зоркие посты.
В раздорах и усобицах держава –
Без драки не проедешь и версты.

1992

***

Сошники-то у него из булата,
Пашет поле на соловой кобыле,
Но задумался Микула-оратай
О невиданной напасти и силе.
Из былины он взирает пытливо –
Налетел на Русь, грозит нешутейно
Ворог «Брифинг-допинг-альтернатива-
Демпинг-кемпинг-лизинг-клиринг-контейнер».
Ловок тать и дело ладит с размахом –
И уже стеною заросли терний,
И слова избыл певучие бахарь,
И коровы не мычат на деревне.
Зрит Микула – срок пришел испытаний.
Утолить не может русской печали –
Где же вы,
                богатыри и крестьяне?!
Все на брифингах.
                Ушли – и пропали.

1990

***

Война наступит завтра?
                Нет, сегодня –
Уже идет и ставит блокпосты.
Но радуются бесы в преисподней,
Что храмы православные пусты,

Что мы глотаем слезы на могилах,
Забыв о Боге, веря в миномет.
И потому нам нужен поп с кадилом,
Блаженный поп – он души отпоет.

Он отпоет решительных в печали
И за друзей рискнувших головой,
Что милость Божью грубо отвергали,
Но Родину и душу не отдали
Демократичной злобе мировой.

Нам нужен поп, чтоб не чернеть от мести,
Ветхозаветной мести…
                Сердце, пой –
Тихонько пой с церковным хором вместе
Молитву «Со святыми упокой…».

2000

               
ИСПЫТАНИЕ ВЕРЫ

...Услышав об этом, пришли
хазарские евреи и сказали:
«Слышали мы, что приходили
болгары и христиане,
уча тебя каждый своей вере...»
«Повесть временных лет».
Год 6494 (986).

У Перуна и ус золотой,
И серебряный лоб, только душу
Одолело сомнение – слушал
Князь Владимир о вере иной.

Проповедник, хазарский семит,
Объяснял на доступных примерах,
Чем мудра иудейская вера –
И какие законы хранит.

Бог един!
И Ему посвящай
День субботний – седьмой – непреложно,
А свинину вкушать невозможно,
Если ты собираешься в рай.

Князь задумался – сколько затей!–
Позабыть и кумиры, и тризны?
Князь спросил:
– Где же ваша отчизна?
Где же ваша земля, книгочей?

– Наша родина – Ершалаим.
– Там ли?
– Только во власть христианам
Отдана –
И рассеян по странам
Наш народ,
Гневом Божьим гоним.

– Коли так поступил с вами Бог,
Нам хотите вы те же невзгоды?
Как дерзаете наши народы
Звать под своды своих синагог?!

Как пророков дерзаете стих
Толковать не себе в укоризну?!
Обретите сначала отчизну,
А потом и учите других...

1994


***

Деревня Вешки смотрит телевизор,               
Крутой американский боевик.
Сбивает на экране грузовик
Сенатора.
                Гадает экспертиза.

И нет улик. Но есть звезда стриптиза.
И челюсти акулы. И тайник
В гробу раджи. И призрак. Женский крик!
Убийца-робот прыгает с карниза.

И напрягает зрение и нюх
Рябой упырь. И рокер стриты рушит.
И за измену босс девицу душит

И прячет тело в ящик для подушек.
Деревня Вешки затаила дух.
Былин не помнит. Не поет частушек.

1992
               
СОНЕТ О ДРАГОЦЕННОМ  ПЕПЛЕ

Где сладкий дым Отечества? Лишь гарь.
Разбой уже не спишешь на погоду.
И что-то должен русскому народу
Сказать неправославный государь.

И упростились нравы и словарь,
И новую предчувствую угоду
Крикливой черни. Прочно входят в моду
Бродвейский сленг, японский календарь.

И познаю, внимая пестрым дням,
Бездолицы, безладицы, укрепы,
Что надо возводить страну, как храм,

Испытывая благодать и трепет.
И гарь вдыхаю.– Драгоценный пепел
Разносит ветер по материкам.

1992

ПЕРЕД ТИШИНОЙ


                И подошедши разбудили Его и сказали:
                Наставник! Наставник! Погибаем. Но Он
                встав запретил ветру и волнению воды;
                и перестали, и сделалась тишина. Тогда
                Он сказал им: где вера ваша?
                Лк. 8, 24-25

Где вера наша? Черная волна
Бьет с океанской силой и размахом.
Душа молчит. Она во власти страха.
Молитва, как погода, холодна.

Где вера наша? Обрели сполна
Простора и безбрежности свободы,
Ревёт свобода и вздымает воды.
Молитва, словно время, холодна.

Где вера наша? Русская страна
Как лодочка, вдруг тонет от стихии.
И погибаем – робкие, скупые…
Молитва, как измена, холодна.

***

Молчит народ от скорби и хвороб,
Глядит на мир тревожно и устало.
Что ожидать?  Тюрьму с лесоповалом,
Суму с чумой? Войну или потоп?

Вникает в безнадежный гороскоп
И вымирает - тихо, без скандала.
И все никак – неужто били мало?! –
Не перекрестит толоконный лоб.

И рассуждает – может, пронесет.
И повезет. Какой еще исход,
Какой позор египетского плена?

Наварим из картошки самогон –
И никуда не гонит фараон,
И море Красное,
                как горе, по колено.

2000
 
***

Как поживаешь, не молчи,
Старинный друг мой, - в Петербурге
С тобой не возятся хирурги,
А также прочие врачи?

Не пьешь ли водку так, что плоть
Покоя ищет под забором,
Под Исаакьевским собором?
Да упаси тебя Господь.

Какой идеей одержим,
Каким талантам рукоплещешь?
Вновь утешаешь падших женщин,
Со злом сражаясь мировым?

Конечно, лучше не греши,
И мировое зло – не шутка,
Закончишь язвою желудка
И расслаблением души.

И скажут – выдохся поэт,
Остался скряга и филолог.
А нам с тобою только сорок,
И сорока-то нету лет!

Что стоит взять и накупить
Таблеток и боеприпасов,
Уныние урочным часом
В Неве широкой утопить.

Пускай уже который год
Среда снедает и округа,
Пиши. И мы поймем друг друга –
И мы посмотрим, чья возьмет.

1998
 
***

Сердце заплачет – война! Ты его отвлеки
Щебетом птичьим и плавным теченьем реки.

День-то какой! За рекою брусника и бор...
Если опять о предательстве, то перебор.

Хватит о тайных тевтонах и русских гробах,
Поговори о другом – о ботве и грибах.

Поговори о другом, как стремительный стриж
Небо без устали славит,
Но ты промолчишь.

Ты промолчишь о жаре и густой синеве,
Как стрекоза заблудилась в высокой траве.

День-то какой! И безоблачен русский простор!
Если опять о предательстве, то перебор.

1996



КОНИ АПОКАЛИПСИСА
               
                Тогда благоволиши жертву правды...
                Пс. 50, 21

Помилуй, Боже, и от беззаконий,
Очисти мя, омой от всех обид.
Твои, я слышу, скачут, мчатся кони,
И век дрожит от стука их копыт.
И Ты воздел молитвенно ладони,
И звук Трубы, колеблет трон и скит.
Сняты печати. Будет непреклонен
День гнева Твоего. Кто устоит?!
Летит День гнева, чётче конский топот –
Летит на белых, рыжих, вороных
И бледных. Боже, окропи иссопом
И отврати лице от грех моих,
Очисти жертвой правды ямб мой – ропот,
Что пред Тобою только сотворих.
1992

СОКРУШАЙСЯ, СЕРДЦЕ…

                Тогда благоволиши жертву правды...
                Пс. 50, 21

Боже, помилуй меня и очисти от всех беззаконий,
Боже, омой от совсем незабытых обид.
Слышу, как скачут по небу Твои неустанные кони,
Время дрожит и темнеет от стука копыт.

Мчатся тревожные Всадники. Ты поднимаешь ладони.
Ангел трубит о судьбе, трон шатая и скит.
Агнец снимает печати. И будет Твой гнев непреклонен.
День приближается гнева. И кто устоит?!

Сердце учу сокрушаться. И снова мне  слышится топот –
То Апокалипсис гонит своих вороных,
Рыжих и бледных коней. Окропи мое сердце иссопом,

Боже, лицо отврати от печалей моих,
Жертвою правды очисти похожий на ночь и на ропот
Дактиль пристрастный, что лишь пред Тобой сотворих.

1992
               
***
Как тихо!
В природе покой.
Почему все говорят о конце света?

1999





ПЕРВЫЙ ВАРИАНТ


1

По-русски плачет над рекой ветла...


               
Звезда Рубцова

                В.Цивунину

Терзаться – так державным русским словом,
А не игрой усталого ума,
Которому священное – оковы,
Которому небесное – тюрьма.               

Чадит, чадит ленивое безверие,
Но нам нельзя принять его дела,
Нельзя  забыть, что мы сыны Империи –
А не колониального угла.

И потому взойдем на холм – и снова
С него увидим и зеленый шум,
И крест церковный, и звезду Рубцова –
Звезду полей, звезду российских дум.

И силы обретем стерпеть измены,
И, не таясь, расплакаться навзрыд.
Постойте, братья, резать свои вены.
Бог не простит. Россия не простит.

Когда чадит ленивое безверие,
То кто-то должен бить в колокола -               
И сохранить высокий дух Империи,               
А не колониального угла.

И сохранить молитвенное слово,               
И сохранить не помраченный ум,               
И храм, и волю, и звезду Рубцова –
Звезду полей, звезду российских дум.

1994

               
***

                Рече безумен в сердце своем:
               несть Бог.
                Пс.13

Речешь, безумен в сердце: Бога нет,               
И мысли нищего о Господе – потеха
Развеселишься – в продолженье смеха
Убогим бросишь несколько монет.

Речешь упрямо, что России нет,
Есть нищая равнина, есть помеха
Для здравого рассудка и успеха,
Для европейских знаний и примет.

Снедающий народ мой, словно хлеб,
Тебе смешно, что нам необходимы               
И свет соборный, и святой Владимир,               
И благоверные Борис и Глеб...

Я в храм иду – душе ясней и чище.               
Господь с Россией, с упованьем нищих.

1993


***
               
           А.Пашневу

Если вдруг доживем до расстрела,
То поставят, товарищ, к стене
Нас не за стихотворное дело,
Нет, оно не в смертельной цене.

Мир уже не боится поэта,
И высокое слово певца
Он убьет, словно муху, газетой,
Пожалея на это свинца.

Для чего сразу высшая мера?
Водка справится.
И нищета…
Но страшит его русская вера,
Наше исповеданье Христа.

В ней преграда его грандиозным
Измененьям умов и сердец.
И фанатикам религиозным
Уготован жестокий конец.

Вновь гулять романтической злобе,
Как метели в родимом краю…
Если только Господь нас сподобит,
Пострадаем за веру свою.

А солдатикам трудолюбивым
Все равно, кто поэт, кто бандит –
Не узреть им, как ангел счастливый
За спасенной душой прилетит.

2000               


***

             На реках Вавилонских,
            тамо седохом и плакохом.
                Пс. 136,1

По-русски плачет над рекой ветла,
Когда живем в каком-то Вавилоне,
Живем в плену. И по святой иконе
Струится кровь – то дерзкая стрела

Пронзила Лик. Ржут за Сулой комони.
Горят костры – незваным нет числа.
И память выжигается дотла.
Куражится чужанин: «На гармони

Сыграй, Иван, хочу народных сцен!»
Но как забыть, что древнего я рода?!
Дочь Вавилона! Капище разброда,

Измены, разрушения! Блажен,
Кто с чистым сердцем чистыми руками
Твоих младенцев разобьет о камень.

1993               

***

Ты говоришь, что ты – народ,
Который не дурак,
А я – совсем наоборот –
Ошибка и сорняк.

Я говорю, что я – народ,
И мыслями богат,
Что неизвестно, кто – вперед,
А кто опять  назад.

Пока мы спорим от души,
Рвем разум пополам,
Народ торопится, спешит
Привычно по делам –

Построить дом, посеять рожь
Иль отыскать алмаз.
И – слава Богу!– не похож
Ни на кого из нас.

1993
               

Исцеление

То был недуг, сметливая отвага –
Сиди на печке, слушай птичий грай,
Считай ворон и уважай варяга,
И лаптем щи зеленые хлебай.

Надежды утоляй насущным хлебом,
Не усложняй высоким небом суть –
Зови себя сарматом иль дулебом,
А хочешь –
                чудью белоглазой будь.

Но только, к непогодам осторожен,
Шепчи за все признательный глагол ...
С печи не встать,
Каликам перехожим
Ответил я: – Недуг меня извел.

И милости просившие смиренно               
Рекли, узнав,
Что скорбны дни мои:
– Ты, чадо, стань –
                от идольского плена –
И жаждущих водою напои.

И усмехнулся я простым и добрым
Словам калик,
Но – странно!– ощутил,
Что немощи исчезли,
                аки обры,
Я ощутил в себе избыток сил.               

– Стань, чадо!
Скуку раздави, как муху,
Химеры разгони и мартобри.
Отцу и Сыну и Святому Духу
Сердечную молитву сотвори.

Сей мир бесславно множит и стареет,               
Боится героических времен.
Но русским стань, а не гипербореем –               
И ты непобедим, и ты спасен.

1994               

***


                Падут подле тебя тысячи
               и десять тысяч одесную тебя;
               но к тебе не приблизятся.
                Пс. 90,7

И храм взорвут, искрошится гранит,
И страх ночной войдет в сердца, мятежен,
И город запылает и сгорит,
И юный брат глаза навеки смежит.               

И новый день стыда и панихид
Восславит бес, для душ готовя мрежи...
Читай псалом, Господь тебя хранит –
И нет иных покровов и прибежищ.

Читай псалом и медленно вникай
В холодный дол, в его печаль густую,
И объясни своим ученикам –

Падут и десять тысяч одесную...
Но Бог хранит твой небогатый дом,
И твой тяжелый слог, и твой псалом.

1993

               
***
               
Работай, душа!
Как сжимает виски
Безвыходность творческой муки! -
До сути разламывать надо куски
Вселенской  властительной скуки.

Кругом ее глыбы,
Кругом ее прок
И каменный дух произвола.
Ты видишь, какой происходит подлог,
И так не хватает глагола!

1997               


***

Иконы плачут,
бесы хохочут,
а люди спорят, кому жить хорошо.

1999


***

Стали люди сгорать, как сухие дрова.
Не выходят у них ни дела, ни слова.
И с утра так болит голова.

Наше время проходит. Душа-инвалид
Мстить не может, но не забывает обид.
Помолчит, помолчит – и сгорит.

Как мы долго взрослели – хмелели от книг.
Как мы быстро стареем – стремительно, вмиг.
Вступит в вечность подросток-старик.

Никуда не спешил. Ничего не успел.
Ни решительных слов. Ни значительных дел.
Помечтал, промолчал – и сгорел.

1999


***

Преподобне Антоние Сийский,
О предивный помощниче наш,
Жизнь уходит с просторов российских,
Остаются – печаль и пейзаж.

Вдаль – дороги, как судьбы разбиты,
Вдоль – деревни, пусты и черны…
Помяни наши митрополиты,
Удрученный народ помяни.

Умираем в похмелье тяжелом
Среди самых великих полей,
Ты стоишь перед Божьим престолом,
Помолись своим чудным глаголом
И любовью блаженной согрей.

2000



***

Даст Бог,
жить я буду долго –
и еще испорчу вам
статистику
русской смертности.

2000   



2.

Краткий миг бессмертья...

               
***

                И.Д.Шамрай

Прием процедур и таблеток,
Нелепый больничный халат,
Смиряют волненье диетой,
«Дышите ровней»,– говорят.
Твой строгий покой не нарушу.
С диагнозом я не знаком.
Но душу, бессмертную душу,
Вдруг станут лечить порошком.
И, горьких испив люминалов,
Подумаешь – сил больше нет,
Доверчиво примешь усталость,
Как добрый и здравый совет.
Тревожные слезы иссушишь,
Друзей поменяешь и быт...
Скажи – пусть не трогают душу.
Не лечат. Ничем. Пусть болит.

1985

               
***

Увы, страницы летописных книг
Не сохранили память о моих
Живучих предках. Но от них в наследье
Достались мне терпенье и  усердье.
И в день мой смотрит молчаливый лик
Из дальнего забытого столетья,
И сознает душа свое бессмертье,
Пускай всего лишь на короткий миг.

1987

               

***

Провинция пылко нелепа,
Но русские снятся ей сны.
И ближе здесь звезды и небо,
И люди, и чувство вины.

Несет свое честное бремя
Не слышная миру строка,
И медленней тянется время,
Поэтому жизнь коротка...

1994

               
Воркута

В подвалах вечной мерзлоты
Без отпеваний зябнут кости
Прорабов и рабов тщеты
И жертв служения и злости…
А мы привычно ходим в гости
И дарим книги и цветы.

И сетуем за чаепитьем
На зимний стиль календаря.
Ни эпохального событья,
Ни тихого монастыря.

И говорим: «Пора в столицы» -
И сразу шумно за столом!..
Где угораздило родиться,
Там и живем.
Так и живем.

1993
               

Сухари

Ни грез не ведала, ни слез,
Когда от русских стуж
В свои края ее увез
Американский муж.

Чего не жить?– Создать уют,
Порядок и покой,
Да только хлеб не продают –
Пшеничный и ржаной.

Чего не жить?– Принять уклад
И негритянский блюз.
Но хлеб – то странно сладковат,
То кисловат на вкус.

Как тошно, мамочка! И соль
Не солона совсем.
И мама шлет ей бандероль
В далекий Сан-Хосе...

Глядит на маленький пакет
И знает, что внутри –
Не сувенир, не амулет –
Простые сухари.

Их потрясти – они шуршат,
Обернутые в бязь!
И умиляется душа,
И ощущает связь

Со снежной родиной – и слух
Вновь услаждает свой.
И перехватывает дух –
Как пахнет хлеб ржаной!

Чего не жить? Учить словарь
И улиц, и сердец.
И медленно сосать сухарь,
Как в детстве  – леденец.


1997

               

Из Екклесиаста

Все никчемно – нет пользы в трудах.
И ворчлива судьба, как старуха,–
Множим грех,
                возвращаемся в прах...
Суета и томление духа.

Все никчемно – все было в веках.
Не насытить ни зренья, ни слуха.
Жаждем сути.
                Живем впопыхах.
Суета и томление духа.

Но печальные мысли отринь
И оставь состязанье гордынь,–
Весели свою кровь медовухой.

Взыщет Бог – будет время Суда.
Помни это.
                А все – суета...
Суета и томление духа.

1991


***               

                Блажен читающий и слушающие
                слова пророчества сего…
                Отк. 1,3       
               

Город молод – то спит, то мечтает,
То поплачет, то трудится рьяно.
Нету времени – и не читает
Он пророческих слов Иоанна.

Проще жить – хорошо, да не просто,
И терпения так не хватает…
Ну и что?! Чем поможет апостол?
Почему же блажен, кто читает?

Как понять среди брани и смеха,
Увлеченному собственной силой,
Что за Всадник? Куда он проехал?
И какая Труба протрубила?      

1998


***


Итак, тебя зовут Татьяна,
Ты, познавая белый свет,
Рвалась на Север за туманом...
Тумана вдоволь – счастья нет.
Есть годы, виза и билет.

Что за великие исходы?
Что за усталая орда?
Горчит, однако, плод свободы –
Пустеют наши города.

И ты клянешь привычно время
И эту землю – мерзлый торф.
И едешь в музыкальный Бремен
Или в железный Дюссельдорф.

Чего здесь ждать?! Среди горланов,
Среди юродов и калик...
Но снова едешь за туманом,
Да русский забывать язык.

1997


***


Мне тяжелы с людьми порою встречи.
Их бойкий вздор невыносим уму.
Закрою дом и душу. Не отвечу.
Как хорошо быть только одному!
Переживу уныния и стужи,
И времени необратимый ход.
Никто не возмутит. Никто не нужен.
Но горько, что никто и не придет.

1998
               

Средство от одиночества


Не ворчи, что холодно от мира,
Одиноко – позови гостей.
Не жалей закуски и гарнира.
И напитков крепких не жалей.

Наливай – чего итожить хмуро?!
И друзья, которые навек,
Скажут прямо: - Цельная натура!
Очень настоящий человек!

Скажут честно: - Есть серьезный повод
Выпить нам за самобытный дар!
Лет-то тебе сколько? Просто молод!
А не молод, так еще не стар.

Жить во мгле и бесконечной смуте
Все устали, только ты один
Видишь ясно и идешь до сути…
Надо еще сбегать в магазин!

И как пусто в  душах и в бокале
Лишь поэт поймет, а не верблюд.
Все кругом позорно обмельчали…
Ты – другой… А как тебя зовут?

1998             

               

***

                Все недосягаемее счастье...
                Н.Колычев

В задремавшую душу вернулась тревога
И, умом овладев, разогнала покой.
День клонится к концу, да петляет дорога,
Вижу двор постоялый, а надо домой.

Где мой дом, за какою верстой и границей,
Где не скучный попутчик, а любящий брат?
Задремавшей душе показалось, что снится
Это время чужое, холодный закат,

Что очнешься от сна – чья-то злая потеха
Перестанет терзать, станет ясен подлог.
Эх, седая надежда, куда я заехал?!
Вижу двор постоялый и шумный шинок.

То ли выпить и спать, то ли гнать на пределе.
Все темней небосвод, все острее вина:
Где мой дом – где Россия молитвы и цели?
Все недосягаемей она.

1997
               

***

Исключений не будет.
Все сгорит.
И рукописи тоже.

1999


3.

В ожидании России
               
               
Молитва русских

                О.Михайлову

1.

Наполеон в подзорную трубу
рассматривал российские холмы
и поле генерального сраженья,
рассчитывал маневры и атаки
и в стане неприятельском заметил
движенье непонятное.
                Как странно!
Великое собранье московитов!
Зачем?!
Вгляделся повнимательней:
хоругви, священники, восточная обрядность...

(Молитва за Отечество творилась
перед святой иконой чудотворной
Смоленской Богоматери.)

– Нелепо!–
воскликнул император-полководец,
властитель образованной Европы.–
Нелепо уповать не на искусство
военное, не на расчет и гений,
а на каких-то идолов.
                Но завтра
я одержу еще одну победу -             
над дикостью...

А русские молились.

2.

Как модны ныне чувства корсиканца!–
Привычно усмехнуться:
разве может
помочь нам пенье церкви?
Не влияет
оно своим искусным благозвучьем
на курсы акций и процент кредита.
Спасут Россию биржи и юристы,
и вклады иностранных капиталов,
а не богослужения.
И вскоре
расчет одержит полную победу
над дикостью...

Но русские молились.
И молятся светло и терпеливо.

Молитва за Отечество творится
перед святой иконой чудотворной
Смоленской Богоматери.

Аминь.

1994

               
***

Вам пора собираться – опять за картонной стеной
Что-то грозно мычат и ругаются грязно спросонок,
Вам пора уезжать – пахнет долгой войной и пивной,
Умирает страна, и безудержно плачет ребенок.

Сколько можно терпеть, что зима остается зимой,
Сколько можно страдать от общественных головоломок,
А от пьяной обиды вдруг выхватит нож наборной
И ударит под сердце какой-нибудь русский подонок.

Как легко говорить, что родились в проклятой стране,
Как легко повторять о ее неизбывной вине,
Так легко будет вам уезжать.
                Я о вас помолюсь.

Да улягутся страсти, попутные дуют ветра,
И судьба обретает простые заботы.
                Пора!..
Или вы, или Русь.

1993   


***


Молитвы время –
                только в сердце ересь,
В нем снова говорят наперебой
Двуликий Блок, огнепоклонник Рерих
И граф непротивленья Лев Толстой.

И как избыть их искренние смуты,
Метельные сомненья и пути,
Рассудка чернокнижные цикуты?
Молитвы нет –
                России не спасти.

1993               



               
Февральские думы

В эту самую ночь Валтасар был
убит своими слугами.
Надпись на месте убийства
                Святого Царя-мученика Николая II
(Из стихотворения  Г.Гейне «Валтасар»)


Еще февраль не до безумья пьян,
Не до горячки думских депутатов,
Еще убийца чистит свой наган –
Ему из Гейне помнится цитата.

Еще готовят толпы горожан
Призывы к безначалью на плакатах
«Кругом измена, трусость и обман»,–
Предчувствует российский император.

И молится
                о сумрачной стране,
Где веру разменяли на идеи,
Где запросто предавшие лакеи
О царской исповедуют вине
(О них – о нас!– заметил на стене
Ипатьевского дома Генрих Гейне).

А царь
             о всех вздохнет благоговейно:               
«Прости, Господь, им злобные слова,
Прости, Господь, им гордые деянья.
Россию не оставь без покрова,
Кончины прежде дай ей покаянье».

Еще февраль – оратор и тиран –
Не заморочил юного солдата,
В походный не ударил барабан,
И брат еще не пролил крови брата.

«Кругом измена, трусость и обман».–
В дневник еще не пишет император,

Но знает,
Ибо холодно душе –
Как холодно и в ставке, и в столице!
И тайна беззакония уже
Свершается –
И скоро совершится.

1995               

***

Монах по городу идет
И нас, усталых, замечает –
Как наши души круг забот,
Пустых и гордых, помрачает

Нас удивляет его вид –
Скуфья и старенькая ряса,
И что на жен он не глядит,
И что вкушать не станет мяса.

Идет усердный нелюдим,
Творит молитву непрестанно,
Когда мы снова говорим
Замысловато и пространно.

Монах идет и мир суду
Невольному не подвергает,
Что все спасутся, полагает.
И лишь ему гореть в аду.

1997               

               
***


На кладбище тихо…
                Не хочется слов,
В них нет непременной нужды,
Но грозно несем мы своих мертвецов,
Свершая над ними суды, -

Одним произносим сурово хулы,
Другим воздаем похвалой…
А мертвые только, как долг, тяжелы,
Хранят себе вечный покой.

И дела им нет, что они не правы
Иль все предсказали впопад,
Что не пожалеет забвенье травы.
- Чего вы молчите?
Молчат.

Предались простак, и мастак, и мудрец
Иным – искупительным – снам…
Душа, помолчи глубоко, как мертвец.
И мертвых
Оставь мертвецам.

2000


В привокзальной пивной


                Г.Спичаку

В привокзальной пивной, темным хмелем томим,
Мрачно буркнул мужик, как ругнулся: «Кильдим».

Непонятное слово, чудной оборот,
Но его не забыл привокзальный народ.

Не ответить уже, сколько лет, сколько зим
Прозывается эта пивная «кильдим».

В ней любые сословья изводят досуг,
В ней врачуют хандру и похмельный недуг.

И устав от ума, набираются – в дым,
И судьбу поминают нелестно – кильдим.

И судьбу запивают холодным пивком,
И толкуют, что делать – идти в гастроном?

Или в колокол бить? Как ударить в набат!..
Что же делать? И кто наконец виноват?!

Кто же русский аорист пустил на распыл,               
Что бормочем, бубним свой кильдим –
                «дыр бур щил»*?

Самовитый абсурд, невеселый итог –
Морок, пьянка, свобода(!) – кильдим да бобок**.            

Безыконный барак и безвольный протест,
Басурманская кривда нас поедом ест.

В тридесятых пещерах угрюмый колдун
Насылает, как порчу, властителей дум.

Осеняет просторы заклятьем своим –
Чернокнижным,
                надежным, двусложным – кильдим.

Нет! Пока еще ведомо зренью сердец –
На нечистую силу есть меч-кладенец.

Так не медли, приди и веди, светлый князь!
В привокзальной пивной твоя рать собралась.

Но приходит не кесарь, не витязь – монах,               
Юный инок, обычные четки в руках.

– Поспешите к обедне,– спокойно зовет.–
Вы же русский народ, привокзальный народ!

Отжените гордыню, уныние, блажь,
Надо Богу молиться и петь «Отче наш...».

Но смиренному иноку мы говорим:
– Да пошел ты подальше, пошел ты в кильдим.

Тут такие дела начинаются, брат,
Тут решают, что делать, и кто виноват,

Кто лукав, кто агент иностранных держав,
Кто возьмет телефон, кто возьмет телеграф.

Хватит демонам править великой страной!
Гнев выходит, как пена из кружки пивной.               

Гнев мешает молиться, хотя бы сказать:
Боже наш! На Россию излей благодать...               

1993

* «Дыр бул щил» – начало известного стихотворения А.Крученых, создававшего свой «самовитый» язык. Стало нарицательным обозначением бессмысленного.

** Бобок – название рассказа Ф.Достоевского в «Дневнике  писателя» (1873г.), означает лепет мертвецов, нечто бессмысленное.   



Видение аввы Маркелла

Он на молитву встал. И вдруг
Услышал в предрассветной рани,
Как где-то рядом трубный звук
Зовет полки на поле брани.

И шум услышал – будто в бой
Вступили ратные дружины
За монастырскою стеной,
В тревожном сумраке долины.

Пришел в смятение монах –
Какое может быть ристанье,
Чье это злобное рыданье
В пустынных искони местах?

И видел: робкий свет исчез,
Тьма ожила, пустилась в танец,
И перед ним явился бес
И закричал державно: «Старец!

Бой здесь идет, а не в степи.
Коль хочешь, чтоб не воевали
С тобою, так ступай и спи.               
Сном утоляй свои печали.

Нам до ленивых дела нет,
Мы с теми в неустанных битвах,
Кто дал решительный обет,
И только с бдящими в молитвах.»

...Господь, сынов Твоих и слуг,
Молю, спаси в широкой длани.
Помилуй нас...
И трубный звук               
Зовет полки на поле брани.

1991
               

***

Сколько странных гостей отовсюду!–
Гуру, следом факир и халдей.
И усердно пророчат причуды
На погибель российских мужей.

Ходит вера в какого-то йога
По земле богатырских былин –
Без церковнославянского слога,
Православного неба равнин.

Ходит вера в холодный и черный
Космос – в пифии лепет и чих.
В ничего! Ни икон чудотворных,
Ни великих святынь и святых.

Ни Каяла не тронет, ни Китеж,
Ни пасхальный тропарь, ни псалом,
Ни Россия...
                И ангел-хранитель
Горько плачет за правым плечом.

1994*
               
               
***


Когда нас к собранности душ
Напевно призывает дьякон,
Хочу молиться я и плакать,
Как воин веры, кроткий муж,

Освобождаться от обид
С несокрушимым постоянством.
Но вдруг помыслю –
                дьякон пьянством,
Не очень-то таясь, грешит.

Помыслю про чужой запой –
В душе рассеянность и вялость.
Ах, жизнь! Разымчивая малость –
И пропоют «за упокой».

Еще немного - и предел,
И обживайся на том свете,
Где все небесны, словно дети…
А я зачем-то повзрослел.

2000


Воркутинский пейзаж

Зима.
И снова зима.
Бесконечная зима.
И в душе никакой природы.
Одни идеи.

1999


Диалектика ожидания

В ожидании земного рая.
В ожидании свободы.
В ожидании Годо.
В ожидании конца
                этого беспредела.
В ожидании России.

1999




4.

Одна любовь спасает и спасет...

               

***

Вновь наступит весна, возвращая надежды приметам.
Но студентка – красивая!– в библиотеку войдет,
Книгу выберет «Сборник совсем неизвестных поэтов»
(Никому неизвестных в тот очень двухтысячный год),

Терпеливо и бережно перелистает страницы –
Многолетних раздумий и опытов краткий итог.
По счастливой случайности в сборнике том сохранится
Мое лучшее стихотворение – несколько строк.

И она их прочтет – не поймет невеселый мой юмор,
Но она улыбнется – на улице будет весна.
И подумает: «Бедный, когда, интересно, он умер?
И какая была у него, интересно, жена?»

1986


               
***

С востока запах гари доносило.
Как ни милы любовные утехи,
Я облачился в ратные доспехи.
И в путь.
               Пора.
                Взошло уже светило.
Со мною Бог да молодая сила.
– Ты пропадешь!– жена заголосила.–
Куда тебя несет?
                Сильна орда,
Угроз твоих не убоятся ханы,
Ни храмы не спасти, ни города,
Придет Илья –
                он
                отомстит поганым...
Терпела Русь. Ждала приход Ильи.
А у него как будто нет семьи.

1987

               

***

Порядок строг – и даже слишком строг.
Пишу тебе – в палату не пускают.
Как там дела?
Высок ли потолок?
Какого цвета?
Что еще – не знаю.

Осознаю – святой заботы нет.
На сердце пусто,
Побеждает разум.
Передаю печенья и конфет.
Привет.
И книгу Зощенко «Рассказы».

Еще два дня – и никаких кругов
Больничного внимания и ада.
Махнем в Москву!
На все махнем рукой.
Всего два дня – и снова будем рядом.

И не казнись – я больше виноват.
И не кляни меня и сухость слога,
И странный проговор «больничный ад»...
Душа моя, вдруг существует ад?
Как будем жить,
Когда поверим в Бога?!

15 октября 1981

***               

Снедает душу вовсе не нужда,
А теплый ум, его скупой расчет,
Мой добрый ангел и моя звезда –
Одна любовь спасает и спасет.

Но искушает варварская речь,
Чужой закон и собственный разброд,
И гибнет от меча поднявший меч –
Одна любовь спасает и спасет.

Со мною помолись, осилим страх,
Злосчастие в сердцах и у ворот.
В земных исканьях и на Небесах –
Одна любовь спасает и спасет.

1984

               
***

В лесу, где лешим сломана нога,
Спасаясь от химических отходов
И от греха нетрудовых доходов,
Живет в избушке старая карга.

Собрав росы,
                готовит горький морс,
И чует:
             гордый дух идет с поклоном.
Идет к ней,
                хоть страшил ее законом,
Стыдил за длинный и сопливый нос.

Его уже нисколько не смущает,
Что ведьма в непогоду превращает
Лягушку, испеченную в золе.

Так женщины
                от здравых слов скучают,
Журналы мод листают и мечтают
О праздничных полетах на метле.

1987               

***

От железного слова планета               
Умирала, дыша тяжело.
Незаметное сердце поэта
За планету сраженье вело.

Кто кого одолеет – решалось.
Но внезапно вернулась жена,
В роковой поединок вмешалась:
– Помоги. Не могу я одна.

Напряжение воли насмарку,
Напряжение целого дня.
– Самобранку найди,
                скороварку,
Почему ты терзаешь меня?!

От железного слова планета
Задыхалась, смертельно больна...
Но важнее дела у поэта,
Если есть у поэта жена.

1996


***

Нет февраля,
и нет унылых мыслей.
Я засыпаю, положив голову
на колени весны.

1981               
               

***

Наверно, там, где горные распадки,
Где на загадки, краски и осадки
Природа своевольная щедра,
Вращают землю шквальные ветра
И мимоходом рвут брезент палатки,
Где компас странно вдруг себя ведет,
И нет от денег никакого прока,
И где вбиваешь прочно в вечный лед
Железный наконечник альпенштока,–
Ты поневоле тянешься к словам
И веришь, что любви не стать привычкой,
Завертывая понадежней спички,
Чтоб не смогли промокнуть, в целлофан.
И я порой жалею от души,
Что не был в неизведанной глуши,
Что у причудливых речных излук
Я не страдал от длительных разлук.
И не следил, когда ж вулкан потухнет,
И не вдыхал болотного метана,
И думал о любви своей на кухне
И в очереди думал за сметаной,
И не несли мне золота ручьи.

Когда к врачу вели с женой мы сына,
То о непроходимых котловинах
Я как-то забывал мечты свои.

И понимал, хоть снились рюкзаки,
То, что другие понимали сразу:
Чтоб написать хорошие стихи,
Не обязательно искать алмазы,
Не обязательно спешить на полюс,
Что все дано нам – молодость и совесть,
Желанье знать,
Наивно пренебречь
Предосторожным доводом рассудка,
К душе своей прислушиваться чутко
И слышать – медленно в ней зреет речь,
И понимать талантливый язык
Обыкновенных судеб, грустных книг,
Кварталов городских и деревень,
И силы не беречь на черный день.
И силы не беречь. И ждать Весну.
И верить,
Верить, что дает права
Судьба тебе на светлые слова.
И я люблю,
Люблю свою жену.

1988               

               

Упрек

Ты исписался. Ты дошел до точки.
Ты – неудачник. Ты – плохой поэт.
Жене своей не посвятил ни строчки.
Зачем тебе стираю я сорочки?
Зачем готовлю завтрак и обед?

Уйду! –
               Тогда ходи по дому хмуро,
Перебирай словесную руду –
«Гадюка-мука» да «Лаура-дура».
Душа проснется, в ней литература.
Уснуть не сможешь, если я уйду.

Тогда поймешь – да позднее прозренье! –
Какая без меня густая мгла,
Что в сердце  - боль, в желудке – несваренье.
И посвятишь жене стихотворенье.
Пиши скорей, пока я не ушла!

1986

***

Прости меня. Прости мое ненастье,
Ворчливый дождь,
Что полюбил не душу, а согласье
И тела дрожь,

Что сердце предложил тебе и руку,
И скуку книг.
Прости меня. Мою смешную муку –
Мой черновик –

Мой вечный спор, которому досталась
Тревога дня.
Прости мою несдержанную старость.
Прости меня.

1993               

***

Поэты – себялюбцы, гордецы,
Но что напишут, сбудется построчно:
Сойдутся все начала и концы,
Сойдется все – до полуслова - точно.

Стихов не будет, если скажешь ложь,
И если дан мне скромный дар поэта,
То я предвижу, что переживешь
Ты много лет – не только это лето.

Твоя болезнь
Пройдет,
Пройдет,
Пройдет...
Пусть на полвека, но еще осталось
Делить с тобой нам кров и небосвод,
Делить с тобою нам любовь и старость.

Еще полвека...
Время есть пока –
Взглянуть на звезды,
Помолиться Богу,
И долго жить,
А унывать слегка.
И ты меня переживешь немного.

Однажды утром попрошу позвать
Священника. Жаль, рядом нету  сына.
И, причастившись, лягу на кровать.
Глаза сомкну.
И не проснусь, Марина.
Душа моя отправится в полет,
Преодолеть воздушные мытарства...

Но о другом хочу сказать:
Вот-вот
Твоя болезнь
Пройдет,
Пройдет,
Пройдет...
Помогут и молитвы, и лекарства.

Стихи помогут – и сомнений нет.
Стихи помогут, знающие точно,
Что скромен дар, да все-таки поэт.
Мелю пустое -
                сбудется построчно.

1994

               
Венчание

В роковые минуты явились мы в мир,
Всеблагие пируют, не зная покоя.
Но умолкли надменное время и пир –
И священник повел нас вокруг аналоя.

Тихо скажем, что будем друг другу верны,
И поверим, что сможем любви не утратить.
В роковые минуты нельзя без жены,
Без торжественной тайны и без благодати.

Только время исчезнет – что будет за ним?
Обретем полноту мы небесного дара,
Иль останется наше единство земным
И спасительным лишь от ночного кошмара?

1995


5.

Как несбыточно слово!..

***

Жил русский поэт – он от Бога обрел
Сердечное слово, державный глагол,

Молитвенный вздох валаамской тиши,
Смиренье и меч православной души,

Лицейский бонтон, холмогорский подзол,
В крещенский мороз он ко Спасу ушел…

Но живы зоилы – находят в стихах
Они неуместный имперский размах,

Находят нелепый имперский аршин
И веру в имперскую волю равнин.

Дарует судьба и посмертную месть
Тому, кто не предал российскую честь.

1992

               
***

Как несбыточно слово!
Незваный глагол
Убеждал не молчать и спешить напролом,
И сложилась строка – я, волнуясь, прочел.
Все не так,
Надо было писать о другом.

Я мрачнел, становился чернее чернил.
Я хотел говорить, но не ведал о чем,
И незваный глагол неумело чертил,
Понимая, что надо писать о другом.

О другом... Но о чем?! О мерцаньи светил?
О борьбе, о погоде? Как злобно в трубе
Воет ветер, как гаснет свеча?..
И решил:
О другом – это просто сказать о себе.

И постиг черновик и последнее дно,
И глубокое небо, и шорох в избе,
И гул времени...
Снова изводит одно:
Как спокойно и просто сказать о себе.

1994

               

***

Пророки читают молитвы,
Твердят покаянный канон,
Им зримы грядущие битвы,
Печали последних времен.

Поэты не очень серьезны,
Не дал им Господь глубины.
Вглядевшись в высокие звезды,
Заметят лишь – зимы морозны,
И мысли людей холодны...

1998
               

Место мести

                Город пошлый, город грязный!
                .........................................
                Погрязай в рутине вечной,
                Город сплетен и клевет!
                Град пустынный, град увечный,
                Град – презрения предмет!
                И.Куратов, «Усть-Сысольск»

Волнуясь, заметил поэт, а не злясь,
Высокое чувство не злится –
Какая на улицах давняя грязь!
Как мрачно в зырянской столице!

И то, что открылось душе и уму,
Доверил стиху безоглядно...
За это и памятник ныне ему,
Чтоб было другим неповадно,

Поставлен не там, где порядок и свет,
Где мысли чисты и трактиры,
А именно в граде, который – предмет
Презренья гражданственной лиры.

Но здесь и признанье теперь, и престиж –
Какое изящное мщенье!
И в каменном платье никак не сбежишь
Из мест своего вдохновенья.

Да кто и помянет, что жил человек
И умер от смуты сердечной –
Пустынная улица, сысольский брег
И северный город увечный...
                вечный...

1997

               

***

    К.Вагинову

Кастальская каста, вельможи
Ритмических правил и грез,
Какая-то тайная ложа,
Где мастером – туберкулез.

И ты – рассудительный – тоже
Уставам их веришь всерьез,
И сам предлагаешь прохожим
Билеты на русский Родос –

На остров, где мысли, как мыси.
И правды нагольны. И присен
Случайный мальчишеский стих.

И ты – непреклонный – зависим
От лир городских Дионисий,               
От сказов и рун избяных.

1993
               
***

                Дмитрию Фролову
                по прочтении
                цикла его стихов «Лешие»

Не строга зависимость, однако
Зачастую вспыльчивый поэт
Сочинит поэму о собаках –
И на пса похож его портрет.

Изменяют творческие муки
Внешний вид, преображают взор.
Воспоешь  началие науки,
Не лицо имеешь – монитор.

По себе об этом знаю – грешен,
Вдохновенье застает врасплох,
Увлечешься сиволапым лешим –
Зеленеешь, как болотный мох,

Борода клочками, бровь космата
И в глазах лесной таится мрак.
Леший, хоть не зверь, как терминатор,
Сила-то нечистая – лешак.

Туго знает дело – ум наш кружит:
Унывай и от страстей дури.
Стоит одолеть ему снаружи,
Начинает искушать внутри.

Осеняй крестом себя почаще,
А не то – собьет лешак с пути,
Заведет тебя в такие чащи,
Из которых душу не спасти.

1995               

***

             Моим стихам, как драгоценным винам,
             Настанет свой черед.
                М.Цветаева

Ее стихам настал черед,
Настали времена.
Черед ее стихам пройдет,
Как действие вина.

Приходит и уходит хмель,
И власть его, как блажь,–
Утихнет гордая метель,
Разымчивый кураж.

И осознают дух и кровь,
И осознает речь
Надежду, Веру и Любовь,
Молитву, Крест и Меч,

И путь земной и неземной,
Знамения страниц,
Невольный вздох за упокой
Души покончившей с собой,
За всех самоубийц.

1994

***               

Его в сосновый гроб положат,
Заплачут горько, что поэт
Душой мятежною извелся,
Отмучился во цвете лет.

Не разобрались в нем соседи,
Бездушный век, дотошный ЖЭК...
И я подумаю: от водки
Хороший умер человек.

Зачем унылому запою,
Бессмысленному кутежу
Он отдал дни свои? Не знаю.
Не понимаю. Не сужу.

1997

               
***
                В.Ц.

Как часты с унынием встречи,
Без веры на сердце темно.
Ты пишешь –
                от мира не лечит,
Зато понимает вино.               

Ты пишешь без всякой утайки –
До самого черного дна,
Где бесы сбиваются в стайки,
Что снова – вино
                и вина.

Но чем безнадежней дорога,
Сильнее и трепетней страх,
Тем строже движение слога,
Яснее присутствие Бога
В безбожной тоске и стихах.

1997
               
***

Изведем себя, неутешные,
И раскаемся, просветленные,
Но опять сотворим поспешные,
Сотворим слова потаенные.

Да не ввергни во тьмы кромешные
Наши головы забубенные,
Прости, Господи, души грешные,
Многогрешные, беззаконные.

Сладки, сладки нам смыслы туманные,
Гимны гневные, песни майданные –
Но очисти от праха словесного,

Вседержитель, спаси люди странные,
Паче всех человек окаянные,
Не лиши Ты нас Царства Небесного.

1994

               
***

Не пишется... И возмутиться нечем
На белое бесстрастие листа...
Молчание спасительнее речи,
И светлый ангел заградил уста.

1997


***

Сочиняешь стихи,
иногда их внимательно слушают,
но даже безногий нищий,
пьющий стеклоочиститель,
считает тебя неудачником.

1999



6.

Нас легко предавать...

               
***

Нас легко предавать – мы доверчивы, словно киты,
наши грезы не замки воздушные строят – скиты,

чтобы в них поселить первородное чувство вины,
строят бомбоубежища, чтоб отдохнуть от войны.               

Мы не ждем – невдомек,– что герой по-хазарски лукав,
аккуратный трибун, адвокат человеческих прав.

Странный колокол, Герцен – пугать европейских ворон,
низводить бородинское небо и веру, и трон.

Из подвальной бойницы ударить и в честь, и в беду,
в прописную присягу в кромешном чеченском году,

в нашу юную, светлую, присную, русскую рать.
Нас легко предавать –
                до смешного легко предавать.

1995

               
               
***

В Отечестве нашем любезном
Дела словно сажа бела –
Сойдет по указам железным
На дол неоглядная мгла,

И кто-то с досадой, но сладко
Взовет до соседних морей:
«Извека здесь нету порядка!
Придите и правьте скорей!»

Надвинутся грозные мраки,
Прольются густые дожди –
Из них себе черные фраки
Сошьют волевые вожди.

И скажут спокойно и кратко:
«Поищем простые пути,
Извека здесь нету порядка,
Придется его навести».

Должно быть светлее, не так ли?
Раздуем побольше костер –
Зажгутся халдейские пакли,
Затянется гарью простор.

И кто-то ругнется украдкой,
Украдкой – до дальних морей:
«Извека здесь нету порядка...
Придите и правьте скорей!»

Поправьте законы и прясла,
Дороги, а лучше народ,
Которому вечно неясно –
Никак ничего не поймет.

И мне непонятно – загадка –
Зачем до британских морей
Шуметь: «Нет извека порядка!
Придите и правьте скорей!»

Неужто без этих болезных
Призывов к варяжским князьям
В Отечестве нашем любезном
На хлеб заработать нельзя?

1996

               
***

В решительных словах космополита
Ни правды я, ни жизни не признал –
Обрезанный выходит идеал!
И назван был в ответ антисемитом
(С чем согласится мировой кагал)...

Со временем избудут эту ложь,
Иная снизойдет к ним аксиома,
По случаю иного Перелома
Сочтут, что на еврея я похож
(А я похож) –
                спасусь ли от погрома?

1991

               
***

Что нам остается?
Да просто жить,
А если пригнет нужда –
Молиться
И Бога благодарить
За хлеб насущный –
Есть в поле сныть,               
Крапива и лебеда.
И есть еще один день
Возлюбить.
И в небе светла звезда.

А им,
Нашедшим свой случай предать,
Решившим, что совесть – бред,
Что им остается?–
Пересчитать
Тридцать тяжелых монет.

Пересчитать
От души барыши,
Вдохнуть эпохи бензол,
Вернуться и крикнуть: – Я согрешил!–
И деньги кинуть на пол.

И слушать
Их погребальный звон,
Предчувствовать вечность мук.
Что им остается?
Скорее, вон –
Веревка, осиновый сук...

1995

               
***


Усталость, зима и морока
Блаженные гонят слова –
Для праведников и пророков
Камней не жалеет Москва.

Народ-богоносец…
                Да ношу
Не может никак удержать.
Неужто Три Рима падоша?
Четвертому же не бывать.

Идет литургия неверных,
Проклятья срываются с уст.
Зима и усталость, и скверна,
И дом оставляется пуст.

И жить нам еще безысходней,
Роптать от беды, как овен,
Непомнящим – «благословен
Грядущий во имя Господне!»

1998 


***

Видения торопит наркоман,
В неприбранной квартире городской
Плоть уязвляя маленькой иглой,
Чтоб серый мир стал чуточку румян.

И вот уже – расходится туман
Над тихою равниной и рекой,
И солнце дарит волю и покой.
Так подлинно, что верится в обман.

Село проснулось. Утро настает!
И сладко слушать даже скрип ворот,
И, возлегая на перине стога,

Светло смотреть – погнал коров-толстух,
Козлов и коз решительно пастух…
Нет, не пастух, то – обезьяна Бога.

1998               
 

Они…

Когда я возвращался домой,
Меня остановили двое незнакомцев,
Спросили – который час?
И сколько звезд на небе?..

Кто не натыкался
На такие неожиданные вопросы?
Потом идешь, ругаешься,
Объясняешь близким,
Что звезды не поддаются счету –
Неужели мир сошел с ума?..

А по морде ты уже получил.

1998


***

Город мой изменился –
поутих,
постарел, стал мудрее,
обманувшей свободе
престал объясняться в любви,
и тревожно молчит,
словно предал хорошего друга,
и рассеянно смотрит, как падает снег,
и темнеет декабрь.
И я тоже, как он,
не хочу понимать это время,
где без кроткой молитвы
совсем замерзает душа.

1998


***


              По плодам их узнаете их.
        Мф. 7, 16

Цитировал Сартра, страдал, что народ
Лишен своих прав, не имеет свобод.

- Проснитесь! – взывал.  – Не живите по лжи!
И слово посеял – взошли мятежи.

И слово посеял – и всходит нужда.
И узнан по горькому вкусу плода.

И правды свои, как московскую пыль,
Собрал и уехал с семьей в Израиль.

1993


***

Любимая дщерь Вавилона.
Нужды не имея ни в чем,
Ты храмы во имя мамоны
Творишь на песке – золотом.

Но только напрасны работы –
Песок размывает вода.
Не скажут твои звездочеты,
Откуда наступит беда.

Внезапно краса оскудеет –
По всей изобильной стране,
И души твоих чародеев
Сгорят, как солома в огне.

1999

***

Не взвоют враждебные вихри,
Не грянет всемирный салют, -
Придет незаметно Антихрист,
Начнет свой обыденный труд.

Откроет бюро и конторки,
Куда, не ропща на судьбу,
Толпа потечет – три шестерки
Поставить охотно на лбу.

«Где ваше духовное зренье! –
Младенца воскликнут уста. –
Терпите позор и гоненье,
Но не предавайте Христа!»

Но скажут, что даже монахи
Признали Верховный Указ,
Что грубы библейские страхи,
Иная эпоха сейчас.

Эпоха широких понятий.
Прогресс победил на земле!
И лишь не хватает печати
Вам
         на православном челе.

2000

 
***

Мы – не скифы, мы – русские, дело не в скулах, а дух
Православный нас зиждет,
                хранит девяностый псалом,
Нас не тьмы азиатские – несколько древних старух,
Иерей и епископ,
                но мы никогда не умрем.

Не умрем, не исчезнем,
                хоть модус – спиноза барух –
Третий Рим обращает в унылый всемирный Содом.               

Примем русское бремя,
                насущного хлеба укрух, –               
В храм войдем со смиреньем, себя осеняя крестом.

Это время последнее.
                Это последний итог.
И поэтому нашей соборной молитвы страшится
Велиар,
              реформатор бездольных страстей и морок –
И да будут светлы наши старые юные лица.

«Разумейте, языцы,
И покоряйтеся, яко с нами Бог!»

1995




7.

Я понимаю их, душа понять не может...

               

***

Был ясен день, вела дорога к цели,
И Бог хранил, и горе – не беда,
Когда вдруг мне
                с густой высокой ели
Прокаркал черный ворон:
                «Никогда!»–

Нас окружает мрачная среда,
Торопится напомнить о пределе
Возможностей,
                о тщетности труда,
Изводит душу думами о теле.

И ясен день.
                И небо голубое...
Нет, ворон!
                Нет!
                Мне верится в иное –
Твой гордый грай,
                ревнивый грай твой значит,
Что верен путь, и близок я к удаче.
На ярмарке у старого цыгана
Тебя куплю я вместо талисмана.

1988


               
Вековой опыт

I.

Ни в устье Колымы
И ни в краю хурмы,
Ни под шафе,
Ни в резкости полемик,
Ни с баррикад,
Ни в собственном гареме
(И ни в чужом!),
Ни близким, ни богеме,
Ни тет-а-тет
Не зарекайтесь от тюрьмы...

В любой стране
И при любой системе.

2.

Ни отступленье тьмы,
Ни светлые псалмы,
Ни мудрости прозрение
И бремя
Не обещают,
Что наступит время
Избыть совет -               
Не зарекаться от тюрьмы.

В любой стране
И при любой системе.

3.

Свобод сладки дымы,
И пылкие умы
Спешат открыть,
Что в тягостном яреме
Цензуры
Принуждали в каждой теме
Скрывать протест.
Но в прозе и в поэме
Суть между строк –
Не зарекайтесь от тюрьмы...

В любой стране
И при любой системе.

1988

Встреча с цыганкой

- Постой, красивый!
-  Все у вас красивые.
- Дай погадаю.
 -  Ни к чему мне знать
твои рассказы,
все равно соврешь.
- Ах, не совру,
услышишь только правду,
не сомневайся -
скоро в твоей жизни
изменится все к лучшему,
красивый,
ты обретешь и власть, и состоянье.
- Тоска какая!
Грустное пророчество!
- Постой, постой,
слова мои сбываются -
счастливым будешь.
- Вот еще несчастье…
               
1996

***
               
Советуют друзья,
Высказывают мнения –
Количеству души               
На душу населения
Разумный есть предел.
Предел всему положен.

Я понимаю их –
Душа понять не может.

1987

               
Гласность

К чему пришли мы, россиянин,
К свободе или же к тому,
Что по закону ныне Каин –
Не сторож брату своему?

1993


***

Еще один нищий на помойке.
Следует ждать великих потрясений.
Надо копить на небесах.

1999


Суп из топора


Наваришь горячего супы, -
      и жить веселей.
                Ду Фу


Трудновато живем, но с охотой,
Что нам бедность, раз беден, кто скуп.
Есть вода – это больше, чем что-то –
Значит, будет готовиться суп.

А с нехваткой жиров и приправы
Разберемся и выход найдем –
По преданиям нашей державы
Сварим суп со своим топором.

Объясним мудрецам-инородцам –
Не берется народ на измор,
На Руси непременно найдется
На веселое дело топор.

1999

         
***

Сказка – ложь, зато намек сгодится,
Сбережет от глупости и скуки...
Полюбил Добрыня еретицу,
Волочайку, знавшую присухи.

Для нее спешил на шумный рынок
Покупать шелка и орхидеи,
А к любимой приходил Горыныч,
Потому что змеям ближе змеи.

И о лжи узнав, на полнолунье
Богатырь завыл –
                навзрыд заплакал,
Что его красивая колдунья
Обратила верною собакой,

Водовозной клячей,
И пудовый
Меч покрылся ржавчиной от слез.
По молитве матушки крестовой
Выжил, а не сгинул,
Аки пес.

По молитве спали чары –
                духи
Разбежались вон по закутам.
Волочайку, знавшую присухи,
Разрубил Добрыня пополам.

Говорил, нисколько не жалея,
Говорил, обиды не тая:
– Любодейка!
Ты ласкала змея.
Умирай по праву, как змея...

Называешь вымыслом досужим
Древний опыт (сказка – это ложь),
Но невольно ищешь – ах, как нужен! –
Добрый меч.
                Иначе пропадешь.

1996


***

До чего же грязно!
Крысы бегают по подъезду.
Читай после этого Марселя Пруста.

1999


***

Кому нужны семейные печали? –
Твоя обида что-то через край.
Друзья, повеселившись, заскучали.
И предали. Живешь, как на вокзале.
Так оставайся -
                или уезжай.

К чему бродить, как сыщик, по квартире?
Решай сейчас – вперед или назад.
А ты напился и бренчишь на лире,
Что никогда ты не бывал в Каире,
На Кунашире, на Гвадалквивире –
В Днепропетровске! – это плагиат.

Себе солжешь, не поскупясь на пиво –
Подумаешь, великая беда!
Беда вошла… И ты молчишь… Ревниво…
Жена устала быть с тобой счастливой.
И ты ей не поверишь никогда.

1985


***                .

Зря людей старательно пугаю,               
Разъясняю русскую беду…
Заведу-ка лучше попугаев,
Слушателей верных заведу.

Я кормить их буду, не жалея
Самого отборного зерна,
Расскажу, как русская идея
Нам необходима и важна.

Без нее восторжествует смута,
Новости без веры и любви…
Ешьте, дополнения уюта,
Птички разлюбезные мои.

Вам дано внимать светло и чутко
В несуразный для кого-то вздор,
Вы поймете, где печаль, где шутка,
Не прервете долгий разговор.

Это люди вновь себя изводят,
Замыкаясь в беспробудный труд,
Сетуют на то, что жизнь проходит,
Друг от друга быстро устают.

1999

               
***

Привычно начинаю – «нам...». Кому?!
Кто эти «мы»? Кого я обобщаю?
Что с ними разделяю – чашку чаю,
Вину, молитву, русскую суму?

Нет никого. Опять сижу один.
Гляжу в окно, веду борьбу с тоскою.
И понимать, что в сердце нет покоя,
Никто не расположен... Даже сын.

1998




8

Кто-то помолился обо мне...
               

***

Счастливые повести наши скучны,
Дела благочестия кислы.
О, бедная душенька, как мы грешны,
Как сумрачны тайные мысли.

Зачем возлюбили житейские сны,
В расчет принимали везенье, -
О, бедная душенька, как мы пьяны
И так далеки от спасенья.

Построили дом себе – падает дом,
Стоял на песке и на глине.
О, бедная душенька, мы пропадем
По нашей безмерной гордыне.

Нас радовал пепел, а не благодать,
Мы веры отринули камень, -
О, бедная душенька, как нам рыдать
Такими сухими глазами.

1999
               

***

Нас ожидают яма и петля,–
Точнее я не нахожу ответа
В священных книгах Ветхого Завета –
Позорный плен, бесплодная земля.

Внимайте, огрубевшие сердца,
Что говорят пророческие главы,
Восплачьте же, имеющие право
Отвергнуть милосердие Творца

Восплачьте же, пока сухая смерть
Не прибрала одну шестую суши,
Пока еще слепые наши души
Способны разрыдаться и прозреть.

1998
               
***

И день спешит мой, и сон тревожит,
Смятенье множит вину,
Я раб ленивый – уныл, ничтожен –
В житейском море тону.

Я раб лукавый – кто мне поможет,
Просить, кого же дерзну?
Святой избранник, угодник Божий,
Твой меч срамит сатану,

Небесный инок, чудес источник,
Умилосердись, подай
Десницу помощи, светлый отче,
Молитвенник Николай.

И разум – плоть, и душа во мгле,
Святой Николай, моли Бога о мне.

1995

               
***

                Надежда моя сидит одесную Бога.
                Св. Тихон Задонский

Прости, Господь, что я извел года
В сердитых спорах, бойких диалогах.
Все ближе, ближе страшный день Суда...
Моя надежда одесную Бога.

Прости, Господь, лукавому уму
Изысканность сомнения и слога
И помоги неверью моему...
Моя надежда одесную Бога.

Прости, Господь, что в суете сует
Кружили бесы по кривым дорогам,
И плоть терзала, что спасенья нет...
Моя надежда одесную Бога.

1996

               
Совет оптинских старцев               

Подвижники молитвы и поста,
Чтоб гордых дум преодолеть прельщенье,
Шли убирать отхожие места –
Так души обретали очищенье.

Хорошее лекарство для ума,
Врачующее самый здравый гений,
Послушное сгребание дерьма
Значимей философских рассуждений
(И сложных стихотворных сочинений).

Но мы горды – и собираем мысли,
Как словари, храним благой совет,
А мест отхожих никогда не чистим.
Поэтов много...
Вот и я поэт.

1998

               
***

Беспечные братья, мы стали седы,
Прижившись в чужой стороне,
Не ведали горя, не знали нужды,
И хмеля хватало в вине.

Смеялись, писали пустые стихи,
Забыв про Отеческий дом,
Но голод настал – и пошли в пастухи,
И стадо свиное пасем.

А ночью холодной томится душа,
Что время подходит к концу.
Как жили легко! – и спеша, и греша…
Вернемся скорее к Отцу.

Вернемся, оставим чужие пути,
Падем на колени пред Ним
И горько заплачем: прости нас, прости –
И вдруг умолим,
                умолим.

1995

***

Прельщенные нежданным  урожаем,
Рассчитываем будущие дни,
И смыслы тайные невольно не стяжаем,
А душу убеждаем – отдохни!

Возрадуйся, надкусывая грушу,
Что в житницах плодов земных не счесть…
Да ангелы торопятся по душу,
И даже груши спелой не доесть.

1997


***

Поселился в типографской краске,
Со страниц журналов и газет
Шумные рассказывает сказки,
Жизни замечательный сюжет,

Смелым чувствам посвящает главы,
Новости последние ведет
Бес обыкновенный и лукавый –
У него система и расчет.

Приручает он глаза и уши,
Так издалека заводит речь,
Чтоб увлечь доверчивую душу
И на муку вечную обречь.

Человек однажды разгадает,
У кого находится в плену.
Господи! Но силы не хватает
Небо созерцать и тишину.

1997


***


                Се, стою у двери и стучу: если кто
                услышит голос Мой и отворит дверь,
                войду к нему, и буду вечерять с ним,
                и он со Мною.               
                Откр. 3, 20

Строим дом,
                понимаем детей               
И в грядущую старость не верим…
Он стоит у закрытых дверей,
Он стучит в затворенные двери.

Принимаем осенний  багрец,
Светлый полдень и зимние стужи…
Он стоит у закрытых сердец,
Он стучит в затворенные души.

Что-то дрогнет,
                затеплим свечу,
Напрягая свой слух терпеливо,
Чтоб услышать веленье призыва –
«Се, стою у двери и стучу…»

1995


***

Душа моя, не считай седые волосы.
Нет возраста.
Есть Бог.

1999
               
***

Страсти, страсти –
                гордые стихии –
Стихли вдруг в сердечной глубине,
Слышу я смиренье литургии:
Кто-то помолился обо мне.
Кто он, мой заступник перед Богом?–
Кто сумел простить, не упрекнуть
И моим бесчисленным тревогам
Попросил спасение – и путь.
Верую.
Как долго и как странно
Я блуждал, как будто жил вчерне.
И вхожу я в Церковь покаянно –
Кто-то помолился обо мне.

1993

***

Обратятся  империи в пыль,
И валы океанские – в сушу.
Но Господь сохранит Израиль,
Русь Святую – смиренную душу.

Прахом дума земная пойдет,
И надежда, и слава земная,
И от гнева устанет народ,
Знаков неба не распознавая.

И сгорит гордый мир, как ковыль, -
До последнего дома разрушен…
Но Господь сохранит Израиль,
Русь Святую – смиренную душу.

1997





9.

Оставим кураж декадентов...


               
Марина

Когда устали судьбы ведать Парки –               
Вращать свое веретено планет,
Когда мечты – служебные овчарки –
Натасканы насмешками газет,               

Когда цари бранятся, как кухарки,
Когда в цене измена и извет,–
Провинциальный ученик Петрарки,
Что я могу?! Я напишу сонет.

И объясню, что верность паладина –
Не умысел, не вежливый поклон,
Что я люблю – и в этом вся причина,

И в этом мой ответ, и мой резон,
Что имя – имя светлое Марина –
Произнесу я сумракам времен.

1992


               
Изготовитель амулетов

Гордый жрец, седой пророк Перуна,               
Толкователь басен и кощун,
Кобник, исчисляющий кануны
Засух и потопов, и горбун,

Звезды поглощающий и луны,
Облакогонитель и колдун,
Ведьма, возвращающая юность,
Сторож кладов и травы Плакун –

Все спешат ко мне купальским летом
За волшебной силой – амулетом –
И устало просят: «Изготовь

Знак судьбы, чтоб в наши заговоры,
В чары и в проклятья, и в потворы*,
В ненависть вошла твоя любовь».

1992

* Потворы – колдовские действия.


***               

Уже поэты, но еще мальчишки,
Защитники идеи и земли,
Ушли на фронт…
Ни записные книжки,
Ни головы свои не сберегли.

Неторопливо, деловито, хмуро
Убила их великая война.
История родной литературы
Не вспомнит их простые имена.

И только незаметно краеведы
Опубликуют сбивчивый рассказ
О посвященных в чаянье победы,
О трепетно молящихся за нас.

1998


Старый воин

Молодежь решила быть в сторонке,
Лечит грыжу, прыщики и сплин.
Кто – в ларьке, кто – на бензоколонке.
Старый воин во поле один.

У него не конь, а просто кляча.
У него не меч, а ржавый дрын.
Кто-то плачет, кто-то деньги прячет.
Старый воин во поле один.

Никакого боевого поля
Знать не хочет просвещенный сын, -
Это придурь, прихоть алкоголя.
Старый воин во поле один.

У кого-то тяжесть от обеда,
У иных пропал гемоглобин.
Старый воин, высмеян и предан,
Умирает во поле один.

И у всех – ответ и оправданье.
Столько убедительных причин!
Старый воин рядового званья
Умирает во поле один.

Умер воин, что не знал покоя,
Не держал на Родину обид.
Кто же ныне головой седою
Да своим чудным желаньем боя
Позабавит племя молодое,
Малодушие передовое?
Кто от рабской доли защитит?

1998


Поиск

Удивительны линии гор!
Восхитительны глади озер!
Но о тундре начну разговор,
Не скупясь на высокие чувства…
Да не движется что-то строка,
Видно, память моя коротка
Или тема сложна для искусства.

Вспоминаю простор и туман,
Я – дитя кочковатых полян
И живу в этой скудной природе,
Утопаю во мхах и снегу,
Потому и молчать не могу…
А сказать ничего не выходит.

Не поэт, бессловесная тварь,
Я листаю толковый словарь
И «Теорию стихосложенья»,
И томлюсь, и не сплю, как сова,
И лысеет моя голова
От отсутствия воображенья.

Жизнь проходит, а где результат?
Результат – и не в склад, и не в лад.
Неужели все только причуда?
Где талант? Никаких перспектив.
Выпью водки. Прочту детектив.
Выжму гирю, что весит два пуда.

Разломаю затылком кирпич,
Ничего мне не надо опричь.
Не вздохну по родимому краю –
Тундра-тундра, лишайники, мхи…
И сижу – сочиняю стихи.
И сижу – и стихи сочиняю.

1998

***

Какое там служение? – когда
Растрачена молитва на стихи,
На сумраки упрямого труда,
На радости от точной чепухи.

И мается усталый черновик,
Избавиться не в силах от тревог
За верный звук и выверенный слог –
А миру не до наших тонких книг.
Какой там подвиг?!
Помоги нам Бог.

1998

***

Мы встретились с радостью. Хлеб преломили.
Хлебнули вина. И затеяли спор.
Я стал объяснять, что считает Вергилий.
А он говорил, что сказал Пифагор.

Смешное упрямство! Подобного тона
Сомнительной мысли не стерпит никто.
Я резко спросил: «Ты читал Честертона?»
Он буркнул в ответ: «А читал ты Кокто?»

И мы разошлись – отчеканивать слово.
И все было ясно. И не по пути.
Я крикнул вослед: «Почитай Соловьева!»
А он огрызнулся: «Толстого прочти…»

1992
               
               
***

Оставим кураж декадентов,
Прервем наш нешуточный спор.
Шумит бригадир, что цемента
Не хватит, что жидок раствор.

Прервем о стихах и сонатах,
О ритмах и мифах... Всерьез
Доверим на время лопатам
О форме и сути вопрос.

И утро реально и грубо
Смешает, почти примирив,
Мистический стиль Сологуба,               
Щебенку, анапест, тариф.

1986

               
***

                Ей в другую сторону...
                (из песни)

У нас теперь семья – единый дом,
И каждый день терпения уроки.
Я говорю:; На запад не пойдем!
А ты не хочешь думать о востоке.

Стоим на месте ; усмиряем нрав,
Друг друга открываем с удивленьем.
Но не гляди, прошу, на книжный шкаф,
Не увлекайся модным направленьем.

Не искушайся книгой о пути,
Что укрепляет только в укоризне.
Семья хрупка, ей не перенести
Горячий спор о смысле нашей жизни.

Терпенью учимся ; докучливый урок,
Зерно согласья осторожно сеем.
И чем тебе не нравится восток?!
Тогда – на юг, там все-таки теплее.

1984


***

Как воет метель! Как темно!
Проходят минуты и годы.
Душа моя смотрит в окно
На грозную смуту природы.

Зачем я живу на земле? –
Стареет душа и томится.
Зачем мои звезды во мгле
Тревожные спрятали лица…

1999


Небо Родины

Нас небо не влекло,
Как сложная шарада,
На плечи нам легло –
Держать кому-то надо.

Держать тяжелый свод
Приходится отныне –
Как уберечься от
Заносчивой гордыни,

Что курит фимиам
Про терпеливый гений,
Про светлый труд, что хам
Подпивший не оценит.

Вдохнешь лукавой лжи,
А небо и придавит.
Спокойнее держи.
Господь нас не оставит.

1997


***

Посмотрю на снег в начале мая,
Про себя решу, что повезло –
Замерзал Овидий на Дунае,
Мне у моря Карского тепло.


Мне хватает света и озона,
И на размышления – чернил.
Милый край не одного Назона
В вечной мерзлоте похоронил.

Майский снег на улице кружится.
Дал Господь насущный хлеб и кров.
Что мне Рим, надменная столица?!
Почитаю я молитвослов.

Не живи, душа моя, в обиде
И за лад благодари Творца,
Не ропщи на местность, как Овидий,
Все стерпи до самого конца.

1999


               
10.

Пока я собирался написать о зиме...

               
О любви

1
Ухожу -  отвергнутый любимой...
Как весна мгновенно изменилась!;
Осенью угрюмой обернулась
И еще немного, и заплачет,
Разревется, не стыдясь прохожих.

2
Нет, пожалуй, я преувеличил,
Нет, душа смятенна не настольно,
Чтоб весну и осень перепутать,
И дождя, я думаю, не будет.
И любимой называть не надо
Женщину красивую ; и только.

3
Ухожу – отвергнутый красивой
Женщиной. Но день стоит весенний,
Облачно и ветер, но на завтра
Обещали ясную погоду.
И красивых женщин очень много.
И весна недавно наступила.
Женщина как женщина – и хватит...
С внешностью совсем обыкновенной!

4
Женщиной отвергнут. Неприятно,
Но бывает с каждым человеком.
Слово-то неточное – «отвергнут»,
Не идет оно к моим привычкам –
Из иного стилевого ряда,
И подходит больше для романсов,
Чувственных романов с эпилогом.
Не отвергнут – просто «нет» сказала.
Нет, так нет. Все к лучшему на свете.
В том числе весенние прогулки!

5
Я иду и напеваю песню
О лазурном небе, южном море
И о стройных девушках на пляже,
И о светлом креме для загара...

1980


               
Литературная полемика

Музе свернули шею.
Критик обстоятельно доказывал,
что такое положение ее головы
соответствует определенной форме правды
и возросшим запросам читательских масс.
Но не все с ним соглашались.
Были мнения, что надо свернуть шею
в другую сторону.

1987


***               

Пока я собирался написать о зиме,
Наступила весна.

Пока я собирался написать о тебе,
Ты ушла от меня.

Пока я собирался написать,
Что ты ушла от меня,
Наступила весна.

1979

               
***

Воркута – по-ненецки означает
«место, обильное медведями».
Один из них решил как-то
проведать свои исконные владения –
и из него сделали хорошее чучело
для краеведческого музея ...
Вероятно, он так и не понял перемен к лучшему
(а кто их понимает?).
Просто не успел.

1990


               
Воспоминание о плохой погоде

Такое небо, как будто
его постелили над порогом –
вытирать грязные шляпы и головы...

1985
               
***

               Алтынного вора вешают,
              а полтинного чествуют.
                Русская народная пословица

Карманник алтынный, молись,
Не смог ты постигнуть размаха,
Пей чашу позора и страха -               
Висеть на веревке тебе.

Твоя незавидная роль -
Являть на общественной сцене
Трагичность преступных влечений
И неотвратимость суда.

А если кто видит обман,
Подлог в предлагаемой пьесе,
То всей независимой прессе
Придется смеяться над ним.

Что за обличающий тон?!
С ума вы сошли от гордыни -
Бродите себе по пустыне,
И жгите глаголом пески.

Хитрец трехгрошовый, молись –
Молись на полтинного вора,
Слова твоего приговора
Зависят от воли его.

Пока ты бездарно ловчил
И что-то по мелочи смыкал,
О будущем нашем великом
Он думал – и сил не жалел.

Полтинное дело тащил
По топкой российской дороге,
К обману алтынному строгий –
Висеть на веревке тебе.

1994


               
Достижение

Мы всегда были смелыми -
ничего не боялись,
                кроме правды,
а теперь нам и правда нипочем.

1988


***

Развиваются человеческие отношения,
Предательство все чаще становится во имя будущего,               
во имя дружбы,
а то и совсем бескорыстным...

И я подумал:– А не добавлять ли в водку
синильную кислоту?!
Надо же когда-то покончить с пьянством.

1993


               
***

Любовь приходила,
когда ей вздумается,
и на ревнивые вопросы:
– Где ты была?!–
отвечала:
- Какие у нас разные стихи...

1980

               

***

Нашим детям
холодно с нами,
и они жмутся к теплу телевизора,
к искусственному огню...
Господи, как мы слабы!..

1993


               
***

Мир упал мне на плечи,
а я не умею –
ловчить, как Геракл.

1997


***

Не знаю, что делать,
знаю, где можно купить гранатомет.
Но даст ли на это благословение батюшка.

1998




11.

Пойдем, душа, спасение искать...



Воспоминание о старости

Старый-старый человек плакал.
Он не научился утверждать:
«Не зря прожил…».
Не умел ворчать,
Что сутки стали короче,
А врачи невнимательнее.
Старый-старый человек плакал.
Он не хотел радоваться
Шумным переменам и тихим дням.
И никак не мог вспомнить,
Где же расстался с молодостью.
Старый-старый человек плакал.
Ему исполнилось двадцать лет…
Огромный возраст!
Жизнь стремительно исчезала.
И не было рядом
Доброго старца иеросхимонаха Анатолия,
Который бы просто сказал:
«А ты не торопись».

2000
               
***

Он источил в пути чугунный посох,
Хлеб каменный в дороге изглодал.
Сомнение мучительных вопросов
Вело его по хмурым городам
И полусонным весям, звонким росам,
Весенним грозам, золотым годам.
Беседовал со звездами философ,
Высоким их доверьем обладал.               
И понят был.
                И штормовые волны
С ним спорили до полной хрипоты.
И истина ему открылась, словно
Стихийное явленье красоты...

И только суд признал его виновным
В упрямом сочиненьи клеветы.

1988


               
Свобода

Нечистый дух,
Обживший русский пыл,
Вдруг удалился из страстей народных,
Ушел скитаться –
                и в местах безводных
Искал покоя, но не находил.
Покоя нет.
Решил тогда: вернусь
В знакомые пределы и приюты,
Откуда вышел, где я сеял смуты.
В пустыне – скука...
И спешит на Русь.
И видит,
Что оставленный им дом,
На время исцеленный от терзаний,
И выметен, и убран –
                но не занят! –
Украшен, но не поселилась в нем
Молитва.
И с собою семь других
Нечистых духов, и мрачней, и злее,               
Берет –
               и входит в смелые идеи,
В горячий спор и в бесшабашный стих...
Что с Родиной растерянной моей?!
Ее недугам нет никак исхода,
В ней бесы пляшут и кричат:– Свобода!
А матери хоронят сыновей.

1995


               
***


Слово «русский» запретно, поэтому честно и сладко, -
Чем настойчивей время твердит свою грозную месть,
Что нет русской души, нет ее непосильной загадки,
Что нет счастья для русской судьбы, -
                тем верней они есть.

Тем вернее, что время боится, лукавит, морочит
И, легко раздражаясь, клянет молчаливый народ,
И усердно скрывает под спудом египетской ночи
Вечность русского неба и русского утра приход.


Встанем, братья по слову запретному, справимся с ложью.
И помыслим о горнем. И вспомним знаменья святынь,
Что Отечество наше – Престола Господня подножье.
И о нем во спасение душ поревнуем.
                Аминь.

1996


               
Мать и сын

В русском городе Грозном под музыку пуль               
Жизнь со смертью идут, как военный патруль.
Сын – хороший водитель, он возит бензин
В русском городе Грозном.
                Единственный сын.
Мать глядит в телевизор, слепая от слез,
Вновь ей видится факел – горит бензовоз.
Комендантское время тревожит страну –
Мать с дорожною сумкой пришла на войну,
Закрывает собой чей-то дальний прицел,
В сумке брюки и куртка, чтоб сын их надел
И бежал бы – и бросил бы минную твердь,
Обманув командира, присягу и смерть –
От нелепого, страшного, злого труда.
Сын ей тихо ответил:– Нет, мам, никуда
Не поеду я – надо кому-то и здесь.
Ты же, помнишь, учила, что главное – честь,
Что на страх и на трусость есть совести суд.
Я сбегу, а Серегу и Женьку убьют?
Я сбегу - новобранца посадят за руль,
И, считай, что мишенью он станет для пуль,
Что таит - и не ведает - каждая пядь.
И его тоже ждет одинокая мать.
Комендантское время, лихая пора,
Убегай – и до сердца не тронут ветра.
Убегай, хоронись непогоды и смут.
Убежим – хладнокровно Россию убьют,
Не жалея на русскую долю свинца,
Расстреляют в упор, как мальчишку-юнца.
Мать рыдала, внимая сыновним речам.
И с последней надеждой вступила во храм,
Где исходит от строгих икон благодать,
И в смятенные души зрит Божия Мать –
И молитва простая звучит в тишине
О единственном сыне и скорбной войне.
Сбереги их, Владычице, юных солдат,
Отведи от судьбы их смертельный снаряд.
И пехотные роты спаси – проведи
Через минное поле безглазой беды.
Пресвятая, простри Свой незримый покров,
Сохрани их, единственных наших сынов...
В русском городе Грозном под музыку пуль
Жизнь со смертью идут, как военный патруль.

Март 1996


               
***

                Н.М.

В светлый час смертельного ристанья
Станет мир невыносим, как ложь, –
Ты слова Священного Писанья
Русским сердцем медленно прочтешь.

Повторишь их, разгоняя страхи,
Что терзали Божию рабу,
И уйдешь – искать среди монахинь
Песню и свободу, и судьбу.

Путь до неба предстоит неблизкий –
Восходить в молитвенном труде,
И тебя благословит епископ
Печь просфоры на святой воде.

И внимая делу упованья,
Посрамишь уныние и ложь,
И слова Священного Писанья
Русским сердцем медленно прочтешь.

И сольются перед образами,
Освещая келью и миры,
Благовест и горечь предсказаний,
Боль поэта и любовь сестры.

1995

               
***

Пойдем, душа, спасение искать –
Как нам любить сильней, чем ненавидеть.
Бескрайне небо,
                а тропа узка,
Ведущая в небесную обитель.
Погибнуть просто, так немудрено –
В путях широких изведясь в прилогах,
Извадив волю,
                думая о многом,
Когда одно лишь нужно,
                лишь одно:
Благая часть – смиренно пострадай,
Плод покаянья сотворяя в вере,
Стучи, стучи
                и достучись в те двери,
Что открывают Истину и рай.
Пойдем, душа, из неутешных мест,
Колена преклонивших пред Ваалом,
Переживем сомненья и усталость,
Услышим совесть и возьмем свой крест.
Возьмем свой крест –
                спасение искать,
Как нам любить сильней, чем ненавидеть.
Бескрайне небо,
                а тропа узка,
Ведущая в небесную обитель

1995


               
***

Не раскрылись глаза, не отверзлись темницы
И не сдвинулась с места гора. Так и впредь,
Все по вере – душа научилась казниться,
Но еще не умеет любить и радеть.

Все по вере – любви черновые страницы,
Золотого молчанья разменная медь...
Научи меня, Господи, тихо молиться.
Научи меня, Господи, стойко терпеть.

Русской смуты я тайные смыслы усвоил
И спешил рассказать, что известны ключи,
Что придет и спасет преподобный и воин,

Я же только поэт, и не в силах... Молчи!
Значит, вера слаба. Значит, путь мой спокоен –
Как покорно спокоен в кромешной ночи!

1994



***
               
                То вид Отечества: гравюра,
                На лежаке солдат и дура.
                И.Бродский

Не лик, а вид Отечества, гравюру,
Лубок мыслитель созерцать привык –
Кривую улицу, согбенную фигуру,
Железную кровать, священный броневик.

И потому все следует к сумбуру,
К распаду и крушенью,
                и мужик
Пьет политуру, славит диктатуру
И не читает запрещенных книг.

Холодный ум подлог не покоробит –
Он созерцает вид, а не юдоль.
Изыскан слог, его признал бы Нобель –
Решит академический Стокгольм...

А на Руси – и чернозем, и снег,
И сон, и бунт, и Бог, и человек.

1992


***

Когда поймешь, что ничего не значишь,
Что виноват кругом,
О счастье переменчивом не плачешь,
Льешь слезы о другом.
Что я ищу – каких великолепий.
Событий и услад?
В них смысла нет –
                исчезнут, словно пепел…
И вижу – младший брат
Лежит в объятьях смерти безобразной,
Глядит в небесный свод.
Душа его, ослепшая в соблазнах,
В какой предел бредет?
И как моей – растерянной, незрячей –
Предстать перед Судом,
Когда наступит час?..
                И тихо плачешь.
И виноват кругом.

2000


***

Я шел к алтарям,
А пришел к декабрям,
Я в сумерках русской державы
Плутал по идеям,
По снам,
По снегам –
Как дни оказались лукавы!

Вдруг нет никаких
Ни путей,
Ни идей.
Не видно ни зги, ни исхода.
Есть сбивчивый ямб
И усталый хорей.
Декабрьская ночь.
Непогода.

И жизнь обругала,
Как пьяный мужик.
Я выслушал мат и угрозы…
Пошел к алтарям,
А листаю дневник
И лью недуховные слезы.

1999

               
***

Никто не знает Бога и царя.
Ночь не проходит – в безднах декабря
Грустит моя мечтательная лира.
Где добрый плод? Уже лежит секира...
И жизнь проходит.
                Неужели зря?

1999



12.

Где сладкий дым Отечества?..

***

Не верь шишигам и халдейским книгам.
Отстой заутреню. И торопи отъезд.
И путь прямой лежит через Чернигов
И мимо славный Леванидов крест.

Во стольный град.
                Грозят хазары игом
И разореньем князю. А окрест
Разбойный свист.
                Ни милостей, ни выгод.
Но Бог не выдаст,
                а свинья не съест.

Не верь волхвам,
                их ведовским уставам,
Их ворожбой беды не отвести.
Спеши –
                уже стоят на переправах
Сторожевые зоркие посты.
Черным-черно.
                В усобицах держава.
Лукавые советники в чести.

1992


               
***

Сошники-то у него из булата,
Пашет поле на соловой кобыле,
Но задумался Микула-оратай
О невиданной напасти и силе.
Из былины он взирает пытливо –
Налетел на Русь, грозит нешутейно
Ворог «Брифинг-допинг-альтернатива-
Демпинг-кемпинг-лизинг-клиринг-контейнер».
Ловок тать и дело ладит с размахом –
И уже стеною заросли терний,
И слова избыл певучие бахарь,
И коровы не мычат на деревне.
Зрит Микула – срок пришел испытаний.
Утолить не может русской печали –
Где же вы,
                богатыри и крестьяне?!
Все на брифингах.
                Ушли – и пропали.

1990


***


Война наступит завтра?
                Нет, сегодня –
Уже идет и ставит блокпосты.
Но радуются бесы в преисподней,
Что храмы православные пусты,

Что мы глотаем слезы на могилах,
Забыв о Боге, веря в миномет.
И потому нам нужен поп с кадилом,
Блаженный поп – он души отпоет.

Он отпоет решительных в печали
И за друзей рискнувших головой,
Что милость Божью грубо отвергали,
Но Родину и душу не отдали
Демократичной злобе мировой.

Нам нужен поп, чтоб не чернеть от мести,
Ветхозаветной мести…
                Сердце, пой –
Тихонько пой с церковным хором вместе
Молитву «Со святыми упокой…».

2000

               


Испытание веры

             ...Услышав об этом, пришли
             хазарские евреи и сказали:
             «Слышали мы, что приходили
            болгары и христиане,
            уча тебя каждый своей вере...»
                «Повесть временных лет».
                Год 6494 (986).

У Перуна и ус золотой,
И серебряный лоб, только душу
Одолело сомнение – слушал
Князь Владимир о вере иной.

Проповедник, хазарский семит,
Объяснял на доступных примерах,
Чем мудра иудейская вера –
И какие законы хранит.

Бог един!
И Ему посвящай
День субботний – седьмой – непреложно,
А свинину вкушать невозможно,
Если ты собираешься в рай.

Князь задумался – сколько затей!–
Позабыть и кумиры, и тризны?
Князь спросил:
– Где же ваша отчизна?
Где же ваша земля, книгочей?

– Наша родина – Ершалаим.
– Там ли?
– Только во власть христианам
Отдана –
И рассеян по странам
Наш народ,
Гневом Божьим гоним.

– Коли так поступил с вами Бог,
Нам хотите вы те же невзгоды?
Как дерзаете наши народы
Звать под своды своих синагог?!

Как пророков дерзаете стих
Толковать не себе в укоризну?!
Обретите сначала отчизну,
А потом и учите других...

1994


               
***

Деревня Вешки смотрит телевизор,               
Крутой американский боевик.
Сбивает на экране грузовик
Сенатора.
                Гадает экспертиза.

И нет улик. Но есть звезда стриптиза.
И челюсти акулы. И тайник
В гробу раджи. И призрак. Женский крик!
Убийца-робот прыгает с карниза.

И напрягает зрение и нюх
Рябой упырь. И рокер стриты рушит.
И за измену босс девицу душит

И прячет тело в ящик для подушек.
Деревня Вешки затаила дух.
Былин не помнит. Не поет частушек.

1992
               

               
***

Где сладкий дым Отечества? Лишь гарь.
Разбой уже не спишешь на погоду.
И что-то должен русскому народу
Сказать неправославный государь.

И упростились нравы и словарь,
И новую предчувствую угоду
Крикливой черни.
                Прочно входят в моду
Бродвейский сленг, японский календарь.

И познаю, внимая пестрым дням,
Бездолицы, безладицы,
                укрепы,
Что надо возводить страну, как храм,
Испытывая благодать и трепет.

И гарь вдыхаю.– Драгоценный пепел
Разносит ветер по материкам.

1992


***


                И подошедши разбудили Его и сказали:
                Наставник! Наставник! Погибаем. Но Он
                встав запретил ветру и волнению воды;
                и перестали, и сделалась тишина. Тогда
                Он сказал им: где вера ваша?
                Лк. 8, 24-25

Где вера наша? Черная волна
Бьет с океанской силой и размахом.
Душа молчит. Она во власти страха.
Молитва, как погода, холодна.

Где вера наша? Обрели сполна
Простора и безбрежности свободы,
Ревет стихия и вздымает воды.
Молитва, как эпоха, холодна.

Где вера наша? Снова бьет волна,
И тонет, как суденышко, страна,
И погибаем – робкие, скупые
И гордые заступники России.
Молитва, как измена, холодна.

1999


***

Молчит народ от скорби и хвороб,
Глядит на мир тревожно и устало.
Что ожидать?  Тюрьму с лесоповалом,
Суму с чумой? Войну или потоп?

Вникает в безнадежный гороскоп
И вымирает - тихо, без скандала.
И все никак – неужто били мало?! –
Не перекрестит толоконный лоб.

И рассуждает – может, пронесет.
И повезет. Какой еще исход,
Какой позор египетского плена?

Наварим из картошки самогон –
И никуда не гонит фараон,
И море Красное,
                как горе, по колено.

2000
 


***

Как поживаешь, не молчи,
Старинный друг мой – в Петербурге
С тобой не возятся хирурги,
А также прочие врачи?

Не пьешь ли водку так, что плоть
Покоя ищет под забором,
Под кафедральным спит собором?
Да упаси тебя Господь.

Какой идеей одержим,
Каким талантам рукоплещешь?
Вновь утешаешь падших женщин,
Со злом сражаясь мировым?

Конечно, лучше не греши,
И мировое зло – не шутка.
Закончишь язвою желудка
И расслаблением души.

И скажут: выдохся поэт,
Остался скряга и филолог.
А нам с тобою только сорок,
И сорока-то нету лет!

Все можно снова – накупить
Таблеток и боеприпасов,
Уныние урочным часом
В Неве широкой утопить.

Пускай уже который год
Среда снедает и округа –
Пиши. И мы поймем друг друга,
И мы посмотрим, чья возьмет.               

1998

***

Сердце заплачет – война! Ты его отвлеки
Щебетом птичьим и плавным теченьем реки.

День-то какой! За рекою брусника и бор...
Если опять о предательстве, то перебор.

Хватит о тайных тевтонах и русских гробах,
Поговори о другом – о ботве и грибах.

Поговори о другом, как стремительный стриж
Небо без устали славит,
Но ты промолчишь.

Ты промолчишь о жаре и густой синеве,
Как стрекоза заблудилась в высокой траве.

День-то какой! И безоблачен хрупкий простор!
Если опять о предательстве, то перебор.

1996


               
***

Помилуй, Боже, и от беззаконий
Очисти мя – терзает душу стыд.
И слышу я, что мчатся Твои кони –
Какой тревожный, грозный стук копыт!

Сняты печати. Скорбь на небосклоне.
И звук Трубы колеблет трон и скит.
И близок час – и гнев Твой непреклонен –
Грядет великий день. Кто устоит?

Так сокрушайся, сердце! Слышишь топот?
То кони Апокалипсиса...
                Стих –
Корыстный ямб, лукавый темный ропот

Аз пред Тобою только сотворих.
Помилуй, Боже – окропи иссопом
И отврати лице от грех моих.

1992

               

***

Как тихо!
В природе покой.
Почему все говорят о конце света?

1999





СОДЕРЖАНИЕ

1. По-русски плачет над рекой ветла....
Звезда Рубцова
«Речешь, безумен в сердце: Бога нет...»
«Если вдруг доживем до расстрела...»
«По-русски плачет над рекой ветла...»
«Ты говоришь, что ты – народ...»
Исцеление
«И храм взорвут, искрошится гранит...»
«Работай, душа!..»
«Иконы плачут…»
«Стали люди сгорать, как сухие дрова…»
«Преподобне Антоние Сийский…»
«Даст Бог...»

2.  Краткий миг бессмертья...
«Прием процедур и таблеток...
«Увы, страницы летописных книг...»
«Провинция пылко нелепа...»
Воркута
Сухари
Из Екклесиаста
«Город молод – то спит, то мечтает..»
«Итак, тебя зовут Татьяна...»
«Мне тяжелы с людьми порою встречи...»
Средство от одиночества
«В задремавшую душу вернулась тревога...»
«Исключений не будет...»

 3. В ожидании России
Молитва русских
«Вам пора собираться...»
«Молитвы время…»
Февральские думы
«Монах по городу идет...»
«На кладбище тихо...»
В привокзальной пивной
Видение аввы Маркелла
«Сколько странных гостей отовсюду!..»
«Когда нас к собранности душ…»
Воркутинский пейзаж
Диалектика ожидания
 
4. Одна любовь спасает и спасет...
«Вновь наступит весна...»
«С востока запах гари доносило...»
«Порядок строг...»
«Снедает душу вовсе не нужда...»
«В лесу, где лешим сломана нога...»
«От железного слова планета...»
«Нет больше февраля…»
«Наверно, там, где горные распадки...»
Упрек
«Прости меня...»
«Поэты – себялюбцы, гордецы...»
Венчание

5. Как несбыточно слово!..
«Жил русский поэт – он от Бога обрел...»
«Как несбыточно слово!..»
«Пророки читают молитвы...»
Место мести
«Кастальская каста, вельможи...»
«Не строга зависимость...»
«Ее стихам настал черед...»
«Его в сосновый гроб положат...»
«Как часты с унынием встречи...»
«Изведем себя неутешные...»
«Не пишется... И возмутиться нечем...»
«Сочиняешь стихи…»

6. Нас легко предавать...
«Нас легко предавать...»
«В Отечестве нашем любезном...»
«В решительных словах космополита...»
«Что нам остается?..»
«Усталость, зима и морока...»
«Видения торопит наркоман...»
Они…
«Город мой изменился…»
«Цитировал Сартра, страдал, что народ ...»
«Любимая дщерь Вавилона...»
«Не взвоют враждебные вихри...»
«Мы – не скифы, мы – русские...»

7. Я понимаю их, душа понять не может...
«Был ясен день, вела дорога к цели...»
Вековой опыт
Встреча с цыганкой
«Советуют друзья...»
Гласность
«Еще один нищий на помойке…»
Суп из топора
«Сказка – ложь, зато намек сгодится...»
«До чего же грязно!..»
«Кому нужны семейные печали…»
«Зря людей старательно пугаю...»
 «Привычно начинаю...»

8. Кто-то помолился обо мне...
«Счастливые повести наши скучны…»
«Нас ожидают яма и петля...»
«И день спешит мой...»
«Прости, Господь, что я извел года...»
Совет оптинских старцев
«Беспечные братья, мы стали седы...»
«Прельщенные нежданным урожаем...»
«Поселился в типографской краске...»
«Строим дом, понимаем детей...»
«Душа моя, не считай седые волосы…»
«Страсти, страсти – гордые стихии...»
«Обратятся империи в пыль…»

9. Оставим кураж декадентов...
Марина
Изготовитель амулетов
«Уже поэты, но еще мальчишки...»
Старый воин
Поиск
«Какое там служение?..»
«Мы встретились с радостью…»
«Оставим кураж декадентов...»
«У нас теперь семья – единый дом...»
«Как воет метель! Как темно!..»
     Небо Родины   
«Посмотрю на снег в начале мая…»

10. Пока я собирался написать о зиме...
О любви
Литературная полемика
«Пока я собирался написать о зиме...»
«Воркута по-ненецки означает...»
Воспоминание о плохой погоде
«Карманник алтынный, молись...»
Достижение
«Развиваются человеческие отношения...»
«Любовь приходила...»
«Нашим детям...»
«Мир упал мне на плечи...»
«Не знаю, что делать…»

11. Пойдем, душа, спасение искать...
Воспоминание о старости
«Он источил в пути чугунный посох...»
Свобода
«Слово «русский» запретно...»
Мать и сын
«В светлый час смертельного ристанья...»
«Пойдем, душа, спасение искать...»
«Не раскрылись глаза, не отверзлись темницы...»
«Не лик, а вид Отечества...»
«Когда поймешь, что ничего не значишь…»
«Я шел к алтарям…»
«Никто не знает Бога и царя...»

12. Где сладкий дым Отечества?..
«Не верь шишигам и халдейским книгам...»
«Сошники-то у него из булата...»
«Война наступит завтра? Нет, сегодня...»
Испытание веры
«Деревня Вешки смотрит телевизор...»
«Где сладкий дым Отечества? – лишь гарь...»
«Где вера наша?..»
«Молчит народ от скорби и хвороб...»
«Как поживаешь, не молчи...»
«Сердце заплачет – война!..»
«Помилуй, Боже, и от беззаконий...»
    «Как тихо!..»



Литературно-художественное
издание

Андрей Гельевич Попов

СОКРУШАЙСЯ, СЕРДЦЕ!

Стихи

Редактор П.М.Столповский
Художественный редактор Г.Н.Шарипков
Компьютерная верстка – ...
Корректор ...

ЛР № 010039

Сдано в набор 19.05.98. Подписано в печать ... Формат 70х90/32. Бумага ... Гарнитура «Балтика». Печать офсетная. Усл. печ. л. ... Уч.-изд. л. 3,5. Тираж 500 экз. Заказ № ....

Коми книжное издательство.
167610, г. Сыктывкар, ул. К.Маркса, 229.

Отпечатано в Кировской областной типографии:
610000, г. Киров, Динамовский пр., 4.