Есть город...

Есть город, по гриновски светел и чист,
в душе моей вечно прописан.
Он шлёт мне незримого нимба лучи,
бравурен, остёр и изыскан.
                Друг фарта и риска.
 
Здесь бронзовый Дюк  на бульваре стоит,
задумавшись, держит свой свиток.
Но в позе его некий юмор сокрыт,
и шутят над ним одесситы.
                Ох, бисовы диты…
 
Здесь дворик любой о своём говорит,
смешав, что далёко, что близко.
Здесь неповторимы узор, колорит,
и «рэчи» одесской изыски.
                …Ильф, Бабель, Багрицкий…
 
Под куполом грёзы на лонже полёт,
и блазнь тут, и явная небыль.
И, может, кто знает, весь этот компот
как раз оттого, что там не был.
                Под этим вот небом…
 
Я грежу о встрече, «Осанну» пою,
и вечная  мне ты невеста.
Но в солнечном мае я вдруг узнаю:
убита, убита Одесса.
                Убита Одесса.
 
Душили её телефонным шнуром,
беременной – чрево пинали.
Сжигали её сатанинским огнём,
живую её разрывали!
                Вот так – убивали…
 
Библейская казнь, хоть здесь нету креста,
но сутью – до нЕльзя яснее.
Мир предал тебя, как предали Христа,
отдавши Его фарисеям.
                Подлей и мерзее…
 
Скорбь душит. Кляп в горле. Бессильны слова.
Какими словами расскажешь?!
Взрывается бомбой моя голова,
мир полон кровавою кашей.
                Я умер – вчерашний…
 
…Вселенский есть выход Одессы – разлит
бескрайним индиговым плёсом.
С тобой наше горе в разверстый зенит
давай прорыдаем, Утёсов…
                С тобою, Утёсов…
 
В поволжской степи, в зауральском снегу
покоя мне нет, нету места.
Я не был в Одессе и быть не смогу,
поскольку убита Одесса.
                Убита Одесса.