Из сборника 72 весенних мига

На развалинах зимушки резвятся ребёнки,
под ногами хрумкает сухая,
рассыпчатая халва,
растопырены лучики литой золотой гребёнки,
ползут по освежёванному асфальту,
по мокрой щебёнке,
по моей разлохмаченной голове.
От странного морока осоловел,
разомлел,
потому-то и сплоховал,
рухнул в холодную лужу,
взбаламутил колючую льдистую взвесь,
будто бреду над теченьем свинцового Волхова,
вроде седого волхва,
шагаю по мёрзлой земле,
служу звенящую службу,
а вы всё томитесь,
озверясь,
изверясь,
дышите жидкой, пустой, прозрачной баландой,
дышите на ладан.
Эти ли люди кровь смешали с Непрядвой?
Неладно.
Неправда.
Изъедены ядом
кажинный стольный град и захолустная весь.
Древний раскольник уходит в дремучий лес.
Хвойные лапы,
гусиные лапки,
стоптанные лапти.
Пятки вместе,
носки врозь.
Слёз гроздь,
почвы горесть
полнит стылую горсть.
Свет дробится в узорчатых кронах сосен,
проливая на снег причудливые письмена,
сочатся смолой дуновенья воспрянувших вёсен,
звонкая птичка,
бойкая птичка,
родная, влюбись в меня!
Синичка чирикнет,
будто бы спичка чиркнет,
будто сверкнёт колосок на весеннем солнышке,
и защебечет молчавший доселе фитиль,
и проблеснёт в глухом закутке лучинка,
будут маяться-щуриться злые глаза,
глядя из-под околыша.
А крохотный город укрыт дебелой ладонью,
хмурые серые стёкла косятся исподлобья,
идут белые снеги над чёрной Обью,
идут и будут идти,
метель царапает,
хлещет дробью,
но что с того?
Торчать взаперти?
Али нам
жить и жить
и
жизнью засеять родящие жирные пажити?
Вот и вся недолга.
Степенно, как
тёплые грозы,
течёт величавая Волга,
пролегает наш путь,
прекрасный и яростный,
нехоженый,
дальний -
мы
идём
к золотому веку
днями и трудами.
Ь.